На визитке Влада Померанцева буквами с каллиграфическим теснением играют золотом ЕГО фамилия и ЕГО имя.

А у его помощницы Анны даже визитки не было. Она была при нём, при Владе.

Его фамилия – золотыми буквами, а её фамилия – вообще НИКАКИМИ. Влад этого даже не замечал. Он относился к избалованным везунчикам – умный, красивый, востребованный дизайнер. Ну, прямо джокер из колоды.

Анна по окончании архитектурного универа поступила в академическую школу дизайна в Москве и, по результатам конкурса дипломных проектов, заняв первое место, была направлена на обучение в Лондон. Мама Анны очень ревностно воспринимала позицию дочери. Она не могла смириться с тем, что её талантливая девочка – в тени мужских амбиций. Анна обладала творческим видением художника, и какая-нибудь клякса, точка, штрих наполняли новизной проект, вызывая восторженные взгляды. Это талант. Но Анна не стремилась занять «трон» и воспринимала авторитетность Влада безропотно и с покорностью, как закономерность. Он начинал бизнес, он создал ИМЯ, и лавровый венок пусть принадлежит Владу. А на долю Анны оставалась тень от лучей восторга и восхищений, падающих на Влада. Анне приносило счастье быть рядом с Владом, работать с ним, наблюдать его весёлый и где-то шаловливый нрав. И сейчас они едут в гости, едут вместе, едут отдыхать.

Проехав еще чуть-чуть, они остановились у ворот роскошного особняка Бруновых. Встретил их сам Анатолий Иванович.

– Как доехали? Без штрафов и пробок?

– Дорога свободная, ни одного гаишника. Или наш день, или гаишники вчера «населигерились», – отреагировал Влад, закуривая «Парламент».

– А почему «населигерились»? – спросил Брунов.

– Так это сколько надо выпить, что даже на «срез бабла» забить!

– А-а-а, теперь понял, – засмеялся Брунов.

И они направились к дому.

– Анна, вы как-то изменились, в облике появилась загадочная вуаль, прикрывающая красоту и нежность вашего лица, – произнес Брунов своим красивым спокойным баритоном и выразительным жестом предложил даме руку.

– Вот уж никак не ожидал от вас такого высокохудожественного слога, – ревностно заметил Влад.

– Да, я такой! Мы все такие! Только появись прекрасное создание (выразительно глядя на Анну) – у нас вырастают крылья… и мы пытаемся вспорхнуть… Ну… не всегда получается… но всегда хочется, – шутливо отпарировал Анатолий Иванович.

А потом бодро продолжил:

– Ну что, отдышались? Пора к столу, а то Катерина уже заждалась.

Гости подошли к огромному и красивому дому, по стилю, напоминающему старинный замок.

В холле их встречал Савелий – надёжа и опора семьи Бруновых. Лысый, коренастый, с умными проницательными глазами, спокойный как удав, надежный как сфинкс. Анна очень хорошо относилась к Савелию, ей вообще импонировали люди неболтливые, особенно если речь идет о мужчине.

Савелий выразительным жестом пригласил гостей в гостиную.

Анна уже научилась не терять равновесие, когда её накрывала волна роскоши, благосостояния и власти. В доме Бруновых всё до мелочей подчеркивало изысканность вкуса, интеллект и гармонию. Под светом солнечных лучей играла удачно отреставрированная мебель из дуба и карельской березы. На коврах ручной работы менялись оттенки в зависимости от ракурса, как в калейдоскопе. Многие ценные вещи, украшавшие дом Бруновых, перешли по наследству от прабабушки Екатерины. Прабабушка Катерины Дарья Матвеевна Ярославцева принадлежала к столбовому дворянскому роду Ярославцевых. Их род природа щедро наделила трудолюбием, порядочностью и благородством. В Катерине наследие предков отражалось ярким пятном. Диадема благородства основательно закрепилась на стройном стане Екатерины.

Не успела Анна насладиться своим внутренним монологом, как в гостиную вошла хозяйка замка.

Катерина была в брючном костюме бутылочного цвета, который так оттенял её красивые, поражающие жгучей глубиной глаза. Вошла со свойственной ей сдержанностью, в её манерах, движениях, голосе всё говорило о её породе и воспитании.

– Анечка! – Поцеловала подругу Катерина. – Добрый день, Влад! Как я рада вас видеть! – Красивым жестом Катерина пригласила Анну и Влада в гостиную.

Горели свечи, мерцали канделябры, и тихим фоном звучала классическая музыка. Это был Шопен.

Анна, чувствуя на своей талии руку Влада, спокойно плыла вместе с ним в царство роскоши. Они зашли в столовую, где ещё никого не было.

На столе красовался фарфор именитых фабрик и приборы старинного столового серебра.

А начинали они с Бруновым с небольшой двушки, куда и привезли эту теперь бесценную мебель, которая пылилась в бабушкиных закромах. Анатолий Иванович разглядел ценные породы дерева и прекрасную работу мастеров.

Когда этот «хлам» они привезли к себе в двухкомнатную квартиру, соседи с пристрастием перепотрошили приданое. «Бедная невестушка Бруновых», – шептались они.

Толик оборудовал себе в черной комнате мини-мастерскую и начал усердно работать над каждым элементом мебели. И «хлам» бедной золушки постепенно превратился в приданое, достойное принцессы.

Через некоторое время Савелий объявил о чете Кирсановых – Пелагее и Симоне.

Войдя в гостиную, Симон и Пелагея внесли струю оживления, они выглядели как всегда изысканно, держались уверенно и непринуждённо.

Брунов подскочил с возгласом: «Наконец-то! Теперь все в сборе!» – и поцеловал руку Пелагеи, на какой-то миг задержав её в своей руке. Одновременно по-мужски поприветствовал Симона и пригласил пару в столовую.

Катерина поприветствовала чету Кирсановых гостеприимно, но сдержанно, как умела только она.

Симона в кулуарах называли Цитрамоном, он был владельцем фармацевтической сети. А Пелагея, видно, в детстве немножко комплексовала по поводу своего имени и поэтому была излишне выразительна в своих нравах и в поведении. Казалось, она всегда напряжена от страха потери, превосходства над людьми. Повиновение приносило ей удовольствие, и это доводило её до весьма приятного для самолюбия пьедестала. Пелагея выстраивала свои ступеньки и исключительно уверенно поднималась к своей высоте.

Гости уютно разместились за большим овальным столом и были настроены на утончённые светские разговоры.

Атмосфера напоминала классику жанра: Англия… замок… сумерки занавесили окна, как в детективах Агаты Кристи.

Помощница Мила завезла на сервировочном столике салаты, которые тут же переместились на стол, заняв свои места. Следом за Милой Савелий закатил сервировочный столик с водой и горячительными напитками. Столик, с которым зашла Мила, укатил восвояси, а столик, который закатил Савелий, установили около Влада. Это означало, что не Савелию, а Владу доверяется ухаживать за гостями, вовремя наполняя их бокалы, исключая присутствие прислуги. Брунов любил расслабиться, давая себе возможность не застёгиваться на все пуговицы в кругу близких ему людей.

Он рассказывал интересные истории и чувствовал себя королём бала.

Камертон передавал настроение гостей и время от времени издавал металлические звуки с интеллектуальным напылением.

За столом сидели обыкновенные везунчики, удачно вписавшиеся в разворот девяностых, и вдохновенно пытались уловить звуки магического камертона, дабы не уронить лицо. И как бы ни пытались присутствующие напустить мнимую титулованность, удержать природную прыть они были не в силах, и застолье медленно раскручивалось и обретало расслабленные рамки настроения.

На титулованность могли претендовать только Катерина и Анна, они были троюродными сестрами и обе принадлежали к роду Ярославцевых.

Не успел Влад наполнить напитками бокалы – зашёл Савелий, и, обращаясь к Брунову, он сказал:

– Анатолий Иванович! Подъехал Олег Владимирович. Пропустить?

– Да! Конечно! – довольно повышенным тоном скомандовал Брунов.

Это был Пуля, и въезд в усадьбу Брунова для него был всегда беспрепятственным.

Брунов встал, чтобы встретить гостя, и в этот момент Катерина роняет бокал – он разбивается вдребезги.