- Нет. Тайна не моя, извини. Если тебе важно, спроси у самой Катарины.
Я внимательно посмотрела в лицо Юргену, в его светло-карие ореховые глаза, и не увидела неуверенности в его "нет", и ни капли вины.
- Ты меня что, на безотказность проверяешь?
- Да.
- Разочарована?
- Наоборот. Я хотела услышать именно это.
Юрген сделал несколько шагов в сторону, и увлек меня от павильона - под каштан, в сумерки парка, подальше от света и прохожих:
- Что ты мне еще приготовила? Где моя арена испытаний, чтобы я заранее продумал стратегию?
Попытка веселый тон переделать под строгий не удалась. Я во всем чувствовала, что он счастлив и воодушевлен. Юрген звенел, как струна, и резонировал в пространство своим счастьем.
- Ничего я не приготовила. С языка сорвалось...
- Ирис, я не смогу себе изменить даже тебе в угоду. Люблю тебя до безумия, но все-таки по-человечески, а не как фанатик.
Опять меня окунуло в нескромное блаженство от слов. Он шепнул "Моя" и поцеловал.
А если я его никогда не полюблю так, как он этого заслуживает? Не дорасту до взаимности такой же сильной, - что будет? Он примирится и продолжить со мной жить, зная, что сердцем так и не открылась, что любимым он так и не стал? Я не смогу. Сама уйду, не стану травить надежду и так будет честно. Только...
Мне понравилось его "нет". Понравилось проявление характера, и Юрген стал на шаг ближе. Подкупала не его любовь, которая грела сердце, а он сам - будто разглядела черту и влюбилась в нее. Одну черточку из многих черт. Моя надежда окрылилась новым перышком - буду его любить. Даже если мир перевернется, и он остынет, я, кажется, буду его любить.
- Есть хочешь?
- Хочу.
- Скажи еще раз.
- Очень хочу!
Из укрытия пришлось выходить. Я выбрала пирожков, выбрала стаканчик какао и маленький шоколадный батончик с помадной начинкой. Себе он набрал на свой вкус, и мы ушли на дальнюю лавочку к памятнику, чтобы не мешать никому и спокойно поговорить. Я спросила Юргена о работе, но он махнул рукой:
- Все в штатном режиме. Просидел смену в процедурном, все скучно и просто. Весь внимание по пограничным делам, так что ты рассказывай. Как твой день?
- Была у старосты, встречалась, как уже знаешь, с Катариной... у нее тоже сигнал не стандартный. Ты не успел у Германа спросить, не звонил ему?
- Нет. Я лично спрошу, я же с ним дежурю. Хотел даже вас познакомить сегодня, но он ни в какую - застрял на остановке. Говорит, к шести ровно подойдет к первой аллее, а новые люди - в другой раз при всем уважении.
- Так это Герман!? Светловолосый такой, стрижка под горшок, глаза голубые. Я его видела...
- Он тоже о тебе заочно знает. Я однажды рассказал ему, что ты есть.
- Я есть?
- В смысле... - немного замялся Юрген. - Он не то чтобы мне закадычный друг. Герман нелюдим, малообщителен, мы больше обсуждаем какую-нибудь теорию из "кристалла", чем за жизнь разговариваем. У нас на том интерес и сошелся, оба фанаты цикла, ни одного нового романа не пропускаем. Но о тебе, о личном, я один раз сболтнул.
Как интересно переплелись события. Мы связанная четверка, мы не просто так попали на сбои и я уверена, что и у Германа вызов ловится не в месте яремной ямки. Где конкретно - уже не важно, чтоб бы ни выяснил Юрген.
- Передай ему мое "спасибо".
- За что?
- За то, что он самый настоящий друг. И тебе, и мне тоже.
Забвение
Приехав к общежитию, я зашла и остановилась, как и много раз до этого, у будки вахтера:
- Здравствуйте...
- Здравствуй, Рисочка. Куда пропала?
Пропала не только я, но и жизнь, которую я придумала и люди, о которых я старалась помнить. С усилием в голове всплыли воспоминания, что у женщины проблемы с плечом, что она собиралась обязательно до настоящих морозов сходить к врачу с проблемой суставов. Об этом бы спросить, но я молча застряла у окошка, не зная - ответить нужно про жениха или про учебу, про родителей или работу? Ложь отмерла, как ненужная и высохшая часть, отвалилась от лица, словно маска без веревочек.
- Перемены случились, вот и пропала. Зашла вещи собрать.
- Замуж вышла? Или что?
Я неопределенно махнула рукой, ничего не отвечая и не задерживаясь. Соседа увидела на общей кухне, когда зашла в коридор. Поздоровалась, не дав даже шанса зацепиться словом за ненужный разговор и ушла к себе.
Хорошо дома. Комната куплена с марта, а уже успела стать домом, пусть скудная по мебели и без уютных вещичек, но своя. Сестра не дала забрать ничего из родительской квартиры, выбросила и распродала все раньше, чем я спохватилась. Лиля ничего не оставила, сразу после похорон отца и матери переделала жилье под сдачу в аренду. Петер собрал чемодан с одеждой, и все прислал в больницу вместе с документами на развод. Одна коробка уцелела, на что не поднялась рука ни у циничной сестры, ни у мужа - там нашли место дневник, фотокарточки, памятная мелочевка и бумажные документы. Дневник я вскоре сама уничтожила, оставив только листы с датой того дня, когда узнала о беременности, и описала все свое счастье от этой новости. Не смогла порвать воспоминания о самом прекрасном дне своей жизни.