— Для вас, думающих лишь о своём комфорте, она, конечно, не очевидна.
И он, и Сенле Дерткин — дети одного мира, оба покинувшие его ещё в детстве, оба из семей, принадлежавших к элите — и здесь, в чужих мирах, они пришли к противостоянию, а не сотрудничеству. Не то чтоб в этом было что-то такое уж немыслимое, даже малое дитя не будет думать, что всякий минбарец всякому минбарцу непременно друг… Но то, что на Минбаре называется врагами, не идёт в сравнение. Воины или жрецы могут поколениями лелеять клановые обиды, как часть идентичности, если угодно, но окажись они в ситуации беглых корианцев — и речи не могло б быть о каких-то мелочных интригах, разделении единого народа пропорционально количеству благ, которые удалось урвать.
— Этому сюжету тысячи, если не миллионы, лет, только почему-то он никого ничему не учит. У меня на родине только ленивый не финансировал распространение этой дряни в странах-конкурентах. А те, в свою очередь, финансировали в ответ. Итог мы видим. Любовь к играм с огнём — это тоже то, что объединяет, видимо, все народы и расы. И теперь тоже кто-то оплачивает неприятности для конкурентов, и даже понимая, что кто-то так же оплатил неприятности для него, наивно рассчитывает, что лично его это не коснётся, что удобное оружие не вырвется из-под контроля.
Он так гордо подчеркнул, что центаврианская сторона не оказывала по отношению к ним благотворительности — надо думать, и их инициативы по содействию переселению других корианских эмигрантов ею не являются. Можно только предполагать, какие отношения связывали когда-то эти семьи — первой, второй, третьей волны, но странно будет полагать, что это не имеет совсем никакого значения в дне сегодняшнем. Земляне, допустим, больше склонны пренебрегать такими вещами, но даже для землян прошло ещё недостаточно времени, не успело сформироваться нового поколения, выросшего полностью в других реалиях, и даже те, кто родился уже на новом месте — дети своих семей, вскормленные их опытом, их рассказами. Корианцы, по их собственным свидетельствам, имеют много общего с землянами — вряд ли стоит исключать и такую черту, как склонность пользоваться более бедственным, униженным, зависимым положением собратьев. И если это так — то это видит и понимает и Сенле Дерткин, может ли она, со всеми её детскими обидами и со всей неприкаянностью сейчас, не соблазниться возможностью пошатнуть прочное положение этого самодовольного типа — пусть даже её собственное от этого существенно и не улучшится? Сколько ни осуждай зависть, гнев и прочие грехи по списку — они есть и им подвержены жители всех миров.
— Интересный поворот, — процедила Дайенн, — можно предполагать, вы сами практикуете такую борьбу с конкурентами?
— А как вы считаете, если б практиковал — я б вам сказал? Но нет, это не про меня. Мы уже научены непосредственным горьким опытом, чем чреваты такие авантюры. Бизнес, конечно, требует рисков, но рисковать тоже надо с умом. Скорее я склонен подозревать в подобных методах ваш мир.
— Вы с ума сошли?!
— А что не так? Разве Минбарская Федерация и Земной Альянс — не основные конкуренты Республики Центавр? Ну, в последние годы ещё Нарн, пожалуй, стало можно рассматривать в таком качестве, за годы правления На’Тот они неплохо восстановились… Земля, конечно, тоже последний мир, который я заподозрю в чистоплотном ведении дел, но у вас тут есть дополнительный фактор — вы действительно можете иметь иллюзию, что вам это не опасно. Ведь в вашем обществе нет тех линий напряжения, на которые обычно давят подобные экстремисты.
Дайенн скривилась — Крин озвучил её мысли недавнего времени, и это было отвратительно.
— Но это именно иллюзия, — безжалостно продолжал Крин, — у нас правительства развитых стран тоже думали, что их сытый, чтоб не сказать — зажравшийся народ не дойдёт до солидарности с какими-нибудь дикарями из Ломпари. А оказалось иначе. И ваших, и земных, и бракирийских, и нарнских авантюристов, оплачивающих работу этих вредителей, ждёт та же участь.
Ну да… попрекал же её Алварес самым большим, по совокупности, подконтрольным сектором, в понимании этого вот тоже вполне себе свидетельство особой хищности. Аргумент, что если б им дополнительные территории были нужны, то с военной машиной, противостоять которой мало кто смог бы, это не вопрос — для таких не аргумент. Они сами мыслили б в направлении экономии материальных и людских ресурсов — и так, в их понимании, будет каждый. Ибо каждый, по их мнению, имея много, хочет большего.
— То есть, вы прилетели сюда бросить мне, офицеру полиции и представителю воинской касты, обвинение в том, что Минбар — сердце Альянса, гарант мира и стабильности — повинен во вскармливании экстремизма? Пикантно слышать это от представителя мира, где дошло до всепланетной революции, живущего сейчас в мире, 40 лет назад развязавшем войну на всю галактику. Не кажется ли вам, что вы валите с больной головы на здоровую? Не кажется ли вам, что вместо поиска виновных на стороне вы могли б честно спросить себя, сделали ли вы хоть что-то для того, чтоб подобные пасквили не обретали в вашем новом мире благодатной почвы?
— А вам не кажется, что офицер полиции сейчас занимается тем, что обвиняет жертву?
— Это кто жертва? Вы? Вы беззастенчиво ограбили собственный мир, теперь наживаетесь на жителях другого мира, и у вас такая непоколебимая убеждённость, что вам все должны и всё, чего вы желаете — ваше по праву. Да, мне очень жаль, что вы сейчас сидите передо мной как свидетель, что я не могу арестовать вас как преступника, коим вы являетесь…
— Офицер Дайенн! — раздался от дверей голос Альтаки, — можно вас на пару слов?
Дайенн пулей вылетела за дверь.
— Простите, господин Альтака, я знаю, что моё поведение непростительно. Но извиняться перед этим самовлюблённым паразитом не буду! По крайней мере, прямо сейчас я на это не способна!
— Всё в порядке, — седой бракири загадочно улыбался, — спишем на переутомление, и не такое списывали. Моей ошибкой было отправлять вас беседовать с этим хмырём, у вас и так, ввиду болезни напарника, нервы на пределе.
Болезни напарника… не помешавшей ему, этому напарнику, наговорить ей больше, чем она хотела бы слышать. Да, беседовать с Крином стоило б до историй о едва не сожжённых девочках и едва не замороженных городах. Они называют новую власть варварской — и может быть, есть, за что, но посмеют ли они отрицать, что нищета, ксенофобия и дикие обычаи не были изобретением новой власти, они остались в наследство от старой. И с тем, что убийцы детей должны нести наказание, вроде бы никто не станет спорить… А те, кто поддерживали, взращивали и покрывали убийц детей, а те, кому было просто всё равно? Переживали ли Крины, когда жили в благополучной Эммермейнхе, о том, что происходит в Кунаге или Сурамбе? Едва ли. Они были заняты обращением банкнот в золото.
— Не уверена, что я заслуживаю такого снисхождения…
— А это и не ваше дело, мне решать, чего вы заслуживаете. Скажите, вы задавались вопросом, почему все эти корианские «беженцы» — некоторые из которых, как вы убедились, богаче и наглее многих бракирийских мафиози — так ненавидят Даркани? Да, он одно из главных лиц нового государства, но так, как его, не ненавидят, пожалуй, никого.
Такой резкий поворот разговора слегка ошеломил.
— Ну, он воспринимается, наверное, как символ…
Альтака с той же улыбкой кивнул.
— Именно, символ. Символ их поражения. Того, что не всё у них в кармане, хоть им и казалось так. Эта авантюрная выходка Гидеона могла и не иметь успеха, если б Даркани и его напарница не приложили для этого все усилия. Они успели добраться до зондов раньше правительственных агентов, скопировали информацию и с помощью своих друзей-хакеров разослали её по всем центральным телеканалам, поставив в прайм-тайм, причём три дня подряд… После этого, конечно, им пришлось бежать из страны, их жизнь, мягко говоря, была в опасности. Но и в других странах, куда бы ни попадали, они продолжали делать то же самое. Благо, везде находили не только новых врагов, но и новых друзей среди тех, кто встретился с зондами раньше их… Век информационных технологий, знаете ли — это возможность для слова обежать земной шар раньше, чем некий правительственный чин нажмёт тревожную кнопку. То, на что в иных условиях потребовались бы десятилетия, стало возможно в максимально короткий срок. Крайне удачное сочетание факторов — уже назревшего народного недовольства, эффектной акции Гидеона и фанатизма Даркани.
