Зигурд снял с себя оставшуюся одежду, взял Доминику за руку, и они вошли в реку. Ее ступни погрузились в мягкий песок, а после душной палатки было так приятно окунуться в освежающую воду. Доминика поплыла, наслаждаясь прохладным течением, которое нежно обволакивало тело, смывая усталость и унося прочь все тревоги. Зигурд плыл рядом с ней, рассекая поверхность сильными движениями рук и вздымая снопы брызг, сверкающих в лунном сиянии.

Напряжение покинуло уставшие мышцы Доминики, а тело стало легким и расслабленным. Она легла на спину и подняла глаза, любуясь созвездиями на черном бархате неба. Зигурд взял ее на руки — она казалась совсем невесомой. Ее груди с темными сосками соблазнительно выступали из воды, он не удержался и принялся ласкать их теплой ладонью.

— Я хочу тебя! — шепнул он ей на ухо.

— И я тебя, — ответила Доминика, крепко обнимая его за шею.

Он поцеловал ее, сначала нежно и трепетно, а затем — все жарче и сильнее. Кончиком языка он приоткрыл ее губы и настойчиво проник внутрь. Доминика обвила руками его плечи, жадно отвечая на поцелуй, ее дыхание стало тяжелым, она постанывала от удовольствия.

Зигурд вынес ее на берег. Дрожащие капли серебристо мерцали на ее гладкой коже. Доминике стало немного холодно, и она тесно прижалась к теплой груди любимого.

Он бережно положил ее на шелковую траву и опустился рядом. Она перекатилась на бок, прильнув спиной к его горячему телу.

Зигурд поцеловал ее в висок и тихо спросил:

— Ты меня любишь?

— Да! — прошептала она.

— Моя Скилик! — выдохнул он и коснулся ее шеи жаркими губами.

Ладонь возлюбленного пробежалась по ее бедру, скользнула по крутому изгибу талии. Кожа Доминики покрылась мурашками, она прогнулась назад, еще крепче прижимаясь к нему спиной. Он нежно сжал ее ягодицы. Она повернула к нему голову, и он приник к ее губам страстным поцелуем. Его рука легла на ее грудь, возбуждающе поигрывая набухшим соском.

— Ты прекрасна, моя девочка, — прошептал он и принялся покусывать ей мочку уха.

Доминика замурлыкала, как довольная кошка. Зигурд опустил ей руку между ног. Она сжала бедра, прижимая его пальцы к самому чувствительному месту, и начала сладострастно тереться о его ладонь.

— Обожаю тебя, — простонал он и притянул ее к себе. Она выгнулась ему навстречу, и он вошел в нее сзади.

Доминика задохнулась от острого блаженства. Первые толчки — медленные и плавные — окутали ее томной негой, заставляя забыть обо всем на свете. Затем движения стали быстрее и глубже, и Доминика самозабвенно подчинилась нарастающему темпу, не в силах сдерживать стоны, слетающие с ее губ.

Зигурд жадно ласкал ее грудь, гладил живот и бедра. Она ощущала его жгучее дыхание на затылке, он что-то шептал ей по-хейдеронски, она не могла разобрать его сбивчивых слов. Она безраздельно отдавалась ему, горячо всхлипывала, ненасытно извивалась и вздрагивала всем телом. Волны безграничного наслаждения накатывали на нее одна за другой, как морской прибой накрывает берег бурлящей пеной, и отступает, чтобы через мгновение вновь нахлынуть на него с удвоенной силой.

Зигурд двигался все быстрее, сходя с ума от неукротимой страсти. Доминика едва могла сдерживать крики, весь мир перестал для нее существовать. Ночь обнимала их ласковым теплом, запах свежей травы наполнял воздух, а легкий ветерок обдувал их разгоряченные тела. Они любили друг друга и были единым целым.

Зигурд протяжно застонал, несколько раз быстро вошел в нее, затем сделал последний, самый глубокий толчок, и замер, растворяясь в невыразимом наслаждении.

Доминика вытянулась в струну, и тесно прильнула к нему спиной, блаженно упиваясь его близостью. Она тяжело дышала, ее тело слегка подрагивало. Горячие слезы невольно потекли из глаз при мысли о том неизбежном моменте, когда им придется расстаться. Она не знала, как сможет без него жить, он стал ей бесконечно дорог.

Зигурд крепко обнимал Доминику, зарывшись носом в ее влажные волосы и с упоением вдыхая их аромат. Прохладная трава, словно пушистый ковер, мягко ласкала их обнаженные тела. Влюбленным очень не хотелось отрываться друг от друга, но, увы, пришла пора возвращаться в лагерь.

========== 29. Гроза ==========

Солнце нещадно палило, предвещая грозу. Всадники скакали почти весь день, лишь время от времени делая небольшие привалы, чтобы дать отдых лошадям. Наэлектризованный воздух липкой патокой обволакивал их тела, и даже густая тень раскидистых деревьев не приносила желанной прохлады.

Равнины постепенно сменились холмами, густо покрытыми бархатом зеленых лесов. Дорога шла в гору, и всадникам пришлось замедлить ход, чтобы не утомлять лошадей. Они миновали несколько деревушек и предместий, нигде не задерживаясь, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

Под ярким солнцем земля казалась мирной и безмятежной, но все же в воздухе витало смутное напряжение. Проехавший мимо фургон беженцев; рота солдат, марширующих по мосту; спешно возведенные укрепления на окраинах городов — все говорило о том, что Монтерру лихорадит, что скоро грянет война.

Под вечер небо затянуло свинцовыми тучами, ветер усилился, и горизонт время от времени начал озаряться короткими вспышками молний. Доминика с беспокойством поглядывала на потемневший небосвод. Если разразится буря, то они сами и все их припасы промокнут до нитки. Их легкие палатки могли укрыть лишь от небольшого дождя, но не от сильного ливня. Если они не найдут убежища, то им придется мерзнуть всю ночь.

Зигурд гнал во весь опор. Он знал, что где-то по дороге есть постоялый двор, и хотел успеть добраться до него прежде, чем начнется гроза. Идея ночевать в придорожной гостинице не приводила его в восторг, это было рискованно, но мокнуть всю ночь под проливным дождем было бы еще хуже.

Где-то вдали прогремели глухие раскаты, и с неба сорвались первые капли дождя. Кони, почуяв грозу, забеспокоились, затрясли гривами и нервно заржали. Горизонт затянуло темно-серой густой пеленой, прорезаемой резкими всполохами молний. Воздух наполнился благодатной прохладой, подул сильный ветер, пригибая к земле густую траву. Ласточки с пронзительным щебетанием низко проносились над самой дорогой, чудом избегая лошадиных копыт.

Впереди показались огни — это был трактир. Путники подъехали к нему и спешились. Хаотично расставленные телеги и фургоны заполонили все подворье, а вдоль ограды были привязаны множество лошадей, мулов и ослов.

— Похоже, все занято, — промолвил Себастьян. — Может, поедем дальше?

Зигурд поднял голову к небу. Ветер крепчал, капли дождя заливали глаза, все чаще и чаще сверкали молнии.

— Нет, — сказал он. — Больше трактиров не будет до самого Хейдерона. Мы переждем бурю здесь.

В стойле под навесом не осталось места, и беглецам пришлось привязать лошадей к ограде на заднем дворе.

Они толкнули тяжелую дверь и вошли внутрь. В плохо освещенном зале царили шум и гам. Спертый воздух, пропитанный табачным дымом и вонью множества тел, заставил путников невольно поморщиться. Все столы были заняты посетителями, кое-кто примостился даже на полу.

В открытую дверь со свистом ворвался прохладный ветер, и взоры всех присутствующих обратились к вошедшим. Доминика и Себастьян оробели от столь пристального внимания, а Зигурд как ни в чем не бывало направился через все помещение к барной стойке. Там он принялся что-то втолковывать хозяину, но из-за гомона толпы молодые люди не смогли разобрать ни звука.

Посетители отвернулись от новоприбывших и снова принялись за свои дела. Доминика украдкой рассматривала их из-под широких полей своей шляпы. Она заметила, что большинство из них имели светлую кожу и русые или рыжие волосы, и среди них было довольно много женщин и детей. Голоса их звучали резко и отрывисто, они говорили по-хейдеронски.

«Наверное, беженцы», — сообразила Доминика, вспомнив приказ герцога Альберди об изгнании «неблагонадежных» хейдеронцев из Кастиллы. Правители других городов, скорее всего, также последовали его примеру.