Цветаева М., Ахматова А., Гумилев Н., Маяковский В. и др.
Серебряный век: жизнь и любовь русских поэтов и писателей
© Ахматова А.А., наследники, 2021
© Гумилев Н.С., наследники, 2021
© Докашева Е.С., 2021
Предисловие
Перед Вами книга литературных портретов известных пар Серебряного века. Марина Цветаева и Сергей Эфрон, Александр Блок и Любовь Менделеева, Анна Ахматова и Николай Гумилев, Андрей Белый и Ася Тургенева, Максимилиан Волошин и Маргарита Сабашникова, Вячеслав Иванов и Лидия Зиновьева-Аннибал, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Сергей Есенин и Айседора Дункан.
Они не только вписали свои имена в историю русской культуры, но и показали – как любовь раскрывает творчество и ведет к новым свершениям и открытиям. Трагизм жизни обусловлен конкретными обстоятельствами, но творчество и любовь позволяют выйти за пределы земного существования и воплотиться в вечности.
Каждая любовь неповторима. Мы вглядываемся в судьбы знакомых нам поэтов и художников, пытаясь разгадать магию творческого дара и его непосредственную связь с небесными координатами.
Герои этой книги – люди разные, но всех их объединяет служение Слову и культуре и понимание, что по-настоящему творцы ответственны только перед своим даром, который дан им свыше.
Так, по одной из версий, причина самоубийства Цветаевой в том, что она поняла: родник иссяк и стихам больше не течь. В этом есть некий символ и безусловная правда.
И еще – мы можем удивляться – насколько тесно тогда были переплетены знакомства, влюбленности, судьбы. Они перетекали свободно, без границ, и любовь порой как облако накрывала тех, кто был рядом. Андрей Белый и Любовь Менделеева, Маргарита Сабашникова и Вячеслав Иванов… Отношения напоминали античную трагедию, потому что все было серьезно, на грани жизни и смерти. Ведь в ту эпоху еще и стрелялись и были дуэли… Вспомним хотя бы Волошина и Гумилева.
В пору влюбленности в творчестве поэтов мы видим поразительный взлет, да и страдания обогащали лирику шедеврами. Эпоха Серебряного века была полна поисков новой религиозности и выхода за пределы косного существования. Этим объясняется ренессанс русской религиозной философии. А также популярность в России идей теософии и антропософии, которую разрабатывал Рудольф Штейнер… Две дамы Серебряного века – прекрасные Ася Тургенева и Маргарита Сабашникова – связали свою жизнь с учением Штейнера и внесли свой вклад в строительство Гётенаума.
Некоторые герои после двух революций – Февральской и Октябрьской – оказались разлученными – по ту сторону границы. Кто-то остался в России, кто-то связал свою жизнь с зарубежьем. Но память… память сохранялась. Часто велась переписка… Очерк Цветаевой «Живое о живом», посвященный Волошину, и воспоминания Маргариты Сабашниковой «Зеленая змея», да и великолепная трилогия Андрея Белого – зримое свидетельство ушедшей эпохи… Каждый из них хранил память о другом.
В книге цитируются письма, воспоминания, дневники, стихотворения героев этого сборника – лучшие свидетельства о их жизни и творчестве.
«Да, в Вечности – жена, не на бумаге»
Марина Цветаева и Сергей Эфрон
«Мы никогда не расстаемся. Наша встреча – чудо. Пишу Вам все это, чтобы Вы не думали о нем, как о чужом. Он – мой самый родной на всю жизнь. Я никогда бы не могла любить кого-нибудь другого, у меня слишком много тоски и протеста. Только при нем я могу жить так, как живу – совершенно свободная.
Никто – почти никто! – из моих друзей не понимает моего выбора. Выбора! Господи, точно я выбирала!» – так о своем муже С. Эфроне писала М.Цветаева В.В. Розанову.
В своем послании Марине (будучи разлучен с ней), написанном после нескольких лет неизвестности, когда родные не знали – жив он или умер, Сергей Эфрон удивительным образом вторит жене, умножая ее слова своей любовью и преклонением:
«Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни, живите! Я ничего не буду от Вас требовать – мне ничего и не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы. Остальное – я это твердо знаю – будет. Об этом и говорить не нужно, п<отому> ч<то> я знаю – всё, что чувствую я не можете не чувствовать Вы.
Наша встреча с Вами была величайшим чудом, и еще большим чудом будет наша встреча грядущая. Когда я о ней думаю – сердце замирает страшно – ведь большей радости и быть не может, чем та, что нас ждет. Но я суеверен – не буду говорить об этом. Все годы нашей разлуки – каждый день, каждый час – Вы были со мной, во мне. Но и это Вы, конечно, должны знать».
Так они отзывались друг о друге и на таких высоких струнах души основывался их союз, начавшийся в годы далекой юности в Коктебеле.
Размышляя о жизни Марины и Сергея, понимаешь, что сходство судеб предопределило их встречу. Мать Марины умерла от туберкулеза, когда ей было 13 лет, Сергей остался без матери в 16 (Елизавета Дурново повесилась из-за самоубийства любимого сына Константина). Они ощущали внутреннее сиротство и неприкаянность, что тоже притягивало их друг к другу.
Ранние стихи Марины проникнуты жаждой любви как чуда – чуда, где высокие отношения и рыцарские чувства.
Ты – принцесса из царства не светского,
Он – твой рыцарь, готовый на все…
О, как много в вас милого, детского,
Как понятно мне счастье твое!
В этом стихотворении, посвященном сестре Асе, очень явно желание Марины самой встретить рыцаря, «готового на все»…
Слово «рыцарь» еще долго будет в ее поэтическом арсенале, тревожа далекой мечтой.
В пору взросления Марине хочется любви, она предчувствует ее, ждет, испытывает потребность в другом человеке, в его сочувствии и участии, ласке и нежности. Но все же книжный мир еще сильнее, чем реальный, или по крайней мере его полноправный соперник. Марина как будто бы находится в странном заколдованном круге, из которого пока выйти – не может. Нужно, чтобы явился тот, кто расколдует…
Вот, что она пишет в письме к Петру Юркевичу, другу ее 15-ти лет (как назовет его в дарственной надписи на книге «Волшебный фонарь»). Брат гимназической подруги Сони Юркевич, он был на три года старше Марины.
М.И. Цветаева – П. Юркевичу
<Не ранее второй половины сентября 1908 г., Москва>
Знаете, Понтик, я никак не могу решить, Вас ли я любила или свое желание полюбить? «Жить скверно и холодно, согревает и светит любовь». Так говорят люди. Я хотела попробовать, способна ли я любить или нет. Но все встречные были такие противные, мелочные, дрянные, что, увидев Вас, мне показалось: «Да, такого можно любить!» И мало того – я почувствовала, что люблю Вас.
Все дни, когда от Вас не было писем, и эти последние, московские дни мне было отчаянно-грустно. А теперь я несколько дней совершенно о Вас не вспоминала. А герцога Рейхштадтского, к<оторо>го я люблю больше всех и всего на свете, я не только не забываю ни на минуту, но даже часто чувствую желание умереть, чтобы встретиться с ним. Его ранняя смерть, фатальный ореол, к<отор>ым окружена его судьба, наконец то, что он никогда не вернется, всё это заставляет меня преклоняться перед ним, любить его без меры так, как я не способна любить никого из живых. Да, это всё странно.
К Вам я чувствую нежность, желание к Вам приласкаться, погладить Вас по шерстке, глядеть в Ваше славное лицо. Это любовь? Я сама не знаю. Я бы теперь сказала – это жажда ласки, участия, жажда самой приласкать. Но сравниваю я свое чувство к Наполеону II с своей любовью к Вам и удивляюсь огромной их разнице.
М<ожет> б<ыть> так любить, как люблю я Наполеона II, нельзя живых. Не знаю.
Чувствую только, что умерла бы за встречу с ним с восторгом, а за встречу с Вами – нет. <…>
