Нирла шмыгнула.
— Столько удивительного в мире. Вот господин Алварес тоже гибрид, только его воспитывала мать. А госпожа Дайенн хоть не гибрид, но рождена искусственно, у неё были приёмные родители… Мне кажется, им очень повезло, что их с детства окружало столько хороших людей. Я до того, как попала сюда, мало хороших видела… А расскажите о вашем отце? Если хотите, конечно.
Образы родных в её мыслях встают обрывочно, смазанно — она не хочет их вспоминать. Отец — за неимением сказок о чудовищах, самое страшное существо из известных. Довольно преуспевающий, наверное, по местным меркам хозяин — отхвативший приличный участок сравнительно неплохой земли, выращивающий на продажу овощи, скот, иногда вот детей… Мать — сгорбленная старуха, угодливая с отцом и старшими сыновьями, беспощадная со всеми остальными. Эти самые старшие братья — кажется, трое, более молодые вариации отца. День начинается рано и кончается поздно, тут даже чтоб просто сводить концы с концами, приходится крутиться с утра до ночи. Большое, хорошо поставленное хозяйство даже прибыль приносит, но и чтоб содержать его на уровне, нужно много затрат. И компенсируются они, как это водится, рабским трудом…
— На случай, если ты его где-то случайно встретишь? — рассмеялась нефилим, — маловероятно. Я ищу его уже 4 года, и никаких следов. Словно его поглотил космос и не оставил даже памяти… Следы потерялись на Тенотке.
— Да, я слышала, что там погибло много народу тогда. Но ведь пиратского народу! И неправда, что прямо совсем оттуда никто не спасся — а разве не спаслись те, кто поджёг?
— Ну, это всё же смелое предположение. Следствие выяснило, что пожар был не случайным, склады с горючим подожгли, но даже точное количество погибших проблематично установить… Ну, эти разговоры не для детских ушей. Я знаю, что моего отца привозили на Тенотк, и я не успокоюсь, пока не узнаю — увозили ли, или… он остался там.
— Врачи у пиратов в цене. Они ведь не могут в больницы обращаться, а лечиться как-то надо.
Теперь такие же бледные, смазанные образы собратьев по недолгому плену, отголоски их рассказов, деловитые, бесстрастные слова и прикосновения того самого пиратского врача, отмечающего, что ребёнок так себе, спина искривлена от тяжестей и плохого питания, волосы никудышние, но мышцы крепкие, на какую ни есть примитивную работу сгодится… Совсем заморышей с Голии, впрочем, и не бывает, все хилые дохнут в раннем детстве.
— Но он-то — генетик… К тому же, он уже не молод и не идеального здоровья. Он серьёзно пострадал во Вторую оккупацию, а пираты не любят возиться с такими, кому не всё можно есть, или нужны какие-то лекарства. Только если выгода заведомо превышает затраты. Да и он не стал бы на них работать. Просто не стал бы. Он врач, не воин, но есть то, в чём он твёрже воинов.
— Господа медики — Реннар и остальные — лечат же пиратов, — возразила девочка.
— Они их лечат для того, чтоб они дали показания и предстали перед судом, а не для того, чтоб они продолжили свои гнусные дела. Мой отец мог согласиться лечить других рабов, но не самих пиратов. Он нарн, родившийся в Первую оккупацию и переживший Вторую, он ненавидит рабовладельцев, какой бы расы они ни были.
— Первая оккупация… она когда была? Это сколько ж ему лет? — ахнула Нирла.
Следует смотреть правде в глаза, думала Ли’Нор. Кроме несомненно великого нарнского духа, воли к свободе и победе, есть и элемент везения в том, что они не стали, и не станут, такими, как голиане. Им повезло, что в их мир Центавр вторгся на закате своей империи, когда большей частью их хвалёное величие осталось в прошлом. Когда центавриане всё ещё были патологическими властолюбцами, не терпящими, чтоб что-то во вселенной не принадлежало им, но уже были отравлены пресыщенностью, ленностью самовлюблённости. Во времена завоевания Голии они были не только властолюбивы, но и действительно фанатичны, они не жалели ни денег, ни солдат на уничтожение не только хаотичного и слабосильного голианского сопротивления, но и всех достижений их цивилизации, просто из любви к этому занятию. Император Валхит во многом стоил своих дедов, но он уже не имел того исступления при одном звучании имён чужих богов, под стать ему была и большая часть двора, считающая моветоном порывы отдельных наместников на Нарне заставлять рабов поклоняться центаврианским богам и жечь книги Г’Квана. Пусть дикари верят во что хотят, зачем лишать их этого жалкого, бессильного утешения. Сказывалось, быть может, и то, что был Валхит стар, нарнская кампания была для него в том числе попыткой убедить себя в обратном…
— 91. Он родился в последний год центаврианского владычества, тогда, когда наш мир был охвачен пламенем освободительных восстаний. Его детское имя означало «свобода». И два его сына отдали жизнь за Нарн во Вторую оккупацию. А он служил родине иначе — участвовал в выведении нас, нефилим. Просто родить и воспитать ребёнка — невеликая доблесть, это может всякий взрослый нарн, а он растил ребёнка иной природы, чем его рождённые естественным путём дети. И ему это прекрасно удалось! А ведь было непросто, в его возрасте и состоянии здоровья… Но в детстве я не воспринимала своего отца немощным. Он всегда был для меня опорой, тем, кто знает ответы на все вопросы, даст совет и направит в любой ситуации. Только когда я повзрослела, я поняла, что его силы не так беспредельны, как казалось мне когда-то. Что теперь я должна стать для него опорой. Но попробуй поопекать того, кто всегда отстранял руку и шагал твёрдо, не позволял себе ни лени, ни малодушия… Он мог давно отойти от дел, доживать свою жизнь в тишине своего дома… Но таков нарнский характер — нарны не склоняются перед старостью и болезнью. Он носил очки и передвигался с тростью, но продолжал посещать институты, где работали его студенты, читать лекции… К денетам вон летал — денеты его обожали…
Нирла пытается представить этого старого врача, получается плохо — старых нарнов она не видела. Она пытается мысленно состарить Г’Тора или Ту’Вара — Ту’Вара как будто легче, он старше, но с её точки зрения, простоватая у него для врача физиономия. Получившийся конструкт в одеянии Реннара смотрится для неё самой неубедительно, Нирла печально вздыхает.
— Счастливая вы — иметь такого отца… Я о своём и сказать ничего не могу, не зналась с ними. Он со старшими жил в доме, старшие у него в чести были, младшие вот нет. Да у нас и понятий таких не было — ну, отец… Отец и отец, как у всех, ничем не отличается. А здесь кого послушаешь — у всех отцы какие-то особенные. С одной стороны думаю — какие счастливые. А с другой — ведь и потерять таких родственников куда страшнее…
Путь через сектор Аид занял у них всего несколько часов лишь благодаря тому, что несколько пиратов, до которых внезапно дошло, что тюрьмы на Проксиме и даже на Хифаке — это, в общем-то, не самая плохая перспектива, согласились показать им кратчайший путь среди астероидов и космического мусора.
— По-видимому, где-то здесь. Долго ж мы в это место ещё не попали бы, если б так не ускорялись события…
По пути встретилось несколько разбитых транспортников — результаты пиратских перестрелок и аварий последних кораблей с горнорудных колоний, население которых ударилось в спешные бега, надо думать, неспроста.
— Подручные Нуфака дерутся за власть, — кивнул Махавир на очередное побоище, — нашли, конечно, время… Хотя как посмотреть, может, сейчас и самое время, кто в таком хаосе сумеет выжить и доказать свою крутость — имеет все шансы стать вторым Нуфаком.
Сколько и куда они собрались отступать, ворчал Г’Тор, пока не упрутся в границы какого-нибудь чужого сектора, какой-нибудь расы, с которой мы ещё не знакомы? Там им вряд ли будут рады… Ранкай возразил, что может быть по-разному — не потому ли мы об этой расе ничего и не слышали, что дальние путешествия пока не в её технологических возможностях, а раз так — то и организовать пиратам подобающую встречу не в их технологических возможностях. Не узнать бы нам потом, как там эти недобитки благополучно воцарились… Да вряд ли, возражал Шеномай, завоевать и надолго удержать под собой целый мир — это немножко не то же самое, что разнести базу конкурирующей банды или подмять под себя какую-нибудь вшивую горнорудную колонию. Разбойничья шайка не осилит того, для чего нужна армия. Сильная, дисциплинированная армия.