Селисский137 теперь директор в Киеве. Очень деятельный и увлеченный. Ну, пора кончать.

Живем мы вчетвером. Объективно говоря, плохо, т. е. очень бедно, но по сравнению с прошлыми годами хорошо, и нужда нас не гнетет. Сын мой, Светик (Сергей), светит и греет. Привет Ольге Николаевне138 и Василию Николаевичу139, последнему – от всех нас.

Письма Татьяне Борисовне Лозинской 140

В связи с получением доверенности на Ваше имя я получил разрешение послать Вам внеочередную открытку. Меня волнует вопрос об оплате авторов. Авансы были даны: Ивану Михайловичу141, Николаю Владимировичу142, Сергею Александровичу143, Софии Михайловне144. Это авторы, писавшие о районах. Авторы руководящих статей аванса не брали. Переписчики оплачены частично. Пусть с ними договаривается Юлия Федоровна145. По музейной части авансы выдавал Борис Павлович146. Не знаю, удастся ли Вам найти список авансов, поэтому о некоторых придется спросить авторов. Авансы маленькие, от 10 до 20 рублей. Если издательство пожелает снять мое имя как редактора – я не возражаю.

Привет мужу, дитяти и Кисе147.

Штамп: Проверено Начальник Дома Предварительного Заключения148.

Буду номеровать свои письма: это первое. Так легче переписываться, а в связи с решением вопроса о судьбе детей, столь затянувшимся, это важно.

Отъезд Светика, как я и думал, вверг меня, надеюсь – на время, в горькую печаль. Я следил за уходящим поездом и физически ощущал сгущавшийся вокруг меня мрак одиночества, и только мысль о том, что он всегда со мною, поддержала меня. А день был такой светлый, овеянный дыханьем приближающейся весны! Мне кто-то сказал сочувственно: «Лучше бы этих свиданий не было, от них еще хуже потом». Ну нет, как бы плохо ни было, но я бесконечно благодарен за свиданье, оно надолго заполнит разгоревшимся чувством любви мою жизнь, согреет ее. Вечером было северное сиянье такое великолепное, какого я никогда не видал. Это были не снопы, как обычно, а трепетали лучезарные крылья, заполнявшие большую часть неба. Повторилось сиянье и в следующую ночь. Я отыскал созвездие трех волхвов (в Орионе) и вспомнил, как Светик, глядя на три пуговицы моего рукава, сказал – «это у тебя тоже три волхва». А дома на кровати – забытая его подушечка, и когда я лег спать, то ощутил ее под своей головой как его ласку. Он во сне все ласкал меня. Я его часто будил толкая, он открывал глаза и начинал рукой гладить меня или прижимался ко мне. А его подушечка – мне теперь словно остаток его ласки, словно она впитала его сны, его думы и мечты. Светик мне показался очень маленьким, таким же глупым мальчушечкой, каким был, полным шалостей, фантазий и скрытой нежности. В этом <1 слово нрзб> много-много застенчивости и скрытности в том, что для него особенно важно. Вспомните его на кладбище.

Какое же счастье, что он побыл эти три дня со мною, всколыхнув всю мою жизнь. И если с этим связано страдание, то да будет благословенно и оно.

Я сейчас полон Светиком: его движеньем, голосом, улыбкой, взглядом, его песнями, шутками, проказами, полон благодарностью, что его привозили ко мне. В нем я ощутил и его мать, едва уловимую в чертах лица, вложившую в него столько любви, и эту любовь я ощущал как печать, возложенную на него. И если он и Танюшка будут хорошими людьми, то мне ничего больше от жизни не надо, ничего. И в моей жизни, значит, все хорошо.

Простите, что все писал о сыне, но сейчас ни о чем другом писать не мог. Думаю о Вас и Вашей семье постоянно и встречу с Вами считаю одним из благословений моей жизни.

Сейчас я один в своей комнате. Жалобно мяучит кошка – она рожает. Когда я подхожу к ней и ласкаю ее, она перестает мяукать, а начинает мурлыкать. Чувствует, что не одна, и вот я как-то не могу этого обстоятельства объяснить рефлексологией149, а по умбрийской школе150 выходит понятно. Ну, всего светлого Вам и Вашей семье.

АКССР, г. Кемь. УСЛОН Кемский отдельный пункт.

P. S. Калоши купил.

Только что получил карточку Тани, большое спасибо. Перед отъездом на линию решил написать Вам. Побившись с канцелярской работой (мне даже в газетной экспедиции пришлось поработать счетоводом, вот было наказанье!), я решил получить новую квалификацию и провел практические занятия по геологии151. Теперь мне предстоит без достаточной теоретической подготовки ехать на линию коллектором152. Геология меня интересовала всегда, и я, приступивши к ней, чувствую, что и на душе стало спокойнее, яснее. На свой выбор я смотрю серьезно. Он мне и в будущем даст возможность прокормить детей. Видите, я стал думать о будущем, а это хороший знак. На душе у меня теперь бывает хорошо. Нельзя было в жизни сразу пережить все то доброе, что мне было дано судьбой. И вот вложенное в меня тогда теперь раскрывается во всей полноте. Я брожу по горам. Ходил на вершину, где полянка и ели, откуда вид на озеро153. Было уже около 12 ночи, и как я наслаждался одиночеством! Какое это было благо для человека. Недавно был там под утро и встретил восход солнца. Восходит оно над озером. Краски яркие, с массой нежнейших переливов. Геология еще больше сблизит меня с природой. И с простой жизнью. И как я жду, что наступит время, когда на душе будет тишина. Мне жаль расставаться с этими местами. Но я надеюсь снова вернуться и встретить весной здесь детей. А как они хорошо мне иногда снятся. Но как редко снится Таня. А Таточка и Павлинька ни разу не снились. Я буду бороться с тоской о детях. Мне все же боязно за их путешествие зимой.

О Вас думаю не только с чувством любви и благодарности, но и с каким-то удивлением. Простите.

В Вашем письме меня огорчило Ваше недовольство отношениями с сыном. Это, вероятно, на почве Ваших забот о его здоровье. Или есть и другие причины?

Как я рад, что мне не нужно сейчас ни о чем просить. Вещи свои получил полностью, и какая радость для меня была встреча с ними. Из дому получил три посылки. Вот только писем из дому от детей все нет как нет. Обо мне не грустите. Все пройдет, одна правда останется. Так часто говорила Таня.

Привет вашей семье.

Адрес мой прежний. Когда узнаю новый, напишу. Письма мне перешлют.

Путеводитель по Ленинграду еще не получил. А как чувствует себя Киска?