Роберт приехал к десяти, измотанный, с серым цветом лица. Катарина повисла у него на шее, и он, никого из нас не стесняясь, крепко и с чувством поцеловал девушку. Тратить время на детали произошедшего не стал, слушал нас, - что в какой момент произошло, и как мы умудрились спасти своего друга. Роберт не отказался от кружки крепкого чая, охотно поел, расслабился, сняв свою оставшуюся тревогу в разговоре и в том, что лично убедился - все на месте, все живы и целы.
- Куда я теперь?
Герман сидел на стуле, задвинутый в закуток, где когда-то стояло кресло и отгораживало меня, как в колодце, от пугающей пустоты вокруг. Сейчас ему там было спокойнее, отдельно не столько от пустоты, сколько от плотности окружающих. Да, все друзья, не толпа чужих и неизвестных, но он не привык.
- Ко мне, наверное. Возьмешь маленький красный чайник с собой, посуду, мы соберем тебе пакеты с едой, с пастельными принадлежностями, Юрген одежду подберет из запасов. Пока решим, что вообще делать, найдешь силы пожить в комнате в общежитии?
Он покорно кивнул. Роберт кивнул тоже:
- Едем. Спасибо за все, и за то, что натворили, и за гостеприимство. В шесть утра мне снова нужно быть на службе, так что собирайте Германа, я его закину по адресу, и домой спать. И вам советую.
Юрген собирал вещи, а я продукты. Упаковала родной чайничек, отправив его обратно служить верой и правдой потерянному Герману. С одной стороны оставлять его так сразу одного, в общажной комнатке Сольцбурга, не хотелось. Но с другой - может, ему как раз нужно было настоящее уединение, чтобы обдумать свою дальнейшую жизнь и судьбу спасенного погорельца. Не могла не смотреть украдкой на Катарину и Роберта, - они собрались и ждали у входа. Стояли друг на против друга, она улыбалась, сияя своим внутренним счастьем сквозь усталость, и осторожно касалась его руки. Как будто очень хотела, и очень стеснялась прямо сейчас проявлять нежности. По Роберту его чувства не так читались. Он посматривал то на нас со всей нашей суетой, то на понурого Германа, то на свою Катарину. А в какой-то момент не выдержал, улыбнулся одними уголками губ и, взяв ее ладонь в свою, приподнял и поцеловал в запястье. Прямо в изгиб, в место пульса.
- Готово.
Я протянула ключ, Юрген пакеты.
- Завтра будьте на связи. Лишний анимофон я найду, так что ты не совсем будешь в изоляции, Герман. Соберемся вечером, решим о будущем глобально.
Когда они ушли и мы остались вдвоем, то тишина почти оглушила. Юрген ушел к окну, приоткрыл верхнюю узкую фрамугу для проветривания, пустив свежего воздуха и разогнав винные пары.
- Сегодня все уберем и перемоем или завтра?
- Завтра. Сил совсем нет... Я хочу в ванную! Потом спать.
Несколько часов назад я уже "нянчила" с компрессом ушибленное место, сидя в кресле и задрав ногу на подлокотник повыше. Помогло, полегчало. На коленку не жаловалась и Юрген вполне разрешил погреться в несильно горячей ванной. Лучше с ногой наружу. Пошел, набрал, даже настоял на нескромно заботе - раздел и на руках меня отнес, окунув в ароматную соль и пену.
- Валяйся. А я хоть часть посуды перемою пока. У меня еще что-то из сил осталось.
- Юрка, тебе верится, что все это взаправду и все это именно с нами?
- Верится.
- Не смотря на всю невероятность, на риск, на аномальные даже для пограничников случаи?
- Ирис, с тех пор как я признался тебе в любви, готовый разом все потерять, а ты вдруг не сбежала и даже обнадежила обещанием, я верю во все. В любые чудеса на этой земле, и не буду никогда подвергать их сомнению. - Юрген наклонился, поцеловал меня коротко. А как обратно выпрямился, добавил: - Нет, вру, чуть-чуть позволил себе не поверить сразу - в Роберта с Катариной. А они, убедился воочию, по уши влюблены друг в друга. Мотылек...
Он присел рядом с кромкой ванны на корточки и второй раз поцеловал:
- Пусть никогда больше не случается вызовов смерти. Несчастные случаи и преступления неизбежны, но пусть ни над одним из нашей братии не нависнет это. Пусть, если уж вызов произойдет, ты будешь рядом, чтобы я смог на него убежать с тобой. Ирис, от одной только мысли, только от краешка ее, что вдруг не смогу тебя защитить там... с ума схожу.
Я обняла Юргена, чуть намочив футболку влажной рукой, прижалась щекой к щеке и ничего не сказала. В сердце царила уверенность, что судьба так нас предать не может. Что не отнимет внезапно жизнь у него или меня, как не разделит смертью и Катарину с Робертом - потому что это верх несправедливости. И ее просто не может быть, потому что не может быть никогда. Счастье будет долгим, на годы, на жизнь до конца. В любви и понимании, тревогами и волнениями, может, и с ссорами и трудностями, с разными чувствами. Только без чувства утраты, потери близкого. Хватит. Каждый из нас уже пережил свое горе. Теперь есть место только любви.
Будущее
До конца года не случалось ничего из ряда вон выходящего, да и каждый из нас был готов к обстоятельствам, когда нужно будет кидать все и мчаться на помощь. Служба службой, все пограничники бегали на вызовы, а я еще дважды попадала на прошлое. Работа работой - я подгадывала смены под смены в больнице, чтобы больше совпадало выходных с Юргеном и Ирина шла мне в этом на встречу. Юля Вереска я больше не видела, но Август обещал, что он обязательно появится в Сольцбурге, когда настанет январь. Катарина с головой окунулась в учебу, решив никогда не возвращаться к работе "на побегушках", а вернуться к языкам, и ухнула в личную жизнь - вся оттаяла, отогрелась, оставив при себе только нескромный язык, и растеряв колючки.
А Герману пришлось свою жизнь менять почти кардинально. Он сдался, смирился и согласился на помощь. Спасибо тому вечеру, когда Юль всем нам напрямую показал существование настоящей привязанности друг к другу, что парня не терзали сомнения - не из жалости к нему каждый хочет помочь. А потому что он нам нужен, он наш друг, и нет никаких "неудобно" между друзьями. Герман остался жить в общежитии, насовсем оставив Яблоневый и свою работу сторожем. Мы отдали ему "подъемные" на первое время - все деньги, что родители Юргена подарили нам на свадьбу и на день рождения. Мы еще заработаем, а ему нужнее. Роберт, прогнав его через тест и недельную стажировку с сотрудником, обещал после новогодних праздников устроить аналитиком в архиве и запрятать в самый глухой и одинокий кабинет-кладовку для работы с бумагами. Для Германа - идеальные условия с его нелюбовью к многолюдности. Здоровье он тоже поправил - голова стала болеть меньше, и я думаю, что все по той же банальной причине как смена места жилья. Он перестал обитать в холоде и сырости, стал нормально питаться, нормально спать, одеваться по погоде, и необходимость перемещаться по городу перестала восприниматься болезненно.
