– Ну, говорили.

– А я видел, как он шёл по берегу, – сказал Кирюхин. – Он легко шёл, почти что рысью.

– Но потом ведь сдох! – сказал Маркел.

– Обкормили его, вот и сдох.

– Чем обкормили?

– А откуда мне знать? – уже сердито ответил Кирюхин. – Я же его не кормил. Я его только один раз видел, и то издалека. Его тогда по берегу вели, из Астрахани на Царицын, а мы шли на стругах из Царицына на Астрахань. Далеко его вели – может, с версту от нас. Вот такой он казался, с вершок. И он ушёл, а мы уехали. А после, когда мы обратно ехали, нам говорят: а вон видите ту горку? Так это слона там закопали.

– Где это? – спросил Маркел.

– Будем ехать мимо, покажу, – сказал Кирюхин.

Маркел задумался. Потом опять спросил:

– А что такое Ведьмина коса? И где это?

– А зачем она тебе? – сказал Кирюхин. – То дело всё равно уже пропало.

– Ну так если пропало, то чего его теперь жалеть? – сказал Маркел. – Или не знаешь?

– Как это я не знаю?! – сердито ответил Кирюхин. – Да я всё здесь знаю, по всей Волге! Каждую мель, каждый камень, каждую корягу! Да я, может, пятнадцать лет туда-сюда тут хожу!

– А Яшку видел?

– Ну, видеть не видел, – ответил Кирюхин с усмешкой, – а слышал, когда мы сидели в кустах, а он своим кричал, чтобы они лучше нас искали.

– И что, не нашли?

– Если бы тогда нашли, я здесь сейчас не сидел бы, – ответил Кирюхин. И тут же спросил: – Знаешь, почему сомы такими толстыми растут? Потому что человечиной питаются.

Маркел вздохнул. А Кирюхин опять усмехнулся, сказал:

– А как ты думал? Вот такая наша жизнь на матушке-Волге. Зазевался, и тебя сожрут.

Они помолчали. Потом Маркел спросил уже другое:

– А какая дорога до Персии?

– Самая прямая до неё дорога, – ответил Кирюхин. – Как из Астрахани выйдем, так и пойдём вдоль берега до самой Гилянской пристани, а там через горы и в Казвин, это их стольный город. Так что, – сказал, усмехаясь, Кирюхин, – нам бы только в Астрахань попасть, а там уже всё будет просто. Ну да это когда ещё будет? Может, недели через три. И вот я поэтому пока пойду да полежу маленько. А будет Астрахань, свистнешь.

И он поднялся и полез к себе в чердак. А Маркел сидел, поглядывал по сторонам. День, как и раньше, был погожий, а ветер попутный. Караван мало-помалу вышел к Волге, повернул на неё и пошёл по ней дальше. Широченная теперь была река. Смотри не смотри, ничего не увидишь, подумал Маркел, да и что на воду смотреть, всё равно ничего не высмотришь. Одна Волга кругом, от края и до края. А лесу по берегам становилось всё меньше и меньше, да и сам лес мельчал. Маркел долго молчал, позёвывал, потом спросил у ближайших гребцов, и они ответили, что Волга теперь всегда будет такой аж до самого Саратова.

– А после будет что? – спросил Маркел.

– А после берега будут совсем пустые, одна трава, – ответили гребцы. – Но это ещё что! – продолжили они. – А после, за Царицыном, пойдут солончаки. Это такая мёртвая земля, наполовину соль. И там уже совсем нет никого. А здесь ещё хоть татарин иногда проскочит, а то и стрелу метнёт.

Маркел нахмурился. Стрельцы переглянулись, и один из них сказал, что за Царицыном зато не грабят, а грабят уже только возле самой Астрахани, в волжском устье, там, где много диких островов и плавней, а на них казаки, и этих казаков без счёта, и все воровские!

– Но до них ещё надо доплыть, – сказали гребцы. – Так что вот как пробьёмся через Самарскую луку, только тогда можно говорить про Астрахань.

А пока, прибавили стрельцы, скоро на левом берегу увидим Каму, это тоже широченная река, почти как Волга, потом справа будут наши Тетюши, это такая небольшая крепостица, а потом, дней через пять, дойдём и до Самарской луки. Лука – это когда Волга выгибается, как лук, и там на ней стоит Самара, наша новопоставленная крепость с пушками. Там можно будет остановиться, передохнуть день-другой, а после опять пойдём вдоль этой луки, только уже в другую сторону, в обратную. Но это если Яшка нас пропустит.

На что Маркел, усмехнувшись, сказал:

– Вижу, Яшка нагнал на вас страху.

Гребцы на это промолчали. Тогда Маркела взяла злость, и он сказал, что если все они будут держаться вместе, то никакой Яшка к ним не сунется.

Гребцы опять промолчали. Маркел оглянулся. Корабли, идущие за ними, сбились в кучу. Сильно робеют, подумал Маркел, ну да это не беда, робких легче караулить, потому что они не разбегаются. И Маркел ещё долго сидел у борта и поглядывал по сторонам. Но ничего приметного не виделось, ветер дул ровно, в паруса, гребцы мерно гребли. Когда начало темнеть, свернули к берегу, причалили, учредили табор, выставили караулы, развели костры и кашеварили. Ночь прошла тихо, никто к ним не лез, и утром они двинулись дальше.

Прошли мимо Камы. Теперь, вместе с камской водой, Волга стала ещё шире, берега её стали уже почти совсем не видны, и Кирюхин приказал держаться высокого, правого берега. Потом, на следующий день, остановились возле Тетюшей, оставили им пять кораблей с разным добром и пошли дальше. Шли ещё четыре дня, никто к ним не цеплялся, да они никого и не видели.

И только на пятый день под вечер они увидели у берега разбитый струг. Струг был разграблен начисто, а корабельщики лежали мёртвые. Кирюхин сказал, что это Яшка, это его места, потому что завтра будет поворот на Самарскую луку.

Так оно и случилось – назавтра с самого утра правый берег Волги всё поднимался и поднимался, и вскоре это был уже не речной берег, а самые настоящие горы. Одни, думал Маркел, называют их Самарскими, другие – Молодецкими. Волга подступает к ним, бьётся о них и резко поворачивает влево. Это очень опасное место, там много подводных камней и водоворотов. Но и останавливаться там нельзя, потому что сразу начинается толкотня и неразбериха, корабли сшибаются между собой, а тут ещё от берега, из потайных убежищ, выскакивают быстрые вёрткие лодки, а на них полно народу, народ с саблями и пиками, лодки подплывают очень быстро…

Ну, и так далее. Но Маркела это не тревожило, потому что он был уверен, что Яшка – человек рассудительный и не станет кидаться на их караван, когда увидит, сколько у них силы. Подумав так, Маркел заулыбался и ещё раз посмотрел на приближающийся каменный берег. Кирюхин тоже посмотрел туда же, потом дал отмашку. Правые гребцы стали грести в две силы, а левые, наоборот, табанили. Струг начал поворачивать вдоль берега. Маркел обернулся. Идущие за ними купцы тоже один за другим стали делать то же самое. Но кораблей было много, и поэтому первые уже давно повернули, а последние ещё даже не подошли к повороту, и где-то там же, за поворотом, последним, шёл подъесаул Смыков со своей полусотней стрельцов и двумя затинными пищалями, или, по-простому, пушками. А раз эти пушки молчат – значит, Яшка пока не высовывается, подумал Маркел и посмотрел на берег. Берег был очень крутой и высокий, густо заросший лесом. Да тут можно целое войско спрятать, невольно подумалось.

И вдруг Маркел увидел брешь в горе. Гребцы уже гребли во все вёсла, брешь быстро приближалась. Маркел поднялся во весь рост, вытянул шею, и ему вдруг открылось устье небольшой реки, устье было очень узкое, ещё какое-то мгновение – и река спряталась за скалами. Струг несло дальше вдоль почти что отвесного берега, берег был ровный, как стена. Так, может быть, ему это только почудилось, растерянно подумал Маркел…

Но тут же вспомнил, что недаром говорят, будто где-то здесь и в самом деле есть река и что если войти в эту реку и проплыть по ней вверх по течению всего вёрст десять, а потом перенести корабль через переволоку, а это ещё верста, то выйдешь опять к Волге, но уже ниже по течению сразу на двести вёрст! Вот о чём тогда вспомнил Маркел, а река давно уже скрылась из виду, берег был ровный как стена, караван шёл быстро, плотно сбившись, было тихо.

А потом сразу послышалась стрельба, сперва из пищалей, а после два раза бабахнули из пушек. Все насторожились. Потом, было слышно, ещё раз стрельнули из пушек, и всё стихло. Кирюхин велел остановиться. Прошло ещё немного времени, и раздался ещё один выстрел, двойной, из пищали. Это означало «всё в порядке», и Кирюхин опять дал команду грести.