Это безумие повторяется снова и снова, но никто его, кажется, не замечает. В главном зале играют круглые сутки напролет, и цирк никогда не заканчивается. А на всех верхних ярусах, клиентов завлекают самыми нелепыми ярмарочными аттракционами. Сбей выстрелом из ружья накладки с сосков у огромной лесбиянки и получишь козла из сахарной ваты. Встань напротив этой фантастической машины, друг мой, и всего за 99 центов твое изображение высотой в шестьдесят метров появится на экране над центром Лас-Вегаса. Еще девяносто девять центов — и можешь что-нибудь сказать. «Говори что хочешь, приятель. Тебя услышат, не волнуйся. Главное, что ты будешь ростом в шестьдесят метров».
Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: «Вудсток?ber Alles!»
Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.
Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в «Цирк-цирк» и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову — выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.
Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как «Цирк-цирк»
«Мне неприятно об этом говорить, — сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, — но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх».
— Чушь, — сказал я. — Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. — Я сжал его бицепс, — Пойми же, мы нащупали главный нерв.
— Я знаю. Оттого и Страшно.
Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.
— Смотри. Две бабы ебут белого медведя.
— Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. — Он жестом попросил официантку принести еще два виски. — Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?
— Не много, а что?
— Мне надо уходить.
— Уходить?
— Да, валить из страны. Сегодня вечером.
— Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.
— Нет, я серьёзно.
— Джордж Метески тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.
— Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!
Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.
— Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.
— А мы сможем выйти?
— Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?
— Я хочу выйти по-быстрому.
— Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. — Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.
— Тебе платят за случку с медведем? — спросил он.
— Что?
— Это он шутит, — сказал я встряв между ними. — Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.
— Она не остановится, — сказал я. — Она вообще не останавливается. — Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.
— Стой на месте! — крикнул я — Сейчас вернешься по кругу!
Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.
Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить — но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.
Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.
Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.
Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. «Ты навернулся, — сказал я. — Пойдем».
В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.
— Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.
Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.
На него это подействовало.
— Видал? — спросил он, поравнявшись со мной. — Какой-то козел пнул меня в спину.
— Наверно бармен, — сказал я. — За то, что ты сказал официантке.
— Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?
— К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. — Я обернулся, но никто за нами не шел.
— Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.
Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала «Большая красная акула».
— Поведешь ты, — сказал он. — Кажется, со мной что-то не то.
7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды
Доехав до «Минт», я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.