— Хаято-сан, ему сильно плохо? — юноша чуть морщится от своего собственного имени и осматривает Ламбо. Тот мечется по подушке во сне и хнычет уже немного тише. Подрывник касается его лба рукой, проверяя температуру. Таковой не оказывается, на что он облегчённо вздыхает.
— Пусть отдыхает. Пока что мы ему ничем не поможем, — он поднимается и возвращается в кресло, потирая переносицу пальцами. Возможно, ребёнку и станет легче, после того, как он использует пламя, но… Лучше не рисковать.
Хаято ставит локти на стол, складывая пальцы в замок. Кольцо Вонголы, которое все хранители до сих пор носят, немного раздражает. Но пока что они не придумали другого хорошего проводника для простого использования пламени. Как сейчас, например. Он расслабляет пальцы, чувствует, как по ним проходит лёгкая волна тепла, и кольцо вмиг окутывает яркое алое пламя, извивающееся язычками и отбрасывающее мелкие искры в стороны. Он не представляет, как его пламя изменилось, и от этого становится несколько страшно. Потому что он не знает, как сила поведёт себя в бою, и чего в целом ожидать от урагана. Он пересмотрел все книги по астрономии, которых, при детальном осмотре дома, нашлось не так уж и много. Точнее сказать — совсем мало. И в них было недостаточно нужной информации. Спасибо хоть за тёмную материю, о которой было написано достаточно для того, чтобы задуматься и изучать вещество, имея хоть какую-то базу.
Пламя продолжает мирно полыхать на кольце, освещая стол красноватым светом. Хаято берет чистый лист бумаги и подносит его к пламени, которое немного странно, но сжигает лист. Мелкие частицы пепла падают на стол. И больше ни-че-го. Подрывник вздыхает и тушит пламя, прикрывая глаза. Он немного хмурится, ощутив, что пепел между пальцами не растирается до конца, а остаётся в виде серо-белого песка. Он выгибает бровь и внимательно смотрит на непонятное вещество на своих пальцах. Хаято думает, что всё-таки он немного преувеличивает. Скорее всего, это бумага такая странная, поэтому и пепел после неё другой. С этими всеми открытиями и исследованиями он видит то, чего нет — слишком много придумывает. Хаято тяжко вздыхает и стряхивает с пальцев странный пепел на стол. Доля секунды. Проходит всего лишь доля секунды, как раздаётся оглушающий взрыв. Гокудера сдавленно стонет, впечатываясь спиной в стену. По затылку стекает горячая кровь. От стола и в радиусе метра вокруг него стоит дым, а воздух искрится красными точечками. И потом парень вспоминает — дети.
Гокудера резко поднимается и бросается в сторону детей, но тут же замирает на месте. Перед диваном медленно растворяется белый щит, искрящийся зелёными пламенем грозы.
— Что у вас произошло?! — Тсуна врывается, подобно урагану, в гостиную, на мгновение замирает на месте, осматривая комнату, но тут же бросается к своему хранителю. — Хаято, у тебя кровь! Кен!
Через мгновение в помещение с такой же реакцией забегают Кен и Хару.
— Ламбо!
Девушка бросается к ребёнку, поднимает его личико ладонями и начинает что-то ласково шептать, успокаивая рыдающего Бовино.
Тсуна повторяет свой вопрос, помогая урагану усесться в кресло возле дивана, которое не задело взрывом.
— Похоже, это из-за моего пламени… — тихо хрипит Гокудера, жмурясь от яркого пламени солнца возле своей головы. — Я сжёг лист бумаги, и похоже… Моё пламя что-то сделало с пеплом… Нет, пепел будто изменился, стал другим веществом…
— Спокойней… — Тсуна осматривает гостиную. Той сильно досталось от взрыва, но стены и потолок целы, а это главное. — Хару-чан, как Ламбо?
Он даёт время урагану, чтобы тот привёл мысли в порядок, и подходит к девушке с детьми. Те сидят, сильно удивлённые, немного испуганные, но держатся хорошо. Тсуна удивлённо смотрит на Бовино, который трёт кулачками глаза, а после ярко улыбается, весело говоря:
— Голова больше не болит! Совсем-совсем! — ребёнок заливисто смеётся, а Хаято тихо шепчет.
— А я ведь предлагал, чтобы он использовал пламя…
— Что?! Ламбо использовал пламя?! — ошарашенно восклицает Тсунаёши.
— Ага, только я не понял, что именно он сделал, но, похоже, его пламя стало довольно-таки прочным щитом…
— Йа! Хаято-кун, нечестно! — обижено дует губы Хару, ударяя кулачками по дивану.
— Не ори, и без того голова болит…
Кен едва подавляет смешок и уходит из комнаты, бросая напоследок, что предупредит всех о неожиданном взрыве и его «источнике». Гокудера на это заявление тихо рычит, но с кресла не поднимается, откидывая голову на спинку. Раны-то залечили, но вот голова до сих пор гудит от встречи со стеной, собственно и спина тоже.
— И? Есть предположения, что у вас за… новые способности? — Тсуна присаживается на диван и тут же вздрагивает, когда его неожиданно обнимает Фуута. Похоже, первоначальный шок отошёл.
— Чёрт его знает. Я такого не видел в книгах… У Ламбо было что-то вроде щита. Причём, как я почувствовал, очень мощного… Мне даже показалось, что его пламя будто отталкивало дым и пыль…
— Давайте идти от известного, — Хару поудобнее усаживается на полу возле дивана, гладя по волосам девочку. А Ламбо, весело улыбаясь, сидит рядом. — Эволюционировавшее пламя имеет свойства, сопоставимые с космическими явлениями. Ты говоришь, что пламя грозы будто отталкивало дым?
— Типа того, если не само пространство… — тихо шипит Гокудера, пытаясь размять спину, которая начинает ныть.
— Пространство? Может, это как-то похоже на пламя тумана? — Тсуна заинтересованно смотрит на друзей, пока те непонимающе хмурятся. — Ну, чёрные дыры поглощают пространство, может, есть что-то похожее, но противоположное по свойствам?
— Тсуна-кун, ты брал книги из кабинета? — Хару ярко улыбается, радуясь, что их небу тоже интересно, чем они там занимаются. Тот кивает, ожидая ответа на свой вопрос. — Ну, может и есть. В книгах я такого не видела, ну, или не заметила.
— Нам нечего терять, давайте назовём эту штуку как-нибудь и всё, — недовольно бурчит Хаято, потому что они действительно не представляют, что это было.
— И как назовём? — тихо интересуется Тсуна.
— У нас есть: чёрные дыры, поглощающие пространство и… что-то, что отталкивает пространство. О! — Хару весело хлопает в ладоши. — Так как эти два явления противоположны друг другу, то может то, что есть у Ламбо назвать Белыми дырами?
Юноши замирают, обдумывая сказанное девушкой. Хаято тихо хмыкает, при этом пытаясь сдержать смешок.
— Странно звучит, — Хару гневно смотрит на него, прекрасно видя, как тот сдерживается, чтобы не засмеяться. — Ладно-ладно, будут «Белые дыры», всё равно выбора-то, похоже, нет.
— А вот касательно твоей штуки… Мне кажется, что всё-таки что-то, да было в книгах… Если не по астрономии, то по физике точно, — девушка чуть хмурится, а подрывник устало выдыхает. Им придётся пересмотреть все книги по физике. Наверное, проще вообще забыть про собственное пламя, которое теперь, похоже, несёт угрозу не хуже чёрных дыр.
Хотя, нет, ему всё-таки интересно — что это было за вещество, какое-то «неправильное»…
***
Зал содрогается от выстрелов, что бесконечной чередой раздаётся на протяжении долгого времени. Хром удивлённо смотрит на Киоко и Хару, сидя возле стенки. Кожу руки уже привычно холодит копьё. Последние пару дней она всё никак не может начать тренировку. От мысли, что где-то там, далеко, их мир уничтожается её пламенем с помощью чёрных дыр, дрожь пробирает до костей. Она не совсем понимает, как такое произошло, точнее совсем не понимает. Она ломает голову, рассуждает, пытается разобраться, что же может быть за границей. Но все мысли возвращаются к тому первому дню — когда упал метеорит. Тогда она использовала пламя — самая первая из всех, после катастрофы. И в тот же момент ей стало плохо: она потеряла сознание, и у неё появился жар. Хром думает, что резкая и неожиданная усталость вполне объяснима. Она использовала огромное количество пламени, которое было брошено просто на воздух с пылью, так как уже тогда граница существовала, точнее, начинала образовываться. Связь её пламени с пылью слишком явная. Хром прекрасно осознаёт, что, скорее всего, именно она и виновата в границе из чёрных дыр — не используй тогда она пламя, всё было бы по-другому. Так она думает, а потом вспоминает, что в то время, когда она была без сознания, её пламя поглощалось пылью. Так имеет ли это сейчас значение? Ведь, похоже, как бы она не хотела, граница всё равно образовалась бы. Кажется, будто это было предначертано.