Ладислао про себя восхищался любимым светловолосым сыном. Кассия питала равнодушие к обоим мальчикам, но явно делала ставку на Леопольдо, как на будущего наследника, и Данте грызло желание выклевать её янтарные глаза. Леопольдо же играл роль, выставляя себя добрым, милым, лучезарным ангелом, но над макушкой его плавала золотая корона.

Салазар тоже умел притворяться — внешне он не реагировал на колкости матери, холодность отца и лицемерное заступничество брата, однако, когда он повернулся к Данте и протянул ему кусочек банана, тот уловил очередную мысль — она вспыхнула ярко, чуть не ослепив: «Чтоб ты сдох!».

«Что я тебе сделал?» — удивился Данте, беря из его руки банан.

«Ты — ничего, тебя я люблю. А он — сделал. Появился на свет и украл у меня родителей», — он кивнул в сторону Леопольдо.

«С виду он милый».

«Ты-то хоть не ври! — скривился Салазар. — Неужели ты не видишь, что он притворяется хорошим, чтобы выигрывать на моём фоне».

Этот мысленный диалог перебило шипение Кассии:

— Эу, я же велела проследить за тем, как он оденется.

— Но молодой господин захотел одеваться сам, сеньора, — отговорилась служанка.

— Он опять не надел подвеску. А в ваши обязанности, Эу, входит следить за тем, чтобы он носил её всегда. Слышите меня, Ландольфо? — переключилась Кассия на сына. — Сколько раз повторять, что вы должны надевать фамильную подвеску. На вас мне глубоко плевать, — подчеркнула она, — но я хочу защитить семью от недуга, который вы разносите вместе со своими мерзкими предками. Вот Леопольдо никогда не забывает о бдительности.

— Да он гений! — выплюнул Салазар гадливо.

— Что-что вы сказали?

— Ничего.

— Вот и помолчите. Чтобы после завтрака надели подвеску. И не смейте обижать брата. Он пойдёт далеко и прославит наш род, пока вы будете влачить убогое существование до тридцати трёх лет — дня вашей долгожданной для всех смерти, — добила Кассия, и над головой её нарисовался томагавк.

Салазар молча сжал кулаки, а Данте в негодовании взъерошил перья. Ну и семейка!

— Эу, будьте любезны, подавайте десерт, — велел Ладислао тоном капризным и не терпящим возражений. — Немедленно, пока я не выгнал вас за нерасторопность!

Эу скрылась в дверях, и Ладислао сменил тему, опять заговорив спокойным, немного жеманным голосом.

— А вы слышали последние новости? — обратился он к супруге. — Сегодня утром опубликовали в «Придворном вестнике». Новая стычка торговых кораблей Испанской Империи с этими разбойниками, французскими корсарами [1]. Неподалёку от порта Кальяо. Они буквально разгромили испанскую флотилию и украли множество мешков с золотом.

— Я слышала об этом, дорогой, — с приторной улыбкой ответила Кассия. — Но ведь флотилия Испанской Империи была без сопровождения конвоя, хотя они обязаны доставлять грузы только под охраной военных кораблей.

— Если бы Филипп V не попытался вторгнуться на французский престол [2], сейчас не происходило бы такого вопиющего безобразия у наших берегов, — вздохнул Ладислао.

— Ах, как грубо с вашей стороны осуждать короля, — заговорив шёпотом, Кассия оглянулась на окно — не подслушивает ли кто с улицы. — Вы занимаете высокую должность при дворе вице-короля, Ладислао, поэтому не смейте и думать о таких вещах, а тем более произносить их вслух. Иначе вы подведёте себя к гильотине, а нас — к позору.

Эу принесла десерт: пирожные с лимонным кремом, калиссоны [3] и чай с флёрдоранжем [4]. Ладислао покорно замолчал, а птица на спинке стула раздражённо зевнула. Времена меняются, правители тоже, а разговоры и проблемы одни и те же. Неужели аристократы все такие нудные?

Кассия высокомерно-снисходительно глядела на мужа и с интересом на Леопольдо — тот расковыривал вилкой пирожное, притворяясь, что он объелся. Салазар подражал брату в попытке есть, как аристократ. Но, когда Кассия отвлеклась, он засунул пирожное в рот целиком и извозил в креме щёки и нос. А затем протянул Данте сочную грушу, которой тот с удовольствием полакомился.

Наконец завтрак подошёл к концу и Салазар вынырнул из-за стола первым. Под критичные вздохи отца и ядовитое шипение матери он выбежал в сад.

— Мы едем кататься верхом! Давай, Гуэну, быстрее, пока не явился учитель хороших манер и не оставил меня дома! — выкрикнул Салазар, устремляясь в конюшню.

Белоснежная андалузская лошадь с длинной, как фата, гривой, носила очень подходящее ей имя Невеста и вызвала у Данте щенячий восторг, когда Салазар ловко оседлал её.

На Невесте он миновал сад с тысячей многоцветных роз, скамьями и беседками, увитыми плющом, и вольерой, где гуляли павлины. Ездил верхом он блистательно, особенно для девятилетнего мальчика-аристократа, который никогда не пас овец.

Салазар гнал лошадь по мостовой, не боясь ни людей, ни экипажей, а чёрная птица дронго парила в вышине, расправив крылья. Данте, ощутив было зависть при виде Невесты, позабыл о ней, как только взлетел. Необыкновенное блаженство, эйфория наполнили его, когда он увидел над головой облака и лазурные небеса, а впереди — бесконечный, залитый солнцем горизонт. Крылья держали его сами и, ловя потоки воздуха, он почувствовал свободу, какой не испытывал доселе никогда.

Домой они вернулись после обеда и сразу угодили под горячую руку Кассии — та влепила сыну такую затрещину, что мальчик упал.

— Как вы посмели уйти из дома без разрешения и развлекаться неизвестно где? — прохрипела она страшным голосом, от которого в дрожь бросало. — Полдня угробили на мерзкую кобылу. А я сто раз говорила — никаких опасных игр. Вы не вправе умирать до тридцати трёх лет. А сегодня приходил мсье Франсуа, учитель хороших манер. Он прождал вас целых четыре часа. К тому же вы пропустили обед. Неблагодарный! Вас кормят, одевают, учат всему, хотя вы этого недостойны. Вы ошибка природы, которая не должна была появляться на свет. Я ждала одного сына, ждала, как благословение Господа. А родились ещё и вы, никчёмный довесок. Мы вынуждены терпеть вас, ваши выходки, вашу бесовщину, а вы отвечаете вопиющим неуважением.

— Кассия, довольно, оставьте его. Пусть растет как сорняк, — вмешался Ладислао. Схватив Салазара за воротник, он поставил мальчика на ноги. — Идите в комнату и не высовывайтесь оттуда. Вы наказаны за непослушание и за то, что расстроили свою мать. Останетесь без ужина! — прикрикнул он.

Шмыгнув носом, Салазар кинулся вверх по лестнице.

— Прекратите бегать и топать! Аристократы должны ходить чинно, высоко неся голову. И наденьте подвеску, сколько раз повторять! Вы же угробите нас всех! — Кассия, наконец, повысила голос, чтобы мальчик услышал её с лестницы.

— И уберите эту птицу, глаза бы мои её не видели. Я вот-вот начну чихать, а потом умру! У меня такой хрупкий организм! — добавил Ладислао, когда Данте, поднимая ветер крыльями, рванул за Салазаром. — Ну всё с наказанием покончено! На сегодня я выполнил свою норму по воспитанию. Больше ничего от меня не требуйте, дорогая, я устал, — и он плюхнулся на канапе рядом с Леопольдо, который читал журнал. Последнее, что услышал Данте — снисходительную реплику мальчика:

— Ах, мой брат так несносен! Как можно прогуливать уроки хороших манер? Они так важны для нашего будущего! Но, мама, папа, давайте простим его, ведь он не ведает что творит.

Остаток дня Данте провёл в комнате Салазара: прыгал по шкафу и жерди, сидел на окне и лакомился фруктами, любезно приготовленными Эу. Сам Салазар, заперевшись на ключ, занялся магическими книгами.

Колдовство мальчика Данте ошеломляло. В девять лет Салазар одним взмахом руки двигал предметы, растворял их в воздухе, меняя размер и структуру; он зажигал свечи и канделябры щелчком и вызывал воду из огня; превращал старый мятый пергамент в живые цветы и разговаривал с ними, как с людьми. Книги он не просто читал, он изучал их внимательно, записывая схемы движения рук и пальцев для определённых видов магии, и изменял их как хотел. Также Салазара интересовало всё, связанное с превращением человека в животное или в другого человека и создание эликсиров и артефактов. И у него была врождённая способность читать мысли. Данте не знал, какого бога или чёрта благодарить за то, что оказался единственным, чьих мыслей Салазар не видел без зрительного контакта. Вероятно, изумрудное кольцо уберегало его от разоблачения. Но мысли остальных мальчик читал даже на расстоянии. Данте понял это, когда Салазар вбежал в комнату, схватившись за голову и восклицая: «Эти люди меня достали! Не могу больше, я всё время слышу, о чём они думают!».