— Киоко-чан, а может…

— Нет, ты идёшь есть, Хару-чан. Тебе необходимо хорошо питаться после операции, — Сасагава тащит сопротивляющуюся девушку за собой, совсем немного злясь на подругу. Та, похоже, совершенно не думает о себе, забив голову только этими исследованиями. Честно, это пугает, но она уже привыкла, что её подруга умная и всё время рвётся помочь остальным.

— Хаято, — юноша обращает внимание на свою сестру, слегка улыбаясь той. — С нашим пламенем пока ничего не известно? А то становится не по себе использовать его на дежурствах.

— Пока ничего не замечал. Кроме тёмной материи у дождя и сверхновой у неба, ничего нового нет. Да и то, надо разобраться с материей, потому что… Ну, не может же она всё время быть в жидком состоянии, так от неё пользы совсем никакой!

Бьянки чуть улыбается, смотря на недовольного брата, который совсем погрузился в свои мысли и исследования. Они стоят так недолго, пока Хаято, что-то бурча под нос, не уходит в сторону кабинета. Она лишь прикрывает глаза и берёт стоящую возле кровати винтовку в руки. Гокудера задумывается: мог ли Реборн представить себе, что когда-нибудь ураган и облако будут работать над чем-то вместе, что Хару окажется слишком собранной и умной, что Тсуна станет поистине сильным небом, благодаря которому все они сейчас живы и уверенно идут дальше. Вот Бьянки этого никак не представляла, ровно, как и того, что тяжесть винтовки в руках станет слишком привычной, а новое собственное пламя будет немного пугать. Она солжёт, если скажет, что не хочет оказаться в обычном доме с солнечным небом и людьми вокруг. Но она не солжёт насчёт того, что ей жутко интересно, что же произойдёт дальше. И именно потому, что собственное пламя обжигает изнутри и выпускает любимый адреналин в кровь, как только твари появляются на горизонте. Она ураган, и ей чертовски интересно, какое пламя у неё теперь.

***

Киоко с визгом забегает в оружейный отсек и прячется за стеллажом с оружием, опасливо выглядывая. Спуститься в зал было самой глупой идеей. Особенно, когда здесь находились Кёя и Рёхей. Собственно, из-за брата она сюда и спустилась, чтобы удостовериться: всё ли с ним хорошо. Вот только сама чуть не попала под удар тонфами. Киоко не страшно, даже не жутко, наоборот, теперь, когда она сама немного разбирается в оружии и самообороне, наблюдать за тренирующимися парнями ей интересно. А тонфа… Тонфа — это некий отголосок прошлого, который всё же сохранился в их новом времени.

Она подбирается чуть ближе к краю отсека, чтобы лучше разглядеть каждое движение, и еле слышно ахает, когда тонфа чуть задевает правую руку Рёхея, но тот даже не реагирует на боль, а только стремится нанести следующий удар. На руках у него подобие боксёрских перчаток, только с кастетами, и Киоко смутно, но представляет, какой силой они обладают в руках боксера. Она поудобней усаживается на полу и уже спокойно наблюдает за тренировкой, внимательно всматриваясь в каждое движение, пытаясь его хотя бы запомнить.

Для неё это уже почти нормально: сидеть и смотреть, как кто-то тренируется, хотя, ещё где-то полгода назад она жутко боялась за своего брата, когда он рвался драться и ввязался в мафию. Киоко тогда знала не всё. Но смотреть, как его избивают, было жутко неприятно, а сейчас… Что сейчас? Сейчас она сама умеет держать в руках пистолет и кое-как способна драться врукопашную. Этот мир не совсем правильный, но то, что они все сейчас делают, нужно как никогда. Они выживают, поэтому другого выбора у них нет. Хотя, никто так и не понимает, почему всё же помощь не пришла. Не могли же люди из той же мафии просто так бросить будущего босса самой сильной и влиятельной семьи? Не могли же другие страны просто выкинуть из головы всех жителей Востока? Теперь она не понимает людей. Зато Киоко знает: то, что они делают, несомненно, правильно.

Раздаётся свист воздуха, и она вздрагивает, смотря как тонфа пролетает в сантиметрах от лица Рёхея, но тот успевает уклониться. Киоко едва успевает заметить, когда они оба зажигают пламя, и слегка жмурится от яркого свечения солнца. Она задумывается, а какое теперь пламя у её брата, ведь оно наверняка изменилось. И ей на самом деле жутко интересно. Ведь, по сути, здесь есть логика. Не может же быть, что материя и сверхновая случайно достались дождю и небу? Ведь небо — самое сильное пламя, а сверхновая является одним из самых мощных явлений во вселенной, как она поняла. А материя жидкая, поэтому подходит дождю… Так есть ли шанс угадать, какое же пламя у ребят теперь. В физике она не сильна, да и до астрономии в школе они не дошли. Но у неё неожиданно появляется желание взять одну из книг в кабинете и прочесть, потому что, похоже, им с этими изменениями жить.

Она настолько погружается в свои мысли, что вздрагивает, когда в зале раздаётся жуткий грохот. Взгляд едва успевает поспеть за бегущим — на расстоянии от Кёи — братом, и Киоко удивлённо охает, когда тот неожиданно оказывается слишком близко к облаку, слишком быстро… Девушка не может поверить своим глазам, поэтому внимательнее цепляется за образ брата, который становится слишком быстрым. Хибари, похоже, тоже не совсем понимает: какого чёрта солнце стало неожиданно таким быстрым и ловким. Но он всё равно продолжает наносить удары, часто промахиваясь, так как попасть по боксёру становится слишком сложно. А тот, словно, только ускоряется, и Киоко едва успевает уследить за солнечным пламенем, что быстро перемещается в пространстве. Кёя пускает сильную волну пламени по тонфам и замахивается, крепко сжимая оружие в руках. Тёмно-серый металл становится, почему-то, почти чёрным. Удар снова проходится по воздуху, и солнце неожиданно ударяет по ногам облака, из-за чего последний падает, тихо шипя. Киоко испуганно подрывается с места, всё внутри неё натянуто, словно струна, потому что Рёхей неожиданно останавливается, гасит пламя и устало опускается на колени, тяжело дыша.

— Братик! — она обеспокоенно подлетает к нему, осматривая на наличие серьёзных ран. — Ты в порядке? Что-то болит?

— Киоко, всё нормально, — Сасагава пытается слабо улыбнуться, но он покачивается и устало заваливается на спину. — Голова, просто, немного кружится…

— Какого чёрта, ты начал делать? — Хибари еле садится и хмуро поглядывает на боксёра, проверяя на целостность свою руку.

— Я не знаю, просто… Просто я постарался чуть быстрее уклониться от удара, а остановиться еле удалось…

— То есть, ты теперь супер быстрый? — Киоко чуть улыбается, вставая с колен, чтобы поднять чужие тонфа и кастеты с пола. Вышло довольно неожиданно.

— Хах, похоже на то… — Рёхей всё-таки садится и чуть ведёт плечами, разминая их после такой неожиданно напряжённой тренировки. Он слабо улыбается, когда сестра отдаёт ему кастеты. Она так старается, что он вправе гордиться ею. Потому что, какое бы там пламя у него не было, единственное солнце, которое ему необходимо, ходит и помогает им совсем рядом. Рыжие-рыжие волосы — точно солнышко.

— А?

Юноши удивлённо оборачиваются к девушке, которая сидит возле тонф.

— Что-то случилось, Киоко? — Рёхей устало поднимается и подходит к ней.

— Не могу тонфа поднять, — она двумя руками хватается за рукоять оружия и тянет, но поднять всё равно не может. — Она слишком тяжёлая… Вон, даже пол прогнулся.

На это заявления даже Хибари подходит, сам пытается поднять оружие, но выходит не очень. Тонфа действительно стала какой-то слишком тяжёлой и почему-то почернела. Она почти не поднимается, будто весит килограмм двести, не меньше…

— Итак, нам надо сначала убрать отсюда тонфа или позвать Хаято-куна и Хару-чан? — Киоко упирает руки в бока, смотря на валяющееся оружие на полу. — Хибари-кун?

— Зови их.

От его голоса у девушки мурашки бегут по телу, и поэтому она старается побыстрее выбежать из зала, чтобы её не дай Бог, не прибили. Ей становится страшно за брата, однако, Киоко быстро вспоминает о новоявленной скорости и чуточку успокаивается. Совсем чуточку, ибо сейчас в зал придут Хаято и Хару. Нет, они туда прилетят на сверхскорости, наверное, не уступающей теперь скорости солнца. И начнут там если не всё крушить, то визжать от радости. Хару точно будет. Поэтому она тихонько сообщает о пламени и прижимается к стене, надеясь, что её не собьют два урагана. Она смотрит вслед девушке и думает: «А люди, перенёсшие операцию, точно должны так бегать?»