Да, подумала Ольга, это возможно себе представить, каково для молодых ещё, недавно начавших свой монашеский путь сестёр видеть каждый день молодых мужчин, многие из которых красивы и неженаты, слышать бытовые перебранки супругов и детский смех, быть невольными свидетельницами разговоров и деяний, от духовной жизни далёких… А многие из пришедших сюда не то что люди сугубо мирской жизни, но и взглядов атеистических… Здесь тебе и праздные разговоры, и пересуды, и споры и ссоры, и смех, и богохульство… Разве найдёт она здесь то, что искала?
И в этот момент словно проснулась она.
- Матушка, да какое же спасение бывает без искушений? Сами ведь говорите мне, что испытать нужно себя, прежде чем стезю монашескую избрать, что быть может, путь мой в миру, в жизни семейной может быть, а что же здесь? Говорили ведь и святые отцы, что мирской подвиг превыше подвига монашеского, потому что труднее в миру удержаться от искушений и божьих заповедей не забывать, да при том страх божий и правильные устремленья в домашних своих, в детей своих вложить. А святых отшельников как искушали? Не солдаты да жёны с детьми, блудницы в откровенных одеждах и сам дьявол с кознями своими являлись им, и дарами соблазняли, и муками грозили, а крепки они были в вере! Неужели так мало верите в чистоту и крепость душевную своих сестёр? Христос не пил ли и ел с мытарями и грешниками, не входил ли в дома фарисеев? И неужто в самом деле добра монастырского вам жаль? Христос не велел ли не стяжать сокровищ на земле, и от просящего не отвращаться, не велел ли быть слугой для других? И что вы против людей этих имеете? Не отняли они, не ваше это, Господь даёт, он и отнимает, труд ваш почётный, да ведь и они трудятся, а праведен ли выходит их труд - то нам ли судить? Даже если кто и оскорбил вас и что худое или непотребное при вас сказал - не подобает ли христианину с кроткой улыбкой всякое гонение встречать, и по утраченному не сожалеть? Не то ли должно вас заботить, какой вы пример им являете - отчуждения, будто брезгуете ими, одни чада божьи другими чадами божьими…
С лёгким сердцем шла Ольга обратно, и будто бы даже ветер стих, не жёг лицо, не затруднял шагов. Стыдно, конечно, стыдно ей было, что так дерзко говорила с матушкой настоятельницей, да только правды, того, что на сердце было, не могла не сказать. Вера христова, старание о жизни богоугодной не на теле и вокруг тела должны быть, а в сердце. Истинный христианин и на шумном торжище с молитвенного настроя не собьётся. Но то уж правда, видать - оскудела в людях вера…
Придя домой, горячо поприветствовала она названную мать и дядюшку, почувствовав вдруг в сердце прилив необычайной любви к ним, так что ком к горлу подступил и она не могла вымолвить ни слова, ничего сказать о том, где была и какие думы её обуревали тогда и теперь, поднялась к себе в комнату и ночь молилась - и об упокоении души Андрея и бедного своего отца, и о здравии приёмной матери и брата её, и о сёстрах и матери, о судьбах которых не знала, так же и о слугах, и о всех родственниках, и друзьях, и знакомых, и о стражниках и солдатах, и обо всей земле русской, горячо, со слезами, с земными поклонами, такой сильный молитвенный жар в себе чувствуя, и такую беспредельную любовь ко всему сущему, и такую ясность долга и пути. Только на два часа перед рассветом забылась, но проснулась бодрой и принялась за домашние дела. В самом деле, эгоизмом и предательством была эта мысль уйти, за стенами от мира затвориться, боль свою лелеять, за словами о спасении пустоту душевную прятать. Скромной и богоугодной жизнью и в миру можно жить - да, труднее это стократ, но на то она боль свою по потере своей, как меч на орало, перекуёт, любовь к Богу через любовь и заботу о ближних выражая. Жить ей теперь, по потере единственного её возлюбленного, в девстве до конца своих дней, а прибавив к тому пост, молитвы и духовное чтение, да труд на благо ближних, то же монашество на дому получит. Договорилась с Алёной, что та может пойти работать, а она взамен займётся домашней работой и заботой о хозяевах - было и желание у неё в госпиталь пойти, благо дело сестринское помнила она ещё хорошо, но было невмочно сейчас эту обитель посещать, встретить, быть может, матушку или келейницу её, перед которыми не сдержала, а сдержать должна была, дерзкие, недостойные попрёки. Права ли она или нет, а не её дело обличать. И хоть выход этот радовал её, но и тяжесть на сердце оставалась. Чувствовала, что вроде бы верный путь нашла, да чего-то в нём всё же недоставало.
Помощь пришла, откуда и не ждала. С отбытием и гибелью Андрея в прежнем виде собраний их задушевных уже не бывало, однако привычка человеческая сильна, и забегали к ним в гости друзья Андрея, и бывало, подолгу засиживались, развлекая стариков и её, затворницу, разговорами. Один раз зашёл и Леонид. Говорил с Фёдором Васильевичем о делах конторы своей - в то Ольга слишком не вслушивалась - а потом обратился вдруг к ней.
- Ирина, а не хотите ли снова работать? Участвовать в деле прямо скажем, необыкновенном, но вам, думаю, посильном и потенциально интересном? В лаборатории?
Ольга подняла глаза от шитья, сперва и не осознав, что это Леонид такое говорит.
- В лаборатории?
- Да, в лаборатории. Я смотрел сейчас, как вы вышиваете - у вас удивительное терпение и способность к мелкой, точной работе, вы были бы просто кладом для дела сборки мелких деталей. Работа очень сложная и ответственная, и очень славно, думаю, если будет ею заниматься женщина.
О, знал бы он, думала она, как прежде относилась она к рукоделию… Сейчас силой себя заставляла - как послушание, нравится ли, влечёт ли - а делай. Тем более, что приловчившись к домашней работе, уже меньше времени на неё тратила, а к праздности с детства не приучали и сейчас приучаться не след.
- Почему это?
- Потому что женщинам теперь, и это действительно замечательно, открываются новые и новые дороги. Женщины теперь везде, и не только на заводах или в школах…
- Правильно ли это - заставлять женщин в мужское-то дело лезть?
- Во-первых, никто и не заставляет. Нет у вас желания - так и я отстану от вас, только прежде всё же вы хотя бы увидеть должны то, о чём я говорю. Во-вторых - а чем вы находите правильным, что сферы деятельности человеческой на мужские и женские делятся? Думаете, это о женщинах забота такая, такое им облегчение? Чушь и ерунда! На заводе женщины с каких уж пор трудятся, крестьянки в поле работают - потяжелее найти ещё! а домашняя работа, а воспитание детей - разве дело лёгкое? Нет, женщины не слабее мужчин, если уж не телом, так духом точно. А раз так - довольно за мужскую спину прятаться, пора вровень с мужчиной идти.
Ольга подумала - и приняла эти странные Леонидовы доводы. А действительно, не то ли это, что и бегство от мира?
В конце февраля вместе с Леонидом она посетила радиолабораторию и была потрясена, когда вместо морзянки зазвучал в эфире живой человеческий голос. Как заворожённая, смотрела она на чудо человеческого гения, инженерной мысли. И само по себе было это невероятным счастьем, а возможность участвовать в его создании была даром бесценным.
- Когда-нибудь, - говорил Леонид по дороге обратно, - и изображение передавать научатся, как сейчас голос научились. За многие мили сможем видеть друг друга, как вживую. Нет предела возможностям человеческим, особенно тогда, когда они - во благо. Уже сколько шагов мы сделали, и сколько ещё сделаем. Не лошади - автомобили, поезда, самолёты будут переносить человека через огромные расстояния, не за долгие дни, недели - в мгновение ока, новые дороги свяжут нас с самыми удалёнными уголками… Не будут больше люди разобщены, не будет больше человек перед природой, как беспомощный ребёнок в тёмном лесу. Когда-нибудь человек и в космос полетит…
Ольга с удивлением открывала для себя другого Леонида - не циника и насмешника, а идеалиста, мечтателя. Она уже знала, что прав был Андрей, когда говорил, что сердце у его друга доброе и чувствительное. Когда-то крепко обжёгся он на любви, что, возможно, тоже крепко поменяло его характер, когда-то его восторженный идеализм столкнулся с жестокостью и косностью мира - оделся бронёй, выстоял. Ольга с истовым энтузиазмом принялась за эту новую работу, и огромную радость доставляло ей видеть, на что ещё способны, насколько ещё более ловкими стали её руки. Неказисты золотистые и серебристые детальки, но драгоценнее бусин и бисера, и тонкие проводки - не золотая нитка, но дороже стократ. Будущее выходит и из-под её рук, несётся по городам и весям родной страны.
