— Останься.
— Зачем? Ты же сказал, чтобы я ушла, — обиженно заявила Фернанда.
— Я не говорил, чтобы ты ушла. Я просто не хочу объясняться. Побудь со мной, ни о чём не спрашивая. Завтра ты всё узнаешь. Но оставь мне наше сегодня.
Фэр ничего не поняла, но гнев её утих — голос Джерри звучал ласково. Поэтому она села обратно на стул.
— Да, там в квартире ещё кое-что есть. Зеркало вынимается из рамы, — схватив руку девушки, он прижал её к груди.
— И?
— Вынь его. Я тебя очень люблю… Хотя завтра ты этого не вспомнишь, — закрыв глаза, Джерри впал в дремоту, иногда касаясь губами запястья Фернанды.
Она чувствовала: это проявление любви — искреннее. Ну почему он такой несговорчивый, колючий, как ёж? Она никогда его не поймёт!
Рука затекла от хватки Джерри. Время приближалось к полуночи, но освободилась Фэр, когда Джерри вырубился. Поцеловав его в губы, она ушла домой. Буквально валилась с ног — такими тяжёлыми, сумасшедшими оказались эти два дня. Ей хотелось слопать быка и спать, спа-ать! А день наступающий грозил, наконец, выявить личину маньяка.
====== Глава 47. Иерархия ======
Утром в доме стоял бедлам. Тётя Фели, что снимала стресс экстравагантными выходками, организовала митинг.
Её позитивная натура жаждала отвлечься, и к Вирхинии в изолятор она сходила только раз — принесла ей одежду, еду и книги. И больше не пошла, сетуя — Вирхиния в одной камере с воровками и убийцами, а тётя не хотела видеть её в этой компании. Да и у Вирхинии кукушка явно отъехала. Про Эдди, которого похоронили накануне, она и не вспомнила, но называла себя ангелом, что отрезал крылья и притворяется человеком. Её миссия на земле — родить нового Иисуса, хотя первый получился бракованный. Она созналась: анализы показали патологию ещё до родов, но Вирхиния считала аборт грехом, а совершённое ею убийство Эдди — святым жертвоприношением богу.
Тётя Фели, наградив дочь тумаками, отказалась слушать эту ахинею и ударилась в творчество — сказку «Мой розовый пудель», которую дописала в день смерти Эдди.
Ухлопала тётя на это три месяца — подвиг для её неусидчивого характера. Первой она заставила прочитать шедевр Маргариту. Наперекор скептицизму Фэр, та сказку похвалила.
— Это, конечно, не Шекспир, — заключила Марго, — но для первого раза неплохо. Миленькая сказочка для детишек.
Маргарита посоветовала тёте Фели отнести работу в издательство. И тётя сходила. Аж в три. В одном ей моментально указали на дверь, ссылаясь на неформат. Во втором скривились: графоманов, жаждущих, чтобы их издали, — тьма. И никому не докажешь, что они не Коэльо и не Гарсиа Маркесы. Тогда тётя Фели пошла в третье издательство — детской и юношеской направленности. И её сказку взяли на редактуру.
Сегодня она получила свою писанину назад. А там… Мили! Тысячи миль правок! Всё зачёркнуто и море красно-жёлто-зелёных примечаний злобного редактора. А приписку в конце тётя вообще сочла издевательской: «Если вы всё исправите, возможно, мы вас опубликуем. И добавьте экшена, читатели это любят».
Тётя Фели впала в такую истерику, что решила пожаловаться всему кварталу. Но обегать каждого соседа было муторно, поэтому она залезла на крышу.
— Это сказка! Детская сказка про дружбу! Про миленькую собачку, которая любит косточки, своего хозяина и своих друзей! Какой экшн? Ещё бы эротику потребовали! Чокнутые редакторы! Совсем долбанулись! — вопила тётя в рупор. Лысая Барби, тявкая в унисон, играла с пластмассовой косточкой, скрябая ею по вазонам с цветами-мухоловками — единственными выжившими из сада тёти Фели. — Какая вопиющая несправедливость! Но в обморок я не упаду! Я им ещё покажу! Я нарисую транспарант и выйду на улицу! Я поведу за собой народ! Мы встанем у двери этого гадской конторы и будем орать, пока они не оглохнут. Долой бюрократию! Долой неграмотных редакторов, которые перекрывают дороги талантливым авторам, публикуя одних бездарей!
Весь квартал, собравшись под окнами, глазел на это любопытное зрелище. Кто-то хихикал в кулачок, а кто-то откровенно ржал. Одни качали головами с негодованием — им загадили субботнее утро. Иные вещали: тётя Фели опасна и ей нужна психиатричка. А третьи были уверены — скоро дамочке надоест и она утихнет.
Замученная Фэр, которая еле сползла с кровати, вмешиваться не стала. Растолкав Маргариту, велела ей тётю заткнуть — по её вине та попёрлась в издательство. Но Марго была занята — ошивалась у зеркала, чтобы идти в Рехистро Сивиль подавать заявление на регистрацию брака с Тосом.
Быстро перекусив, Фернанда выскочила из дома, по пути вскрыв конверт, найденный в почтовом ящике. Пришёл он на имя Вирхинии из медицинского центра — результат анализа на ДНК. Пробежав его глазами, Фэр узнала: вероятность отцовства Берни — 99,9%.
Этого следовало ожидать. Ну Вирхиния и дура! Повесила бы ребёнка на Амадо или Берни, глядишь, замуж бы вышла. Но она полезла к Джерри! Фернанда не могла простить кузину, а после трепанации черепа Эдди презирала её до глубины души. Лицемерка! Ведь кичилась животом, привилегии выбивала, но раз не вышло похвалиться младенцем перед подружками и в соцсетях, он стал ей не нужен.
Пихнув конверт назад в ящик, Фэр села на мото. Зарулила в Пуэрто Мадеро. Наврав консьержу, что оставила у Джерри вещи, поднялась наверх.
В квартире изменений не было. Кровь, засохнув на полу, превратилась в чёрно-коричневое пятно. Дамас отсутствовал. Наверное, Нанси забрала его в особняк. Не каждый человек способен вернуться в квартиру, где совершено преступление. Она тоже еле-еле домой заходит. Пусть детскую и комнату Агустины заперли, а холодильник выбросили, Фернанда думала о переезде. Да, это родительский дом, где живут воспоминания, но убийства перечёркивают их все.
Поблуждав по квартире, Фэр вспомнила о цели визита. Джерри говорил про зеркало, которое надо вынуть из рамы. А их здесь три!
Она поднялась наверх. Большое зеркало в спальне было громоздким. Закрывая полстены, оно рамы не имело. Фэр не увидела в нём ничего подозрительного. Второе зеркало, овальное и тоже без рамы, занимало потолок. Туда она не залезет!
Третье зеркало находилось в ванной, куда Фернанде заходить не улыбалось. Хотя Джерри жив и крови там не было — только засохшие лепестки. А воду с пола убрали. Вставленное в медную раму, зеркало никаких креплений и защёлок не имело. Взяв плоскую пилку для ногтей, Фэр вставила её между рамой и зеркалом — и, чудо! — стекло сдвинулось. Девушка толкнула его, и оно повернулось, явив заднюю стенку. К ней скотчем был приклеен коричневый конверт.
Фернанда вскрыла его — письмо и некая схема. В уголке обеих бумажек — рисунок крылатой змеи, ползущей по розе. То была структура секты Angelis Pacis Amare с иерархией и именами людей, в ней состоящих, включая Брата и Астралис. И главное — жертв. Джерри всех сдал. Ну даёт!
Покинув ванную, Фэр залезла на третий этаж и села в шезлонг-качели. Тут не было напоминаний об убийствах, поэтому она смогла сосредоточиться. Развернула письмо:
«Angelis Pacis Amare — Братство мира и любви. Организовано в 1971 году Николасом Шультсом. После того, как секта была запрещена в Чили, Шультс сбежал в Аргентину, где получил срок за наркоторговлю. В 2005 году был освобожден досрочно благодаря адвокату Касперу Брёкке. Секта возобновила деятельность в 2014 году в Аргентине. Возглавлена сыном Николаса Шультса, Тобиасом Прадо, бывшим музыкальным продюсером. Структуру и иерархию Братства ищите в схеме*…».
Так стоп! Фэр прервала чтение. Ведь адвокат Брёкке рассказал ей эту историю. Мельком. Мог и специально давать наводку, а она не просекла — тогда не знала о Братстве. Николас Шультс — наркобарон, которого Брёкке вытащил из тюрьмы. Он и подарил ему поместье, расплатился за свободу. И Каспер Брёкке дружил с его сыном, продюсером Тобиасом Прадо, поэтому и вытащил его отца. Это было последнее дело Брёкке как адвоката. Но сначала он и Тобиас выручили из колонии Джерри. И именно Тобиас раскрутил его в дуэте с Леонелем Лоэ, младшим сыном своего друга. Выходит, Джерри с организаторами секты знаком давно. А когда Тобиас из продюсеров переквалифицировался в Брата, он втянул в секту и Джерри, и Марлене. Всё складывается.
