На утро 27 сентября у меня было назначено заседание дисциплинарной комиссии. Повезло. Точнее, не обошлось без вмешательства Лхудхара, моего все еще начальника и, как бы это странно ни звучало, друга. Не надави он, все могло затянуться на пару недель. Надзирающие офицеры из внутренних расследований не привыкли работать в спешке, но тут пришлось расстараться. Всего каких-то два дня ожидания, проведенных в вынужденном отпуске, и я мог, наконец, написать заявление о переводе. И приступить, черти бы его драли, к делу, от которого, без шуток, зависела не только моя жизнь, но и мир во всем мире.

– Думал ли простой следователь Антон Лисовой, что однажды от его решений будет зависеть судьба всех разумных на этой планете! – шепотом, чтобы никто, не дай боги, не услышал, пробурчал я, подражая закадровому голосу диктора из «Звездного патруля[1]».

«Внутряки» располагались в сверкающем стеклом и металлом новеньком офисном здании в четыре этажа, находящемся в историческом центре города. Дорогое место, пафосное, в этом районе еще краевой суд находился – здоровенная махина, занимающая весь квартал – и куча адвокатских контор. Найти здесь парковку в разгар рабочего дня было очень непросто, поэтому я попросил, чтобы служебная машина высадила меня и уехала. Добираться после комиссии до места службы я намеревался на общественном транспорте.

В широком атриуме, из-за обилия кожаных диванов и деревянных стенных панелей больше походившем на холл дорогой гостиницы, располагалось электронное табло с перечнем дел, которые сегодня рассматривали надзирающие. Их только на утро было назначено больше пятидесяти – провинция или нет, а население Екатеринодарской агломерации уже значительно перевалило за миллион разумных. Быстро найдя в списках свою фамилию, я двинул на последний этаж к кабинету 422, где уселся на удобной кушетке для посетителей и стал ждать, когда меня вызовут. Возле двери с нужным мне номером не было ни души.

Заседание дисциплинарной комиссии было связано с двумя убитыми мной наемниками, которые, вообще-то собирались прикончить меня. Официально в материалах дела значилось, что они таким образом заметали следы, то есть «действовали с целью оказания давления на органы правопорядка», а попросту – желали заткнуть рот следователю, который якобы «дышал им в затылок». На деле же за мной их послал настоящий злодей и преступник – губернатор края Рухефалион из дома Горькой Воды. Последнее, конечно, я никогда и нигде не произнесу вслух – во-первых, я себе не враг, во-вторых, не имел на руках никаких доказательств, а в-третьих, дал нерушимую эльфскую клятву, скрепленную магией. Да и людей его не я сам убил, а магия, пересаженная девушке из параллельного мира от зарезанного на запретном ритуале эльфа, но об этом тоже стоит молчать.

Дельце хоть и вышло запутанным, но после тщательного заметания следов превратилось просто в громкое, но вполне объяснимое преступление. Поэтому ничего особого от разбирательства я не ждал – не первым оно было в моей жизни. Правда, раньше мне не приходилось отвечать за убийство двух человек. Все больше по мелочи.

Один раз, например, я тоже стрелял на поражение, но тогда подозреваемый выжил, так что все ограничилось скучным чтением протоколов участвующих в задержании лиц и принудительным походом к штатному психологу управы. Видимо, «внутряки» посчитали, что выстрел в ногу торговцу «живым товаром» лишит меня ночного сна. Наивные! Да я бы тому уроду и голову прострелил, не будь мне так нужны его показания!

Сегодня, скорее всего, будет примерно так же. Зачитают рапорт детектива-территориала, который вел мой допрос, показания квартального и патрульных казаков, объяснения гражданки Смирновой, заключение судмедэксперта и характеристику с места службы, и отправят к мозгоправу. Я честно отхожу к нему неделю, получу свидетельство о душевном здоровье и смогу без спешки заняться своими делами.

Когда в коридор из 422-го выглянул грузный мужик в мешковатом костюме и хрипло спросил, есть ли тут следователь УБОМПа Лисовой, я воспитанно поднялся и кивнул.

– Проходите, – он вышел за дверь и дал мне пройти внутрь, после чего вошел вслед за мной и запер дверь. На ключ. Я усмехнулся – ничего не меняется— и оглядел кабинет.

Тут тоже все было знакомо: «расстрельная четверка» за длинным столом у дальней стены, стул в пяти метрах от стола, и второй пристав, похожий на первого, как брат-близнец, только у него усы, напоминающие мохнатую садовую гусеницу, имелись.

– Присаживайтесь, Антон Вадимович, – без интонаций произнес один из «четверки», судя по всему, председатель комиссии. – Меня зовут Игорь Данилович Прусков. Мои коллеги: Герман Леонидович Жлобы, Виктор Андреевич Шкловский, Анна Валерьевна Новикова. Мы уполномочены рассмотреть ваше дело и вынести вердикт. У вас нет отводов по составу комиссии?

– Нет, с чего бы, – буркнул я, усаживаясь на жесткий стул напротив «четверки». – Давайте приступим.

По давней традиции своих званий и должностей в системе «внутряки» не называли. Раньше, говорят, они вообще за непрозрачным стеклом сидели, чтобы лица не показывать и избежать возможного давления. Но, хвала эпохе открытости и правящему дому, это уже в прошлом. То еще, должно быть, удовольствие, разговаривать с черным закаленным стеклом, когда тебя в чем-нибудь хотят обвинить.

– Ну, давайте, – демонстрируя энтузиазм, которого он на самом деле не испытывал, субтильный и сухощавый Прусков потер ладошки друг о друга и раскрыл лежащее перед ним дело. – Лисовой Антон Вадимович, 1992 года рождения, место рождения: станица Нова, Екатеринодарский край.

– Верно.

Вот за это я больше всего «внутряков» не любил. Так-то понять их можно – у всех своя служба, пусть и такая неприятная, как поиск врагов среди своих, но вот зачем так выделываться? Что за способ такой мерзкий, демонстрировать собственную власть тупыми вопросами, на которые к тому же я еще и отвечать обязан! Что, в личном деле какая-то другая информация записана? Или на лжи меня поймать пытаются? Мракобесы!

– Согласно рапорту старшего детектива Игнатова, вы сами вызвали полицию после случившегося.

Через пару минут, когда Прусков закончил зачитывать мои паспортные и биографические данные, он перешел наконец к делу.

– Все верно.

– Почему не сделали этого раньше?

Чего? Раньше? Это когда? Когда та перекачанная наемница меня в живот кулаком приложила или когда сломанной куклой на диване валялся, не имея возможности даже голову повернуть?

– Был не в состоянии.

– Объясните.

– Ворвавшись, нападавшие вкололи мне и моей спутнице какой-то наркотик, в результате чего я лишился возможности двигаться и говорить.

– В заключении медэксперта нет упоминания никаких наркотиков в вашей крови.

– Вероятно, высокая скорость распада.

– Откуда вы знаете?

– Я не знаю, а предполагаю!

Вот за что их любить, а? Сидят, всякую чушь спрашивают, а погоны со званиями такие же, как в полиции! Только кто-то под пулями ходит, а кто-то зад отсиживает в кабинете.

Сидевший по правую руку от Праскова пухлощекий Жлобы сделал какую-то пометку у себя в блокноте.

Какое-то время «четверка» задавала вполне вменяемые вопросы: кому принадлежала квартира, в которой все случилось, как я там оказался, в каких отношениях состою с гражданкой Смирновой 1995 года рождения. Неприятные, но адекватные, я бы, ведя следствие, сам не преминул такое уточнить. Но затем…

– Три ножевых удара подозреваемому мужского пола нанесли вы?

Личности убитых Кэйтлин наемников до сих пор не удалось установить, поэтому в документах они так и фигурировали: подозреваемый мужского пола, подозреваемая женского пола. Почему подозреваемые, а не пострадавшие? Потому что проходили они по делу муниципального служащего Линькова, которого порешили, инсценируя ритуальное убийство.