Услышав имя кормилицы, из зашторенной половины шатра выбежала Клеопатра, переодетая в белоснежную римскую тунику.

– Отец у меня никогда не было кормилицы. Меня кормила мать своей грудью! – настороженно с удивлением сказала дочь, стараясь говорить, как можно тише, почти шепотом.

– Не беспокойся, дочь, это ко мне доверенное лицо с донесением. – Ответил фараон, стремясь успокоить ее. В это время в шатер вошла сгорбленная сухонькая преклонного возраста невысокого, почти карликового роста женщина. Она настороженным и колким взглядом осмотрелась и уставилась в принцессу. Птолемей некоторое время с удивлением стал смотреть на гостью. Затем, решив удовлетворить свое любопытство неожиданным появлением незнакомой гостьи, жестом приказал дочери уйти на свою половину. Клеопатра крайне удивилась этому визиту, но страхи не покидали ее, даже тогда, когда Авлет сказал ей, кем на самом деле является Онисия. Жизнь Клеопатры во дворце, где случился заговор и предательство в ее семье. И теперь без осведомителей сберечь власть ее отцу было невозможно. С этим Клеопатра поспешно скрылась за шторой. Визитерша ни слова не произнесла, пока прислуга не вышла из шатра. Как только последняя служанка покинула опочивальню фараона, женщина сняла паранджу, стерла сажу с лица ладонью, и пред Авлетом возник сухощавый загорелый с медным оттенком кожи, невысокий мужчина. Под паранджой на нем были одежды и снаряжение египетского воина, на груди болтался на черном кожаном шнурке странный амулет.

– Приветствую тебя, Птолемей. – Приложив правую ладонь к груди, и низко кланяясь, стал говорить вошедший. – Я послан к тебе небом, чтобы обезопасить твой путь к Оракулу Амона Ра. Меня зовут Кшатр, я жрец храма бога Шивы Натараджы, что находится в Индостане. Я здесь потому, что ты совершаешь паломничество в храм Амона к жрецам, предками, которых, были асуры и демоны. Они были изгнаны из земель Индии. Я здесь, чтобы уберечь род Птолемеев от замыслов недоброжелателей, посягающих на твой трон. Я следую с твоим караваном из Мерса-Матрух. В пути мне довелось присмотреться ко всем из сопровождающих тебя. Врагов не заметил. Будь спокоен, путь твой безопасен. – Снова, поклонился Кшатр.

Авлет кинул ему мокрый холст из мягкого льна:

– Кшатр, вытри твое лицо, оно испачкано сажей, как у демона из страны теней на берегу Стикса. – Кшатр, поймав на лету влажную ткань, стер сажу с лица:

– Я вижу, что ты родом из юга Египта и никак не выдашь себя за инородца. Но, то, что ты жрец, я не вижу доказательств. – Авлет сделал паузу, выразительно смерив пришельца с ног до головы своим взглядом, – Ты явился сюда, как гость, и путь мой в святилище Амона Ра не должен быть омрачен ничем, поэтому я оставляю тебе жизнь. Я считаю, что бог Амон Ра прислал тебя, чтобы путь мой был удачен, это знак свыше. Скажи слугам, которые готовят пищу, пусть накормят тебя.

– О, наместник бога Амона Ра на земле, не стоит твоего божественного беспокойства обо мне, я не голоден. А вот, что мне велено передать тебе могущественными небесными силами, охраняющими твой путь к святилищу Оракула этот амулет, открывающий путь к усыпальнице Александра Великого и к его несметным богатствам лабиринта под землей храма Амона Ра. – С этими словами Кшатр, снял амулет и вручил Птолемею. Фараон положил дар Кшатра на свою ладонь, внимательно осмотрел его. Это был металлический ключ из незнакомого материала. С одной стороны ключа закреплена пластинка с зазубринами в виде мелких выступов. С противоположной, державка упиралась в полукруг, закрепленный средней выпуклой частью в канавке стержня-державки. Птолемей обратил внимание на слом края этого полукруга, похоже было на то, что кто-то умышленно отломил половину кружка от державки ключа..

Авлет вопросительно взглянул Кшатру в глаза, взвешивая в уме его истинные намерения. Загорелый, почти темный оттенок кожи придавал ему вид жителя с верховьев Нила. И никак не производил впечатления служителя храма бога Шива Натараджа с земли Индостана. Кшатр поспешил сказать:

– Этот ключ даст тебе уважение Оракула, власть и богатство, какого еще не знали правители Египта, о, великий наместник бога Зевса-Амона на земле.

«О, да! Это было бы кстати. Ведь мне сейчас так нужны деньги, из-за которых назревает смута в Египте». – Подумалось фараону, вслух же сказал, – Как дальше ты будешь вести свою миссию? – напуская на себя величия и важности, проговорил, давая понять гостю, что тот принят в караван.

– Мне нет никакого смысла оставаться с тобой. Будет полезно, если я сегодня ночью выеду в оазис и там разузнаю и разведаю все, что необходимо знать для безопасного твоего пребывания в столице Агурми оазиса Амона. – Сказав это, Кшатр выжидательно стал смотреть фараону в глаза. Авлет молчал. Надев на шею амулет, он спрятал его у себя на груди, стал вдумчиво рассматривать пришельца. Его удивляла гордая осанка и смелость во взгляде пронзительных черных глаз, как он смотрел прямо на фараона, что не могли позволить себе простолюдины и слуги, и воины из его охраны. Это был человек свободный и независимый, об этом говорило его поведение с властителем Египта, одного жеста, которого было достаточно, чтобы голова этого тщедушного с виду человека мгновенно слетела с плеч, прояви ночной гость, хоть намек на враждебность к неприкасаемой персоне царя. Пауза затягивалась, фараон продолжал, молча смотреть на визитера. Затем медленно проговорил:

– Ты прав Кшатр, так будет благоразумнее. Но, ответь мне, как ты собираешься пересечь пустыню за оставшиеся пять дней пути, да еще и в одиночку?

– Я согласен с тобой повелитель. Все эти пять дней я буду с караваном. Оставшийся отрезок дороги, спустя пять дней пути, я уйду первым и выполню намеченную миссию. – Важно ответил гость.

Авлет был смущен гордыней, которую он наблюдал в поведении пришельца, и, чтобы не привлекать внимания охраны уходом из шатра гостя, сказал ему:

– Ты можешь выйти из шатра незамеченным, пройдем со мной. – Авлет подвел гостя до задней стенки шатра к висевшему на стене ковру. Откинул полог ковра, сказал: – Смотри, здесь в шатре устроен незаметный выход, открыть его можно только изнутри, отодвинув вот эту бамбуковую жердь. – Авлет обхватил пятерней бамбуковую подпорку шатра, потянул на себя. В шатре мгновенно образовался проем. Кшатр быстрыми движениями надел на себя паранджу и со словами Авлета: – Я распоряжусь, чтобы тебя приняли в слуги-повара, будешь при кухне весь отрезок пути.

Кшатр кивнул головой фараону в знак благодарности, и тенью выскользнул в образовавшийся ход, скрываясь в ночной тьме лагеря.

Когда разговоры гостя с отцом стихли, и шатер наполнился тишиной, Клеопатра, терзаясь мыслями об Антоние, решилась выйти к отцу.

– Я не могу спать.

Авлет налил себе в чашу пальмового вина, пригубив, сказал:

– Так всегда бывает на новом месте.

– Почему то в Риме я засыпала быстро, отец.

– В Сирии и Риме ты была еще ребенком. Сейчас же ты молодая и красивая принцесса. Тебе уже, дочь моя, пятнадцать лет. Это расцвет юной девушки. А в твоем возрасте молодые принцессы редко засыпают спокойно. – Сказал Авлет, догадываясь причину бессонницы дочери.

– Отец поиграй мне на флейте, под ее чудесные звуки беспокойство и страхи проходят, мысли успокаиваются и навиваются приятные сновидения…

Кшатр, крадучись, пробрался к углу стенки шатра, где был вход в опочивальню фараона и взглянул на маячившую в темноте фигуру охранника, что стоял там. В это время из шатра раздались мелодичные звуки флейты.

Дионисий, услышав нежное звучание флейты, пробасил в ночь, как ему казалось, своему напарнику, караулившему вместе с ним вход в шатер:

– Не зря фараона двенадцатого из Птолемеев прозвали Авлетом. Он даже в пустыне не расстается с флейтой. – Но его напарник уже не слышал. И Дионисий громче сказал товарищу:

– Григорис, чего не отзываешься, когда тебе старший караульный говорит?!

Григорис в это время не мог слышать его. Он разлегся на холодном песке, положив голову на щит из панциря морской черепахи, и уже крепко спал, согреваясь возле жарких углей костра, и отозвался лишь громким храпом, забыв о своих обязанностях беречь божественного наместника бога Зевса на земле, фараона Египта Птолемея XII Авлета. Дионисий не стал будить товарища. А небо над шатром, барханами пустыни, спящими верблюдами и лошадьми посреди площади городка – сияло бесконечным множеством звезд.