– Пусть будет так, как есть, – сказал Маркел. – Входи.

Кирюхин наклонился и вошёл, точнее влез, и сел. Маркел сидел напротив. В чердаке было довольно сумрачно. Кирюхин усмехнулся и сказал:

– Я про тебя много чего слышал. Ты, говорят, на три аршина сквозь землю видишь.

– На четыре, – ответил Маркел. – А вот печать проморгал.

– Так я же говорю, у меня есть человек…

– Ладно, – сказал Маркел. – Чего там. Мне ещё долго ехать. А ты докуда меня везёшь?

– До самого конца, – с улыбкой ответил Кирюхин.

– Но я еду в Персию, – сказал Маркел.

– Значит, довезу до Персии, – сказал Кирюхин.

– А ты раньше в Персии бывал? – спросил Маркел.

– Конечно. Почти каждый год бываю, – ответил Кирюхин.

– И как там?

– Тепло.

– А слоны там водятся?

– А что тебе слоны? – настороженно спросил Кирюхин.

– Так, ничего, просто вдруг вспомнились, – сказал Маркел.

– Эх! – сказал Кирюхин. – Я так и думал, что добром это не кончится. За слоном тебя послали, да? – И так как Маркел молчал, Кирюхин сердито продолжил: – В прошлом году одного уже посылали, так он и сейчас сидит в расспросе. На чепи! Ну да чего теперь! Теперь говорить уже поздно. Как государь велел, так и будет! Ладно, пойду гляну своих, а ты тут пока что устраивайся.

Кирюхин встал и боком вылез наружу. А Маркел ещё немного посидел, подумал, опять посмотрел на государеву печать, на её примятый левый бок, и подумал, что было бы это самой большой бедой, ничего он больше не хотел бы! Да и сколько можно на эту печать смотреть, когда он человек подневольный и у него полным-полно разных дел?! Подумав так, Маркел обхватил сундук и сдвинул его подальше вглубь, к глухой стене, а уже после, тоже боком, кое-как вылез из чердака, строго глянул на стрельца, стоящего на карауле, и вышел со струга на пристань. Там, рядом, стоял Кирюхин с кем-то из своих стрельцов. Маркел сказал, что у него дела в кремле, развернулся и вошёл в толпу.

Пройдя через толпу, Маркел вышел к гостиному двору, а там, мимо таможенной избы и кабака, прошёл вдоль амбаров, лавок, а после опять через толпу и в горку, в кремль, а там уже в приказную избу.

Возле избы было много народа, но в саму избу не всех пускали. Маркел показал подорожную, даже не саму её, а только вислую печать при ней, и его сразу впустили. На лестнице, ведущей на второй этаж, плотно стояли люди, все молчали. Маркел прошёл мимо лестницы, свернул в закуток, постучался. Ему велели подождать. Он постучал ещё, уже настойчивей. За дверью ничего не говорили. Он вошёл. Это была здоровенная хоромина, не меньше Маркеловой разбойной, но тут было много столов, может, с десяток, и за каждым сидело по двое, а то и по трое подьячих. Маркел осмотрелся. Одни читали, другие что-то записывали, а третьи, и таких было немало, совсем ничего не делали, а только смотрели на Маркела. Маркел выбрал старшего из них, подошёл к нему и молча подал подорожную. Подьячий быстро прочитал её, кивнул Маркелу, Маркел сел на лавку, а тот вместе с подорожной вышел, но уже в другую дверь. В хоромине было по-прежнему тихо, уже никто ничего не делал. Маркел ждал. Открылась дальняя дверь, в ней показался тот подьячий. Маркел прошёл к нему…

А дальше он поднялся по лестнице, на которой никто не стоял, вышел в просторные светлые сени, подьячий придержал Маркела, просвиристел свистящим голосом: «Семён Филиппович, наш государев дьяк», а после рында открыл дверь…

И Маркел оказался в светлой, но почти пустой хоромине, где за пустым широченным столом сидел маленький сухонький человечек, одетый очень просто и в такой же простенькой скуфейке. В руках у человечка была Маркелова подорожная. Человечек, правильней – Семён Филиппович, взял подорожную, перевернул её на оборотную сторону и начал читать вслух:

– «Маркел Петров сын Косой, родиною смолянин, полных годов 34, росту средний человек, волос русый, глаза серые, нос прям, лицом чист…»

И замолчал, посмотрел на Маркела. Маркел смотрел прямо. Семён Филиппович ещё раз глянул в подорожную, потом посмотрел на Маркела, смотрел он очень пристально, и лишь потом уже сказал:

– В персияне едешь. За слоном, наверное.

Маркел повременил немного и кивнул. Семён Филиппович продолжил:

– Прошлым летом один уже ездил. Слыхал про него?

Маркел кивнул, что слыхал.

– Вот! – уже насмешливо сказал Семён Филиппович. – Какая гордыня! И что тебе за это посулили?

Маркел негромко вздохнул.

– А вот мне, – сказал Семён Филиппович, – никогда ничего не сулят. Брать надо самому, а не тогда, когда тебе дают! – Но тут же опомнился, махнул рукой, в сердцах прибавил: – Да только кому я это говорю!

И положил перед собой подорожную, распрямил её ладонью, взял перо, тюкнул в чернильницу и расписался. После припечатал перстневой печатью, протянул Маркелу и сказал:

– Иди!

Маркел поклонился, развернулся и ушёл. Спустился вниз, в подьячью, вышел из палаты, потом из кремля, потом спускался к пристани, шёл мимо лавок. И вдруг подумалось: а что, а ведь и верно! Он же с самого утра не евший! И остановился возле лавки, купил сладкий калач, сел на завалинке, перекусил. Но брюхо ещё сильнее разыгралось. А, подумал Маркел, надо же согреться. И зашёл в кабак, а тот как раз стоял рядом, как тут было пройти мимо?

В кабаке Маркел взял шкалик, сел к столу. Отпил половинку, задумался. Думалось о всяком. За столом было много народу. Ещё бы, такой день, завтра уходят же! Маркел сидел помалкивал, по привычке слушал разговоры. Разговоры были немудрящие, как это обычно бывает. Крепко пьяных ещё не было, да и нехорошая это примета, если надрызгаться перед дорогой, подумалось. Потом стало про Параску думаться, про Нюську, замуж бы её, про Котьку Вислого, который не так уже плох. Это раньше, сразу же вспомнил Маркел, думалось, что надо выдать Нюську или за купца матёрого, или за сотника, а то и бери выше, потому что а что? А вот съездит он и привезёт слона, а государь Феодор, он же не то что его грозный родитель, а он же как дитя, слона увидит, размякнет, а слон падёт перед ним на колени, хобот поднимет, затрубит, государь всплеснёт ладошками, радостно заохает…

Но дальше Маркел представить не успел, ибо его вполголоса окликнули:

– Маркел Петрович!

Маркел опомнился и оглянулся. Возле него стоял вполне солидный человек, одетый как зажиточный посадский. Маркел молча смотрел на него.

– Маркел Петрович! – продолжал тот человек с улыбкой. – Доброго вам здоровьичка и лёгкой службы.

– Ты кто таков? – строго спросил Маркел, но так, чтобы другим слышно не было.

А тот неизвестный человек вновь улыбнулся и сказал:

– Да как это такой важный гость в таком чаду сидит? Да ещё рядом с такими пропойцами? Милости прошу, Маркел Петрович, к нам сюда, – и указал на загородку, за которой, как помнил Маркел, раньше была так называемая белая, чистая половина и Маркел там прежде сиживал, а как же.

А теперь его опять туда зовут! Но кто, подумалось, зовёт? А этот человек опять заговорил:

– Маркел Петрович, ты не беспокойся! Здесь тебя в обиду не дадут! И здесь всё твоё, что тебе только приглянется! А пока что милости прошу!

И он даже подал руку.

Но Маркел её, конечно же, не принял, но в то же время встал, взял шкалик… Тот добрый человек махнул рукой, Маркел шкалик оставил, они прошли за загородку. Там было светло и чисто. И пусто! Но стол был уже накрыт, и, так как тогда была среда, на столе была рыба. То есть много всяких разных рыб – варёных, копчёных, жареных, сквашенных… И так же стояли разные кувшинчики, баклажки, бутылочки. Прямо как у князя Семёна, подумал Маркел, садясь на лавку.

А напротив сел тот добрый человек.

– Ты кто таков? – опять спросил Маркел. – Второй раз тебя спрашиваю!

– Не извольте гневаться, Маркел Петрович, – весело ответил этот человек. – Как же тебя люди не узнают? Земля, как говорится, слухом полнится. А кто такой я? Верный холоп твой, вот кто! – и заулыбался. – А звать меня Митька Курицын, я здешний голова кабацкий.