В глубокой задумчивости последней она вышла за школьную ограду. И очнулась от того, что была схвачена за руку. Худощавой темнокожей женщиной лет 30, одетой, пожалуй, слишком легко для такой погоды.
– Ты Сисси Мартин? Было непросто тебя найти. Нам нужно поговорить.
И она пошла за ней. Хотя вроде бы до сих пор не имела склонности ходить за незнакомыми людьми для каких-то непонятных разговоров. Просто безотчётно поверила этой женщине.
Они сели на скамейке в тени зарослей. Если б Сисси сейчас наблюдала за собой, она б, наверное, отметила, что держится необычайно свободно, даже рюкзак на колени не положила, не сцепила руки на коленях. И позволила себе разглядывать странную незнакомку не очень даже украдкой.
– Как дела в школе?
– Вы же не об этом пришли поговорить?
– Ну почему, может, и об этом. Мне очень интересно, как ты живёшь, Сисси, как ты жила все эти годы.
– Кто вы?
– Ты, конечно, удивишься и не поверишь сперва, - женщина улыбнулась, и Сисси невольно подумала, что это одна из самых потрясающих виденных ею улыбок, - я твоя мать.
– Да ну? Это исключено, моя мать, видите ли, была белой женщиной. Кроме того, она совершенно точно мертва. Я видела не только её могилу, но и отчёт о вскрытии, хотя этот мой интерес, конечно, не встретил восторга.
– Я знаю, - женщина снова улыбнулась, чуть наклонив голову, смоляно-чёрные кудри заиграли бликами даже несмотря на довольно пасмурный день, - просто это не была твоя мать. Посмотри на мои руки. А теперь на свои. Характерная длина и кривизна безымянного пальца, я сразу заметила это сходство, когда ты родилась – пальчики совсем маленькие, но уже такие… в которых узнаёшь родные черты… И уши. Говорят, у каждого человека они индивидуальны, 7 миллиардов вариантов ушей… Но наши кое-чем похожи. И хотя твои уши сейчас закрыты волосами, я знаю, что вот тут у тебя есть такой остренький хрящевой выступ… как и у меня.
Потрясённая Сисси скользнула пальцами по уху. Но как… как это может быть?
– Вы… Зачем вы это говорите? Вы ведь просто видели мои фотографии и…
– О каких признаках ещё мне рассказать? Да, их не слишком много… Могу попытаться описать форму твоих щиколоток, уж фотографию твоих ног я нигде не могла видеть. Скажи, зачем мне тебе врать? Сисси, Сесилия Мартин не была твоей матерью. А Билл Мартин – не твой отец. Тебя подкинули, подменив младенца, такая наша собственная программа защиты свидетелей, кровавая и беспощадная, согласна. Так пришлось поступить, прости. Нам… слишком сложно было оставить тебя у себя. Так что… ты, кроме того, что не свою фамилию носишь, день рождения должна праздновать на день раньше…
– Что? Но… Это ведь значит…
Обняв себя за плечи, Сисси сидела, низко наклонившись вперёд, почти положив голову на колени, невидящим взглядом глядя перед собой. Да… Только одно – ужасное, абсурдное, но самое логичное объяснение у всего этого может быть.
– Вы – Амелия Уайт.
– Да. Вижу, ты многое знаешь…
– Никто не понимал моего интереса к этой истории. Почти никто… А оно, оказывается, было совсем не удивительно… Неужели и правда ребёнок, не зная, может вот так что-то чувствовать?
– Прости, Сисси, раньше я приехать к тебе не могла. Ну, думаю, это ты тоже знаешь.
– А он – мой отец…
–Да.
Они сидели рядом. То молчали – и не чувствовали напряжения, то говорили – скорее утверждениями, чем вопросами.
– Что же случилось с настоящим ребёнком? Где он? – только это, пожалуй, и было вопросом.
– Врать не буду – не знаю. Во всяком случае, он должен быть жив. Кстати, да, это он, на самом деле у Мартинов был мальчик… Как повезло, что роды не случились днём-двумя ранее… Том хотел, как говорил, его убить – чтобы совсем не оставлять улик, чтобы никто даже предположить не смог… Но не убил. Куда-то увёз, то ли в Эванс-сити, то ли даже в Саксонберг, отсутствовал он тогда долго. Подбросил к больнице. Это было сложно и рискованно, но он решил поступить именно так.
– Да… Он никогда не убивал детей… Я знаю…
– Он просто хотел спрятать тебя от всех, дать шанс на нормальную жизнь, которой совершенно точно не было бы у нас. Он же знал, нас найдут. И кто бы после этого тебя ни воспитывал – это совершенно точно были бы не он и не я. Смог ли бы хоть кто-то полюбить тебя, дать тебе тепло и заботу, зная, чья ты? Твой приёмный отец любит тебя так сильно, потому что не знает… Пусть не знает и дальше. Ни к чему им всем знать, достаточно того, что знаем мы. Для меня было главное увидеть тебя… Убедиться, что с тобой всё хорошо. Там, в больнице, я только той мыслью и могла себя утешить – что ты не растёшь в каком-нибудь приюте, что на тебя не показывают пальцем, пересказывая друг другу особенности твоего рождения, не шарахаются от дочери маньяка, у которой и мать тоже лечится в сумасшедшем доме… Я там почти не видела газет, не знала новостей. Меня берегли от всего, что могло меня взволновать, ухудшить моё состояние. Они знали, что я родила в плену, но полагали, конечно, что ребёнок умер. Что в довершение ко всем ужасам моей жизни я пережила смерть ребёнка. Я не рассказала им, конечно. Не хотела портить тебе жизнь. Но рассказать правду тебе – да, я хотела. Потому что ты её заслуживаешь. Потому что сама её искала. И если ты теперь захочешь, чтоб я исчезла из твоей жизни – я пойму… Хотя почему-то мне кажется, что ты не захочешь…
Сисси распрямилась. Лицо её было мокрым от слёз. Это зрелище реально могло б потрясти случайного свидетеля – плакала Сисси очень, очень редко.
– Вы моя мать. Моя живая, настоящая, любящая меня мать. У меня не было матери. У меня была могильная плита на кладбище, к которой я исправно приносила цветочки, и фотография на каминной полке, и сухие строки полицейского отчёта. И вечный вопрос – почему. Да, была тётя Сара, для которой я была утешением, потому что в отличии от Кристины, могла бегать, громко смеяться, не бояться упасть с качели… И у меня была лучшая на свете мачеха – вторая жена моего отца, его работа. Вы не думали, что у меня тоже очень много нерастраченной нежности, много несказанных слов? Моя мать 9 месяцев носила меня, запертая в тёмном холодном подвале, где устала вздрагивать от каждого шороха, где слава богу, не было крыс, но было пострашнее… Моя мать ещё много лет прожила в холоде… Мы заслужили немного тепла.
– Серьёзно? Ты считаешь, это реально?
– Что, пригнуть шерифёнка к ногтю? Отвечаю, чувак, это делается просто, я в Балтиморе такое проворачивал легко и запросто, всё на мази было.
– Да, а теперь ты не в Балтиморе своём, и даже не в Питтсбурге, а в вшивом Хармони…
– Так, объясняю ещё раз на пальцах. У меня на руках баксы. Много. И товар. Много товара. И с тем и с другим меня давно ждут в Огайо, только вот попаду я туда… не знаю, когда. Потому что шерифу, понимаете ли, приспичило устраивать на выезде из города кордоны. И для этого он заручился поддержкой всех окрестных городов. Такому количеству народа на лапу не дашь. Поэтому не один только я сижу тут тихо, как мышь. А того гляди, и тут до нас доберутся. Поэтому, если хочется, чтобы жизнь и дальше была райской – надо что-то делать, чувак. Так вот, шериф станет гораздо менее зорким и гораздо более сговорчивым, если его собственный сыночек будет в чём-то таком замешан. Чтобы отмазать сыночка, плюс избавить его от дурной компании, он на все четыре стороны нас из города выпустит, да ещё и денег даст на дорогу. Надо только грамотно подойти к вопросу. Повязать его на чём-нибудь серьёзном.
– Серьёзном? Ты его видел? Он же примерный мальчик, банка пива в пятницу и любимая коллекция порнухи – вот все его грехи. Он, уверен, даже яблоки в детстве не воровал. А ты расфантазировался. Наркотики, тачки, мокруха? Да начерта ему это надо?
– Тихо. Не гони. Криминал как таковой Ною, конечно, не нужен. Ну, пока не нужен. А вот друзья – нужны. Общение ему нужно. Люди, которые не будут смотреть на него, как на фрика. Ты что, не сечёшь? Маленький городок, все друг друга знают, все новости и события годами пережёвывают. Тем более, отец, как-никак, шишка, так что пацан всегда на виду и под прицелом. Да они его задолбали своими жалениями. Его даже называют со школы знаешь, как? Мальчик-который-выжил. Думаешь, почему он таскается с этим червяком Троем? Потому что он мозги ему никогда не парил. Потому что не смотрит на него как на того-самого… а просто смотрит. Олсон, правда, придурок… но Олсон тоже полезен. Поверь, если он не послал до сих пор куда подальше Олсона… Короче, чувак, поверь моему житейскому опыту. Из таких вот голубоглазых блондинчиков потом такие парняги получаются… Главное подтолкнуть вовремя там, где надо. А за этим я прослежу.
