Ему было совсем немного стыдно. Он выставил девушку алчной и циничной, распущенной и беспринципной дрянью, которой не знакомы такие понятия, как верность и порядочность. Но он успокаивал себя тем, что содержания этого разговора девушка не узнает никогда. Да и в любви, как на войне. Все средства хороши.
========== Глава 17 ==========
— Всё, работай, — тренер похлопал по груше, оставляя нас наедине.
Я будто этого только и ждал. Воткнул наушники и принялся отрабатывать удары, с каждым распаляясь всё сильнее и сильнее.
Столько накопилось всего, нервы требовали разрядки, и тренировка пришлась кстати.
Сука! Сколько же может быть в человеке дерьма! Сам всё похерил, сам. И приперся же весь такой из себя павлин! Пафосный, смотрел на меня будто оценивал. Я не брезгливый, но после такого взгляда хотелось помыться.
Стоял, рассуждал, жизни учить пытался.
От злости вколачиваю в грушу удар за ударом. Из-за колотящегося сердца музыки толком не различаю.
«Все они такие».
Зубы сжимаются до скрипа от одного только воспоминания. Как можно вот так просто поливать грязью человека, с которым когда-то были вместе? В голове не укладывается, но закипаю от того, что этому мудаку удалось-таки поселить в душе сомнения.
Да, черт побери, я обычный. Нет у меня ни отца богатого, ни тачки крутой, но разве для неё это важнее, чем сам человек? Важнее, чем чувства?
Решил, что знает девушку лучше меня. Как облупленную.
Ни!
Хрена!
Не знает он её вообще ни капли!
Погуляет и вернётся, не может такого быть! Не такая она, не может быть такой.
Он так обыденно говорил об этом, словно такое уже случалось. Словно она уже была так с кем-то, как со мной.
Не видя ничего от злости, бью по груше ногой с разворота, в попытке выплеснуть гадкое ощущение. Так зарождается недоверие, а я не хочу не доверять ей.
— Воу, воу! Что она тебе сделала такого? — Макс отскакивает от летящего в его сторону снаряда.
— Да, на хер! — я выдергиваю наушники и сбрасываю перчатки на маты.
— Кость, случилось чего? — хмурится брат, наблюдая за происходящим. — Ты чего-то совсем в себе, даже меня не заметил.
И он чертовски прав, нельзя быть таким невнимательным. Подошел почти вплотную, а я увидел его только в последний момент.
— Забей, просто задумался!
Пытаюсь отдышаться и взять себя в руки. Воздух, мне нужно на воздух. Грудь сдавливает, легкие будто огнём гореть начинают. Я бросаюсь на улицу. Слишком много всего навалилось и явление мажора не единственное, что выбило из колеи.
— Ты в последнюю неделю слишком часто так задумываешься! — бросает мне в след Макс.
Плюхаюсь на лавку, откидываясь назад, чтобы дышалось легче. Держусь недолго. Глядя на трясущиеся руки, сую в рот сигарету.
— Поговорим? — он садится рядом и протягивает мне бутылку воды. Я отмахиваюсь. — Развеяться бы тебе. Погнали в бар?
На мой непонимающий взгляд добавляет:
— Выпьем, девочек снимем. Чего смотришь, сколько у тебя уже бабы не было-то? Вот мозги и набекрень.
Ага, если бы только в этом было дело.
— Для Кати место на кладбище решили выкупить и крест поставить, — как на духу выдаю я. И будто бы легчает, словно невысказанное и сжимало грудную клетку.
— Вот те здрасти, — даже Макс теряется. — Погоди, пяти лет не прошло. Её не могут признать умершей. По закону во всяком случае.
Я бросаю на него взгляд. Жалею о сказанном, только моё это всё, и допускать посторонних, кажется неправильным.
— Я тоже самое сказал, но меня и слушать не стали.
— Кость, они родители всё-таки и это правильно, что хотят жить дальше. Их тоже можно понять, сколько можно изводить себя?
Я сплёвываю и прикуриваю новую сигарету, затягиваюсь глубже, полностью заполняя легкие дымом.
— И ты вроде как тоже решил отпустить всё это. Девушка вон даже появилась.
Макс не пытается укорить меня, но звучит именно так. Ещё какое-то время назад мне казалось, что позволить себе радоваться будет кощунством по отношению к Катерине. Но время прошло, и вроде смог убедить себя в обратном. Казалось бы, полегчало. Примирился, решил жить дальше, даже захотел этого, а тут, будто старую рану расковыряли. Да и мудак этот ещё…
— Кот, только не начинай опять корить себя. Уж кто-кто, а ты всё, что мог, сделал.
Выбрасываю окурок и растираю лицо ладонями. Взъерошиваю волосы и поднимаю взгляд на брата.
Макс напряжен, но не решается сказать что-то ещё и просто ждёт.
— Что кстати с ней, как? Раньше-то постоянно переписывались.
— Она просила взять паузу.
— И ты раскис из-за этого? — он облегченно усмехается.
— Мудак этот ко мне приходил, — ловлю непонимающий взгляд Макса и спешу разъяснить. — Глеб этот её, прикинь, прям в автосервис заявился.
— Нахрена?
— Да я сам так и не понял. Пургу гнал на тему — все бабы одинаковые. Хотел, чтобы я от Ани отстал. Утверждал, что она всё равно меня кинет скоро.
— Ты ему по роже не дал?
— Хотел, если честно. Но этот ведь то ещё дерьмо, приползет потом к ней и будет в уши лить, смотри, мол, какой он псих.
— Этот может, хитрожопый гад, — соглашаясь, Максим кивает. — А с чего она вдруг паузу взяла, после такого-то в машине? И вообще, я видел, ты к ней ночью ушел. Как оно, в этот раз никто не помешал?
— Макс, — вижу по глазам, что ждёт подробностей, ухмыляется с любопытством. И будь со мной тогда другая, я бы как-то может и прокомментировал.
— Понял, понял. Личное и всё такое, — хмыкает он и больше тему не развивает.
Макс, Макс… ах, если бы не он.
Своим появлением он умудрился разрушить и без того хрупкую атмосферу доверия. Ощущения близости не только тел, а будто обнажения душ. Момент настолько хрупкий и интимный, гораздо сложнее, чем просто секс.
Ничего подобного со мной не было никогда. Эгоистичное желание получить удовлетворение куда-то испарилось, от одного только её взгляда мне было хорошо. Меня распирало от чувств, желания обнимать, любить её, дарить ей ласку, до сладкой дрожи хотелось, чтобы стонала от удовольствия. Со мной, моя любимая сладкая девочка.
Ночью я-таки набрался смелости и пришел. Забрался под одеяло, подспудно боясь, что она проснётся и погонит в шею. Не знаю, спала ли, но в ответ на мои объятья так же спокойно посапывала.
Я же робко, но тесно обнимал её, словно в последний раз. Хотел надышаться ею, уткнувшись в волосы, пахнущие весной и сладкими цветами.
Злила ситуация и моя реакция на неё. Внутри бурлило от растущего бешенства. Ведь сам же всё знал с самого начала, теперь было даже стыдно.
В горле стоял ком, который ни проглотить, ни запить, ни заглушить никотином не удавалось. Он словно бы даже рос от этого, набухая болючим нарывом.
Грудь сдавливало от одной мысли, что утром её придётся отпустить, снова.
Она никогда и ничего мне не обещала, но легче от этого не становилось. Ревность сдавливала на шее свои ледяные ручонки, когда представлял, что девушка помашет мне рукой и опять уйдёт к другому.
— Да не загоняйся ты, ну не звонит и не звонит. Свет, что ли на ней клином сошелся? — он вроде дружественно хлопает меня по плечу, но это провокация. Хочет вывести на эмоции, не со зла, конечно, просто не хочет, чтобы всё держал в себе.
— Раньше мне так и было, — после всех своих расставаний, плевал и шел дальше. После недолгой паузы добавляю: — Но с ней всё иначе.
Девушка просила дать время, чтобы разобраться в себе. Мне пока удавалось терпеливо ждать.
Телефон молчал.
— А, что если она меня так отшила? Ну, типа слилась. Я буду звонить, а она трубку не возьмёт и всё, — выпалил я растерянно. — Да не, детский сад какой-то!
Макс меня слушал, вертя в руках зажигалку, и иногда многозначительно хмыкал.
— Да-а, влип ты, Ромео, — хмыкнул даже сочувственно. — А она что думает по этому поводу?
Я только и смог, что развести руками. Не из любопытства же она целовалась со мной.