В Быковне, пригороде Киева (когда-то здесь были такие болота, что проехать можно было только на быках), в одной из «хрущёвок» – построенной при Никите Хрущёве пятиэтажке без лифта – на кухне стандартной малогабаритной двухкомнатной квартиры 41-летний Борис Левин преподавал иврит шести разновозрастным евреям. Покрыв голову кипой-ермолкой, он стоял у стены с квадратным куском линолеума вместо грифельной доски, а трое пожилых учеников теснились за кухонным столиком, и еще трое молодых, за неимением места, сидели на полу. Учебник иврита, брошюра по кашруту и Тора, изданные мелким шрифтом на папиросной бумаге израильским издательством «Алия» специально для нелегальной заброски в СССР, а также небольшие рукописные таблицы с ивритскими буквами лежали на кухонной плите.

Борис говорил:

– Сейчас перед вами откроется совершенно другой мир. Я покажу вам древний еврейский алфавит, и мы приблизимся к Всевышнему, потому что будем изучать Его язык…

С этими словами он кнопкой приколол к «доске» рукописную таблицу древних еврейских букв, на которой буква «Алеф» была изображена в форме головы быка.

– Так выглядели еврейские буквы пять тысяч лет назад. Они начертаны на камнях, найденных в поселении Шило, где была столица Израиля за тысячу двести лет до новой эры. Сегодня мы рассмотрим две из этих букв.

И поверх первой таблицы Борис прикнопил таблицу с современным израильским алфавитом.

– А это современный иврит. Вы можете видеть эти буквы в Торе и в еврейских молитвенниках. Сейчас вы убедитесь, что каждое слово в Священном Писании это не случайное, а Божественное слово. И каждая буква в нем тоже не случайна…

Чуть слышные звуки скрипки и фортепиано доносились из-за стены, у которой он стоял. Это в тесной соседней гостиной, заставленной диваном, трюмо, телевизором, обеденным столом, книжным шкафом и ножной швейной машинкой, пятилетняя Мариша, дочка Левиных, разучивала на скрипке-«четвертушке» Концерт № 1 для скрипки с оркестром ля минор Иоганна Себастьяна Баха, а вместо оркестра ей аккомпанировал на пианино ее девятилетний брат Миша.

Стоя у окна, Инна, жена Бориса, просила:

– Миша, убери звук, ты заглушаешь соло. Она солистка, ты должен играть так, как она. А ты, Мариша, выше локоть и – легато, легато…

Мариша была талантливым ребенком, и чистая музыка Баха неспешно утекала сквозь открытую форточку в сумерки осеннего вечера.

Тем временем на кухне Борис продолжал, все больше увлекаясь:

– Смотрите! – И Борис написал на доске «אב». – Это «Алеф» и «Бет», первые буквы ивритского алфавита. Но если во всех языках буква «А» – это звук «а», а «Б» – это «бэ» и ничего больше, то на иврите это не просто буквы, а еще слово «Аб» или «Аба» – «Отец». И отсюда, кстати, – аббат, аббатство. А теперь посмотрим, что еще эти буквы означают на иврите, – и Борис нарисовал на доске абрис головы быка с рогами. – Вот изначальное начертание буквы «Алеф». Она похожа на голову быка. А вот «Бет» – пиктограммное начертание дома, жилища, шатра. Именно такими были эти буквы пять тысяч лет назад. «Алеф» – олицетворение бычьей силы, лидерства. «Бет» – это дом, жилище. А вместе это уже Отец, как основа жилища. Вот на каком многослойном языке говорил с нами Господь пять тысяч лет назад и которым Он продиктовал нам Тору! Такое многозначие – в каждом слове Завета, в каждой букве!..

Ученики слушали Бориса, а самый молодой, в ермолке, глядя на Бориса восторженными глазами, быстро записывал за ним, стараясь не пропустить ни слова.

Борис отпил из стакана остывший чай и вдруг спросил:

– А кем были братья Кирилл и Мефодий, которые в восемьсот шестьдесят третьем году пришли в Моравию и составили славянский алфавит? Греки. Они плохо знали иврит, еще хуже – славянский, и потому из двух первых букв ивритского алфавита сделали три: «Аз», «Буки» и «Веди». А вместо двадцати двух Божественных букв сделали тридцать восемь букв кириллицы. И, пользуясь этой аз-букой, перевели Священное Писание на славянский не с иврита, а с греческого перевода! Понимаете, как их перевод отличается от Божественного иврита, на котором говорил Всевышний, Иисус Христос и все апостолы?

Тут неожиданно весь дом наполнился грохотом взбегающих по лестнице солдатских ботинок. Борис и его ученики замерли, Мариша застыла с поднятым в руке смычком, а спустя секунду входная дверь сорвалась с петель и рухнула, выбитая, на пол, и в квартиру ворвались пятеро ментов. Следом за ними вошли два неспешных офицера КГБ.

– Не двигаться! Обыск! Сидеть, сионисты! – закричали милиционеры. – Вы арестованы!

Вырвав из рук Бориса мелок, они заломили ему и его ученикам руки за спины и надели наручники, а затем смели в брезентовые мешки «улики в сионизме»: лежавшие на кухонной плите Тору, учебник иврита, таблицы с ивритскими буквами, семисвечник, брошюры по кашруту, субботние свечи, даже сорвали со стены кусок линолеума с ивритскими буквами.

А двое гэбэшников первым делом прошли к книжному шкафу в гостиной и, швыряя на пол Пушкина и Достоевского, победно сложили в свой брезентовый мешок детскую «Агаду», «Историю еврейского народа», «Шел Песах» и молитвенник «Тейгилим». Затем один занялся обыском спальни, а второй – осмотром пианино «Красный Октябрь», раскладного дивана и швейной машинки «Singer».

Инна Левина, Мариша и Миша во все глаза испуганно наблюдали за ними.

Тем временем на кухне менты подняли арестованных и повели из квартиры на лестницу. Сквозь распахнутую дверь навстречу им тянуло от соседей запахами жаренной с луком картошки и негромкой песней Дмитро Гнатюка:

Там в очередной раз шел по телевизору знаменитый фильм «В бой идут одни старики».

Бегло пролистав учебник «Игра на скрипке» и пачку нот с сонатами Генделя, Баха и Бетховена, гэбэшник хотел отнять у Мариши скрипку, но девочка вцепилась в нее и так закричала: «Нет! Это моя!», что второй, выйдя из спальни, махнул рукой:

– Оставь ее!

И оба пошли следом за арестованными и ментами.

Соседи, выглянув из своей квартиры, тут же захлопнули дверь и поспешно включили Гнатюка на полную громкость:

Глядя из окна, как менты затолкали в «воронок» отца и его учеников и расселись в две серые «Волги», худенький Миша попытался успокоить плачущих сестренку и мать:

– Не плачьте… Их отпустят…

А на улице две серые «Волги» двинулись по снегу за отчалившим «воронком», и вслед им из окон «хрущёвок» всей Быковны плыла замечательная украинская песня:

Интернет-газета «Новый Азербайджан», 19 апреля, 07:00:

Наш корреспондент Мансур Векилов, единственный иностранный журналист, оставшийся в Тегеране, сообщает:

Никто не знает, каким чудом ядерная война с Израилем не случилась прошедшей ночью и почему сегодняшний день начался в Тегеране с необычной тишины. Даже муллы, которые ровно в пять утра всегда оглашают город радиопризывами к утренней молитве, хранят молчание.

Является ли это затишьем перед бурей или войной нервов и напряженным выжиданием, кто первый нажмет роковую кнопку?

Ведь еще вчера город кипел воинственными шествиями, призывами к джихаду и клятвами сокрушить мир неверных и вырезать всех евреев во всем мире, а сегодня выключено не только телевидение, но даже музыкальные радиостанции, круглосуточно передававшие турецкие и азербайджанские мугамы и другую арабскую и узбекскую музыку.