Нет, конечно, никто здесь не собирался её убивать. Серьёзно ранить - это с удовольствием, но не убивать. Захватить живой. Можно подумать, они тут не видят того, что происходит снаружи. Не засекли её приближение и не поняли намеренья. Они сами открыли дверь. Никто не стрелял на уровне головы. И следующий выскочивший стрелял уже не свинцом. Мина увидела дротик, болтающийся в ткани слишком свободных штанов, уже после того, как её ответный выстрел попал в грудь противнику. Бронежилет? Вероятно, да… Оттуда он не видит, удачным ли был его выстрел. Мина склонилась на одно колено, зажимая обеими руками бедро, оружие бессильно выпало рядом, второй раз провести один и тот же приём, как жизнь показала, и с тем же самым человеком реально, а с разными сам бог велел. Хотя рискованно, неоспоримо. Что мешает ему ещё оттуда утыкать её этими дротиками, как игольницу? Только вот стрелять в человека в бронежилете лучше наверняка, а попадёт ли она отсюда в голову? Сильно не факт. Но если достаточно убедительно изобразить борьбу с наркотическим сном, и если рациональность не велит ему почём зря тратить боекомплект - он рискнёт приблизиться, хотя бы через какое-то время.

И он приблизился.

И пожалуй, в идее не тратить зря боекомплект есть здравое зерно, хотя впрочем - здесь можно набрать некоторое количество трофеев. Но нет, нет… эта мысль слишком приятна, чтоб от неё отказаться, Мина резко выпрямилась из жалкой скрюченной позы и ударила склонившегося над ней человека прикладом.

Удар пришёлся куда-то в ключицу, туда, где уже начинался бронежилет, и едва ли это было даже больно. Но за ним последовал второй - уже в челюсть. Третий - куда-то в бедро - заставил его всё же упасть на колени. Теперь в голову…

– Мина, стой!

Есть всё же в этом здании то, что останавливает вернее пули. Она пинком опрокинула противника и подняла взгляд. К сожалению, сражаться с врагом и одновременно оценивать обстановку ей пока даётся на троечку, иначе б она не успела подойти так быстро. Рыжий вихрь - это не то, что где бы то ни было может появиться незаметно.

И она покачнулась, глядя в это лицо и почему-то против ожидания даже мысли не допуская, что это сон или галлюцинация. В этом абсурде была своя логика. Кого ж она могла встретить там, куда так отчаянно прорывалась?

– Мина, прекрати.

– Прекратить что? - она с панической злостью обрушила на стрелка новый удар приклада.

– Он уже ничего тебе не сделает.

Её глаза другие, или так кажется из-за того, что теперь она не в шлеме, и встрёпанные рыжие космы золотятся в свете лампы совсем как… сотня эпизодов на выбор.

– Забавно, что за прошедшее время стряслось такого, что вернуло тебе память. Но видимо, недостаточно, раз ты подошла за остальным.

Зачем говорить с вампиром? Память, голос, жесты живого не сделают живым его самого. Со всем этим он - другой, словно из знакомых элементов собрали что-то иное, и то, что ты узнаёшь родные черты - это исключительно твоя беда.

– Велишь мне просто уйти с дороги, не мешать? Или выстрелишь?

А зачем вообще люди говорят с мёртвыми? Зачем терзаются, сжимая в руках старую фотографию или, за неимением таковой - сложенный лист серовато-бежевой бумаги? Зачем молятся, зачем придумывают сказки о загробной жизни? Это не мёртвым нужно, а живым. И вот это, действительно - некое подобие загробного мира, и да, она же всегда считала, что Магда как никто заслуживает рая. Только вот в задницу такой рай.

– Пока что я помню только, как ты стреляла в меня.

Что всё-таки считать ненастоящим - тот замороженный, чужой, безразличный взгляд, или вот эту её, слишком настоящую, ранешнюю, с этими ресницами, этой родинкой на виске, на самой границе волос - её сейчас почти не видно, но память знает, что она там есть, всё это слишком правильное, узнаваемое - кроме голоса, конечно, вернее, этой грустной, упрекающей интонации, потому что никогда у Магды такого быть не могло. Точно не к ней. Не было такого, о чём она могла б говорить с такой как будто сдержанной болью, они никогда ни на что не смотрели различно, они никогда ни одного спора не оставляли, не придя к согласию, да споры ли это были вообще. Они никогда не должны были оказаться по разные стороны баррикад.

И совершенно естественно, что Мину сорвало. Слишком много боли, слишком много страха, слишком невыносимо тащить эти вопросы без ответов дальше. Как огромные валуны с той дороги, которой они уходили - без неё. Она вцепилась в ворот подруги, абсурдно надеясь вытрясти то, что у этой слишком правдоподобной иллюзии вместо души.

– Что случилось, а? что должно было случиться, чтоб ты не закончила начатое молча и издали, чтоб соизволила подойти, назвать моё имя? Твои кукловоды решили приделать тебе речевой аппарат? Чем я такой чести-то вообще удостоилась, перед смертью повспоминать, как много когда-то мы значили друг для друга?

Подсечка - и Мина на коленях, шипит, пытаясь вывернуться, ослабить боль в заломленной руке. Это хуже, чем ослабевающее действие анальгетика, чем удары Бейгла. Она никогда не должна была почувствовать, насколько Магда сильней.

– Пытаешься за нападением скрыть вину, Мина? Я знаю тебя, как никто не знал. Ты не могла забыть, что вы меня бросили.

– Слишком дешёвая мелодрама для тебя. Теперь по сценарию моя реплика, что ты прекрасно знаешь, что уже ничего нельзя было сделать? Если тебе просто нужна моя смерть, почему же не стреляешь? - удар ногой, заставляющий Магду пошатнуться и ослабить хватку, бросок и поворот всего тела, всем весом падающего на противника. Нелепо, неловко, ниже всякой критики среди самых жалких потуг рукопашной борьбы, но нормально для того, кто не смог бы ударить никого на базе и вынужден бить бывшую подругу.

– Мне не нужна твоя смерть, - Магда легко может скинуть её, и делает это, и Мина, распростёртая на полу, с перехваченными запястьями, чувствует, как тонет в панике, боясь, что Магда слышала, как стукнул об пол металл лямки, и того, что кажется, что датчик в перекрестье лямок сейчас должен биться так же отчаянно и надрывно, как сердце, - и эти выяснения, кто кого бросил, и кому было тяжелей. Я не смогла спасти тебя тогда, но я не откажусь от этого шанса сейчас.

– Иди к чёрту, - бросает Мина не нависающей над ней рыжей бестии, а своему паническому порыву - впервые ей захотелось позвать на помощь того, кто единственный может её найти. Ну уж нет.

– Я обещала тебя защитить, - словно не слыша, продолжает Магда, - и так будет. Ничто не встанет больше между нами.

Её волосы ещё не отросли достаточно, чтоб коснуться кончиками перепачканного кровью и грязью костюма. Но её дыхание чувствуется. Не должно, не должно у мертвецов быть дыхания… Она так близко, но она не представляет, сколько всего стоит между ними.

– Я способна защитить себя сама, - Мина дёрнулась, надеясь, что - раздражённо, а не панически. Она редко смотрела людям в глаза - кроме Магды. А теперь и Магде смотреть в глаза совершенно не хотелось.

– Но не от себя, когда сама топишь себя всё основательнее? Куда ты идёшь, с кем, ты действительно не понимаешь? Когда ты пропустишь поворот, после которого дороги назад уже не будет?

– Какая патетика! - почувствовав, что Магда, обманувшаяся её вялостью, ослабила хватку, Мина вырвала одну руку и впечатала сжатый кулак в бок подруги, скидывая её с себя, - вообще-то это я должна спросить тебя, с кем ты, что ты делаешь, как упала до того, что шестеришь на военных. Ты на стороне тех, кто стрелял в нас, кто загонял нас в западню, как диких зверей. Не после этого спрашивать меня…

Она и не надеялась надолго обрести превосходство, она видела это тело в бою, и не возьмётся представить, сколько лет упорных тренировок понадобилось бы ей, чтоб иметь шанс скрутить это гибкое, сильное, как у хищника, тело, как сейчас Магда снова скрутила её.

– Я на стороне закона, - то ли фыркает, то ли кашляет из-под рыжих волос, - я под защитой закона. Не беглец, не преступник, не изгой.

– Подними-ка задницу, дорогая, из неё, кажется, торчат твои принципы и больно упираются мне в живот. И как быстро ты дошла до того, чтоб трусливо выслуживать покровительство? Ты хотя бы сколько-то сопротивлялась?