Карлос приготовился зайти внутрь, но Микс удержала его и вбежала первой. Выставив левую руку, она защищала его грудь, пока они двигались вперед; в правой был зажат нож, вынутый из рюкзака, – развернутое лезвие напоминало уродливый серебряный коготь. Для него оставалось загадкой, почему она стала вести себя по-другому, но был благодарен за перемену.

Хотя в здание почти не проникал свет, Карлос сразу понял, что девчонка права: все обширное внутреннее устройство выскоблили, оставив лишь внешние стены, – здание стало похоже на тушку насекомого, из которого паук высосал внутренности. Под ним разверзлась огромная дыра шириной с фундамент. Рваная кровоточащая рана, стенки которой сужались книзу и сходились на глубине тридцати метров во влажной сжатой глотке. Стены и потолок вымазали мясистыми выделениями, на которые приклеили красные органические массы; вся эта картина напоминала корень языка.

Тела жителей, не успевших эвакуироваться, прикрепили к дальней стене густой желтой смолой. Пока они всматривались в лица, одного из них – молодого кассира местного магазина – сняли с места и передали Хирургу для умелой и тщательной обработки: тот четвертовал тело серией тяжелых и ловких ударов. Руки и ноги кассира задергались, а рот раскрылся в изумлении от свежевания тела. Вместо криков и воплей изо рта вырвалась чистая нота, такая же безупречная и неразбавленная, как все звуки мира. От красоты услышанного глаза Карлоса наполнились слезами, а Микс уткнулась лицом в ладони в смирении или молитве; изогнутый нож тускло поблескивал у уха.

– Мария, – позвал Карлос и увидел ее.

Она рылась в куче отбросов в дальнем углу. Морда была грязной, шерсть слиплась и висела комьями. Труженики Ада проходили мимо, не обращая на собаку внимания; они, в свою очередь, тоже не вызывали у нее интереса. Как только голос Карлоса разнесся по зданию, Мария оживилась, счастливо залаяла, бросилась навстречу и влетела всем телом ему в ноги. Карлос запустил скрюченные пальцы в шерсть, и она благодарно подняла голову. Падая на пол, он не думал о боли или о том, как трудно будет подняться. Мария забралась ему на колени. На мгновение они снова были счастливы.

А затем Карлос подумал: «Ты бросила меня. В самом конце пути. Почему?» Он крепко прижал Марию к груди, зарывшись носом в шерсть. Конечно, ответ был ему известен: сердце всегда отдает больше, чем получает. Ты не любишь меня так, как люблю тебя я.

И он простил ее за это. Он не мог не простить.

Микс наблюдала за ними на расстоянии, забыв про нож. Она поняла, почувствовала, почему собака вернулась сюда, и, если бы старик оторвался от животного хоть на секунду, тоже почувствовал бы. Едва различимый, но отзывающийся внутри пульсацией голос, доносившийся из огромного горла в земле, призвал Марию. Голос сгущал воздух и отяжелял сердце. Сама земля взывала к ним, суля глину и червей. Микс опустилась неподалеку от старика. Зверь внутри узнал зов, как узнала его Мария, и наконец погрузился в сон. Микс обняла себя, внезапно почувствовав сильный холод.

«Я не глупая», – подумала она.

Голос из горла становился все громче. Он стал ответом на одиночество и призывом к забвению. То была колыбельная Ада, и ее долгая нота тянулась из бездны, просачивалась сквозь окна и двери, со звоном путалась в зарослях кожаного пергамента, приводила в движение костяные шестеренки. Воздух полнился свистом, треском и грохотом, нота сливалась с хором голосов подвешенных тел, пока весь город не превратился в великую тубу, изливающую в мир печальную красоту. Жажда любви трелью переливалась в груди, добираясь до затаенных в самых глубинах души страхов.

Звон песни нарастал, пока не заполнил небо. Боль растягивала их тела до тех пор, пока они не начали петь. В темных глубинах чрева нечто повернуло свою громадную голову и узрело во всем этом красоту.

Тараканы пребывали в хорошем расположении духа. Не меньше полудюжины попали в сети любви. Они скакали по бутылкам, залезали на кончики дозаторов и замирали там, будто гальюнные фигуры на носу корабля; расправляли крылышки и нежно трепетали, заявляя о готовности к спариванию усиками, выводя в воздухе любовные сонеты.

Уилл, бармен на смене, наблюдал за ними, стоя спиной к залу. Он не мог отвернуться. Чувствовал, будто обязан смотреть, хоть вид паразитов вызывал у него первобытное отвращение и жгучее, осязаемое желание бежать. Все тело разом содрогнулось.

Он работал вечерние смены с шести до двух в баре «У Рози» – захудалом кабаке, затерявшемся в лабиринте улиц окраины Нового Орлеана и окруженном прямоугольными домами с накренившимся каркасом и верандами, увешанными карнавальными гирляндами и заставленными пружинными диванами. Внутренняя обстановка бара соответствовала внешнему виду: несколько столов, выстроившихся в ряд подобно тотемам, игровые автоматы с видеопокером, музыкальный автомат и ряд стульев у барной стойки. К несчастью, на тараканов часто накатывала страсть, именно когда Уилл начинал осматривать рабочее место. Такое бывало несколько раз в год, но каждый раз при виде подобного зрелища его охватывал ужас.

Единственными посетителями были Алисия – двадцативосьмилетняя официантка устричного бара во Французском квартале, давний завсегдатай и лучшая подруга Уилла, – и Джеффри, ее нынешний, который, зная Алисию, вскоре должен был перейти в категорию бывших. В целом симпатичный парень, с длинными ресницами – как раз в ее вкусе, – но все же он не подходил ей от слова совсем. Уилл считал, что парень продержится еще максимум месяц.

– Отвратительная дыра, – фыркнула Алисия.

– Не говори так, детка, – ответил Джеффри. – Обычные жуки.

– Противные жуки, которые хотят потрахаться на моей бутылке ирландского виски.

Уилл не мог не согласиться – это отвратительно.

– Слушай, брат, тебе нужно вызвать дезинсекторов, – сказал Джеффри. – Серьезно.

Сколько раз он слышал эти слова? Менялись только произносившие их люди.

– Конечно. Поговорю с боссом.

– Знаешь, говорят, если видишь одного таракана, значит, за стеной прячется еще сотня.

– Да ну? Так говорят?

Алисия вмешалась:

– Заткнись, Джеффри.

– А ты заткни меня.

Она притянула его и начала страстно целовать. Видимо, этой ночью в баре «У Рози» любовь была повсюду. Джеффри обхватил ее затылок одной рукой, а другой повел по ноге. Он хороший мальчик. Знает, что надо делать.

Уилл дождался, пока таракан освободит бутылку виски, и налил себе порцию. Жители Луизианы считали тараканов символом штата: те шныряли повсюду, поэтому их присутствие не вызывало беспокойства. Сколько ни драй квартиру, они все равно вернутся. А когда их было так много, это значило одно: гнездо. Огромное гнездо в стене или под зданием. Может, даже не одно. В таком случае дезинсекторы вряд ли помогут, придется сносить всю стену или спалить здание дотла, а затем продолжить выжигать землю, пока не доберешься до первозданного гнезда в Аду.

Тараканы носились и издавали тихие щелчки, и по какой-то неведомой причине Уилл был уверен, что стоит ему прислушаться, как их звуки сольются в подобие языка.

Еще через несколько минут тараканы исчезли в щелях, и бутылки снова величественно заблестели. Джеффри запустил руку под рубашку Алисии.

– Без рубашки все напитки бесплатно, – предложил Уилл.

Раскрасневшийся Джеффри разорвал поцелуй. Алисия пригладила волосы и поправила рубашку:

– Мечтать не вредно, мелкий.

– Это точно.

Алисия провела пальцем по барной стойке.

– Шоты. Выставляй. Может, чего и увидишь.

Вероятность мала, но он начал заполнять стопки.

Как и в большинстве круглосуточных заведений Нового Орлеана, в баре было людно даже в самую тихую ночь. Бо́льшую часть ночной клиентуры составляли трутни сферы услуг вроде Алисии и Джеффри, таксисты, проститутки и одинокие неудачники, скармливающие игровым автоматам свою арендную плату.