С самого утра поднималась кипрская жара, день предвещал быть знойным, как и предшествующие ему дни. Казалось, номер курортного отеля вобрал в себя всю духоту уличного пекла, не спасали от жары ни темные плотные шторы на окне, ни прохладный кафельный пол. Не переставая, натужно шумя и иногда посвистывая, работал кондиционер, принося лишь небольшое облегчение разморенным телам отдыхающих. Светланка, восьмилетняя племянница Ритки, довольно-таки шумная, всегда всем недовольная особа, вошла в открытую настежь дверь номера и ворчливо буркнула тете:

– Рита, где зарядник? У меня планшет сел.

– Там. На столике посмотри, – сквозь зубы отозвалась Ритка, лежа на расправленной кровати, вытянувшись в струнку.

Светланка в нерешительности посмотрела на тумбочку, где ровными рядами, словно по линеечке, выстроилось неимоверное количество Риткиной косметики. Племянница, нахмурив брови, недовольно прошипела под нос:

– Ужас… – и, встретившись в отражении зеркала со строгим взглядом скошенных на нее тетиных глаз, молча примостила на край зеркальной тумбы планшет, предварительно подключив зарядку к розетке, и легко, вприпрыжку покинув номер, выскочила в открытую дверь на улицу, громко мурлыкая любимую навязчивую песню:

– О боже, какой мужчина. Я хочу от него сына…

Ритка терпеть не могла эту песню певицы Натали, называя ее слащавой попсой, и, придерживая маску на лице кончиками пальцев в области подбородка, сердито, нервным голосом одернула племянницу:

– Света, прекрати орать. Соседей разбудишь, нормальные люди еще отдыхают, – процедила Ритка сквозь зубы. – И как ее отучить от этой песенки? – она обратилась в никуда, так как племянницы и след уже простыл, но все же повышенным тоном, даже изловчилась язвительно произнести последнее слово.

Арина с Риткой до завтрака в кафе отеля решили наложить на лицо освежающие, с подтягивающим эффектом тканевые маски. И вот уже пятнадцать минут лежали неподвижно на своих кроватях, изредка перебрасываясь репликами, и мельком смотрели по плазме, висевшей на стене, российские новости.

За два дня, проведенных на Кипре, их тела не приобрели южный загар, о коем они вожделенно мечтали, а заметно, неровными пятнами покраснели, и девушки решили хоть как-то реанимировать поврежденную кожу хотя бы на лице. А то без слез невозможно было смотреть на себя в зеркало.

Соседями, о покое которых переживала Ритка, с левой стороны их номера была семья пятидесятилетних немцев – худощавый мужчина с высокой, жилистой женой, все спортивное, подтянутое тело которой было разукрашено цветными татуировками. Даже с виска на щеку спускалась чешуйчатая змейка, высунув ядовито-красный язык. И их тридцатилетняя дочь, довольно-таки упитанная, с пышными формами девица, не в пример родителям. В белобрысые, выцветшие на солнце волосы дочери туго вплетались искусственные розовые пряди, веснушчатое лицо как-то не запоминалось с первого раза, не было, что ли, в нем обычной выразительности, что делает человека запоминающимся.

Вчера немцы вернулись в свой номер поздно, и только за ними закрылась дверь номера – тут же принялись громко скандалить. Дочь пыталась утихомирить родителей, вставляя редкие реплики в их перебранку, но видя безрезультатность своих попыток, вышла на улицу, со скрежетом протащив железный стул по керамической плитке крыльца, села за круглый металлический столик и больше не вмешивалась в спор родителей до окончания брани.

Арина поморщилась от сводящего зубы скрежета, а Ритка легко подскочила с кровати, пробежала на цыпочках к выходу и плотно прикрыла дверь-купе номера, которую девушки специально оставляли приоткрытой на ночь: прохладный вечерний воздух проникал в просторное помещение отеля и помогал легче уснуть.

– О боже, – тихо прошептала Ритка. Ей выразительная брань соседей тоже не давала уснуть, и она, заметив, что подруга еще бодрствует, обратилась к Арине, ложась в кровать рядом с мирно посапывающей Светланкой. – Представляешь, мужику полтинник, а он приревновал жену в ночном клубе к какому-то хмырю. Вот это я понимаю, жаркая любовь.

– А ты-то откуда знаешь? – нехотя отозвалась Арина, лежавшая на спине. Она неторопливо перевернулась на бок, в сторону Ритки.

– Так я же в школе немецкий учила, кстати, довольно успешно. И как видишь, не забыла еще. Это я потом стала для себя, с перспективой на будущее, английский изучать, ну так, на всякий случай. И вот видишь, здесь он пригодился, хотя говорю не ахти как, но главное – понимаю, о чем говорят. А у тебя как с иностранным языком?

– Ты спрашиваешь об английском?

– Угу, – сонно буркнула Ритка.

– В пределах школьной программы. Немного понимаю, немного говорю, – ответила Арина, но вдруг услышала мерное сопение подруги и подумала: «Ну Ритка дает, мы уже два дня на Кипре, а она только сейчас решила выяснить, владею ли я иностранным языком».

Действительно, Арине пока не представилась возможность продемонстрировать свои познания в иностранном языке. И в этом нет ничего удивительного. За эти два так быстро пролетевших дня все организаторские мероприятия Ритка брала на себя, считая себя докой в этом деле. Ну как же, она уже второй раз на Кипре, а Арина новичок. Да, кстати, Арина была и не прочь отдать бразды правления их отдыхом Ритке, для себя решив просто отдохнуть беззаботно и легко, не принимая близко к сердцу мелкие неурядицы и неприятности, отдаваясь во власть ласковому морю, теплому песку и прекрасному кипрскому солнцу.

Да и какие здесь могут быть неприятности? Если только такая неприятность, как сгоревшая на солнце кожа на лице и плечах. Арина считала, что это такая проходящая со временем мелочь, что и беспокоиться не о чем. Ритка же просто сходила с ума от своей обгоревшей кожи, беспрестанно рассматривая лицо и плечи в огромном зеркале номера, охая, ахая и тяжело вздыхая. У нее ну никак не входило в планы в первые же дни отпуска получить солнечные ожоги.

А вообще, если честно сказать, Арина всегда изумлялась способности Ритки ставить перед собой конкретные цели и добиваться их осуществления, как ей казалось, без особого труда. И как только Ритке это удавалось, Арина понять не могла. Казалось, ей помогали сами боги, не чиня препятствий в виде непредвиденных обстоятельств.

Итак, вернемся к соседям. С правой стороны номера девушек отдыхали их соотечественники – семья из Рязани. Родители, которых никоим образом нельзя назвать молодыми, Люба и Виктор, и двое их детей, Саша и Маша – все четверо были с совершенно выцветшими, белокурыми волосами. Первоначально Арина подумала, что очаровательные ребята – их внуки, но Люба называла их дочкой и сыном, хотя родителям на вид было около пятидесяти. Вчера вечером рязанская семья взяла машину напрокат и уехала к Любиной давнишней подруге в соседний курортный городок Протарас.

И вот ночью, только угомонились немцы, далеко за полночь шумно вернулась из гостей рязанская семья. Ритка уже, возможно, крепко спала, так как даже не отреагировала на шум, а Арина только-только стала засыпать, но активная возня за дверью заставил ее взбодриться. Из отдельных громких реплик Любы Арине, тут же пробудившейся окончательно, стало понятно, что муж выпил лишнего в гостях и вел себя неприлично, переругавшись в пух и прах с гостеприимными хозяевами. И сейчас старался доказать жене свою правоту, называя мужа подруги хитрозадым жмотом и ворюгой, который их кинул. И что он, то есть Виктор, выведет его на чистую воду, если тот в конце концов не сдержит слово, а в противном случае ему несдобровать.

Угомонились они только часам к трем ночи. Арина, в конец измучившись от ночного принудительного бдения, уже начала проваливаться в долгожданный сон, но услышала, что на улице кто-то тихо переговаривается. Напрягать слух ей совершенно не хотелось, она только поняла, что беседовали двое. Мозг ее плавно стал отключаться, и она с облегчением провалилась в долгожданный сон.