— Маньяки — они все такие. А это — классический маньяк, хоть тема и не классическая.
— Интересно, сколько ещё буковок-циферок он нам успеет намалевать, прежде чем пираты всей ордой сдадутся и попросятся в стены родной тюрьмы укрыться, как в материнскую утробушку… — Итишшу поднялся, — ладно, пойду, попробую, чем чёрт не шутит… Если и правда оно — надо ж готовиться…
— Готовиться… Морг, что ли, расширять? — проворчал Синкара, — некоторая фора времени у него всё-таки была. Опять приедем к горе трупов и ничерта. Опять над очередной буковкой будем головы ломать. Ну или циферкой… Или может, вообще знаком препинания, кто его знает, логику его… Алварес, как считаешь, куда его фантазия на сей раз выведет? Может, теперь нам на стене Богородицу изобразит и иероглиф китайский?
Вадим хмурился, перелистывая фотографии.
— Почему И… Эти знаки — не порядковый номер, не соотносятся ни с названием места, ни с именами жертв… И всё же, если б он не считал, что мы сумеем истолковать послание — он не оставлял бы его.
— Ну, будем считать, что он переоценил наши мозги?
— Я, может, что-то тупое сейчас спрошу, — подал голос Ли’Хор, — но может быть такое, что он… ну… и не собирается в этот Аид? Ну всё-таки место действительно не очень проходное, не зная броду, можно и корабль убить…
Синкара покачал головой.
— Кажется, этот знает брод везде, где надо и не надо. Как-то ведь он сел на Ваханте.
— … и он передаёт эти координаты нам, чтобы уже мы разобрались с недобитками, а у него на этом всё? Вроде как, последние точки над И…
— Ли’Хор, ты много с ходу вспомнишь маньяков, умевших вовремя остановиться?
Нарн развёл руками.
— Я не уверен, что вообще многих с ходу вспомню. Я не спец по сдвинутым мозгам, как-то больше по обычным бандитским разборкам… А эта братия тоже, конечно, с огоньком порой к делу подходит, но чучело из кусков разных тел пока ещё никто не собирал. Вот хоть режь меня, я б не придумал, что он этим сказать хотел… Говорят, что надо уметь мыслить как преступник. Ну не знаю, если мыслить как этот вот, так недолго и самому, по-моему… Это я ничего против тебя не говорю, Алварес, но ты поосторожнее.
— Ему это все уже сказали, — усмехнулся Вито, — но он же в своём роде тоже маньяк. Допёк Альтаку, чтоб его вернули к этому делу… Правду сказать, оно всё больше выглядит как личный вызов. Почему он сшил по полголовы человека и центаврианина? Может, конечно, потому, что по его мнению так красивше, а я просто параноик, раз вижу в этом жирный и некрасивый намёк…
Дайенн чувствовала, что прямоугольник фотографии всё сильнее жжёт тело. Выложить его сейчас? Нет, нет…
Всю дорогу с Ваханта она искала хотя бы для самой себя приличное объяснение, почему так поступила. Почти нашла, но потом была эта адская карусель зверски расчленённых тел и тел, которые необходимо было расчленить спокойно и правильно, с чувством вины — хотя всем вроде бы очевидно, что их-то вины здесь ни капли — перед Л’Тачлит, которой приходилось, с забранными образцами для бакпосевов, каждый раз проходить через шлюзы дезинфекции и надевать маску своего баллона — что поделать, лаборатория кислородников ближе и больше, в метановой сейчас своя работа кипела. Можно было уйти и раньше, но так хотелось поскорее… не то чтоб закончить, до «закончить» тут ещё далеко, но насколько возможно приблизиться к этому, да и неудобно было перед Лютари, и так целиком взявшим на себя все центаврианские трупы — хорошо хоть, их на общем фоне немного.
Почему? Из-за проклятых слов проклятого Такерхама, которые всё равно не могли побудить этот минбарский принцип защиты чести, потому что он менее всего может относиться к Алваресу? Из-за чувства вины перед алитом Соуком, в поручении которого пока что не слишком преуспела, и как следствие — желания предоставить ему то, чего не знает больше никто? Разумеется, хотелось бы, чтоб сперва у неё были какие-то версии, как понимать этот новый неожиданный элемент, с чем он может быть связан. Версий пока не было, а вот понимание сути того, что именно она сделала, становилось всё сильнее — и с каждой минутой промедления становилось всё сложнее выложить эту фотографию, и от этого становилось ещё поганее. Так бывало давным-давно, иногда в детских снах, которые она помнила потом очень смутно, без подробностей, только само это чувство — она совершает нарушение. Идёт туда, где ей быть не подобает, делает то, что приводит в ужас её саму, а уж в какой ужас приведёт взрослых — нечего и говорить. Она понимает это внутри себя — и всё же обнаруживает себя уже сделавшей это. И тягучая, жадная трясина страха, тоски, раскаянья, стыда затягивает её… Мама успокаивала, говорила, что такие сны снятся всем, и ей снились, от этого становилось немного легче. Сейчас — не сон, и нет рядом мамы, чтобы успокоить…
В обратной дороге почти всё время провели в кают-кампании, доработка отчётов превратилась в коллективное творчество — спасибо Синкаре, который ни себе, ни кому вокруг с рабочего настрою сбиться не дал, сидел, вслух страдал о невозможности разорваться, и в рейде в Аид принять участие хочется — такие записи в послужном списке вообще не часто появляются, и там как раз, по меткому выражению Ранкая, пара субъектов отменила таки бронь на ближайший рейс к кандарскому солнцу, скоро будут готовы что-то да сказать. Дайенн тоже было о чём подумать в этом плане, но думала она, пытаясь свести первичные результаты в окончательно внятную картину, о других вещах. О Ваханте — не было времени, конечно, на экскурсии по окрестностям, но и того, что видела, хватало для самых разнообразных мыслей. Почему ни одна сволочь так и не нашла в себе решимости поднять вопрос о биологическом карантине? Лучше поздно, чем никогда. Дилгарские сомнительные гарантии безопасности канули с ними вместе, да и касались они их самих и союзников. Дрази, например, их союзниками не были, они были, в составе первого населения колонии Латиг, таким же материалом для экспериментов. Если никто из первых высадившихся на Ваханте пиратов не повторил судьбу обнаруженных там трупов через годик-другой, это действительно должно так успокаивать? В истории до чёрта примеров, когда заразе требуется лет десять, чтобы приспособиться к чужеродному организму, зато уж как приспособится… Зато вот полицейские лаборатории обременены прекрасным и бессмысленным делом этих бакпосевов, для прояснения причудливого и извилистого пути существ, визами сроду не обзаводившихся, хотя любому понятно, что не влияют эти результаты особо ни на что — добропорядочные граждане и прежде не совались в сомнительные места, не озаботившись прививками и страховками, а не добропорядочные как руководствовались своими соображениями, так и впредь будут.
Г’Тор, давно закончивший со своей частью бумажной каторги — спасибо за это коллегам из тирришцев — теперь пялился в фотографии мест преступления, а не пялиться и сложно было, Алварес разложил их на полстола.
— Нет, всё понятно с уничтожением пиратов… Ну, методы, конечно, оторопь внушают, но надо думать, пиратскую братию не так легко впечатлить, там уж слишком закалённые жизнью натуры, а вон гляди-ка, как загоношились! Но эти надписи и знаки — это просто какая-то бессмыслица! Почему он два раза написал одну и ту же букву? Конечно, теперь одно из мест уничтожено, как бы нет у нас буквы, но он-то об этом знать не мог!
— Ну, к взрыву на Яришшо он действительно непричастен. Да и у нас всё-таки остались фотографии. Мало, и не очень хорошего качества… Но много ли это уже решает, ну, минус один пожизненный срок, что ли?
— Это не 3.
— Что? — Синкара повернулся и встретился с каким-то странным, остекленевшим взглядом Алвареса.
— И это не А. Вито, будь добр, свяжись с Шлилвьи, он говорил, что есть фотографии, менее чёткие, но может быть, там ракурс удачнее… Хотя я и так совершенно уверен.
— Алварес, ты мог бы быть внятнее?
— Смотри сам! Я бы сам предпочёл видеть что-то другое… Вот здесь падает тень от рукояти меча, кого-то из нарнов из силового. Она перекрывает перекладину в литере. А если присмотреться? Крови свойственно оплывать потёками, но даже несмотря на это видны эти «хвостики»… Которых в денетском случае нет.
