Еще была одна сильная власть в XIV и XV столетиях, дошедшая до апогея своего. Это была власть Парижского университета. Доколе не было книгопечатания, он должен был играть большую роль; идеи сообщались с кафедр; в число [слушателей] университета входили [не одни любознательные юноши, но] люди зрелых и преклонных лет, приходившие сюда знакомиться с новыми идеями.

Тогда Европа волновалась требованиями великой реформы; их органом был Парижский университет. Соборы тогдашние собирались под влиянием университета: там-то он выразил свои требования против злоупотреблений тогдашней власти. Базельский собор не успел в своих намерениях, с ним вместе пал Парижский университет. Но влияние его все-таки показалось опасно Карлу, он старался потому увеличивать заведения провинциальные, что должно было обессилить университет, тогда как прежде в нем собиралось до 30 тысяч студентов и более.

Последние годы жизни Карла VII отравлены были его распрею с сыном Людовиком, будущим одиннадцатым. Это был один из самых замечательнейших представителей той эпохи, именно ее отрицательного – беспокойного, тревожного характера. В 1440 г. он участвовал в мятеже военачальников против отца; через несколько лет он уходит с военными отрядами, не вошедшими в число жандармов, в Швейцарию, вмешивается в распри швейцарцев между собою и, может быть, бессознательно оказывает этим большую услугу своему государству: он потерял здесь все войска свои, и Франция избавилась от беспокойных и мятежных шаек. Несколько лет потом провел он в своем уделе, в Дофине, и здесь вполне обозначились черты будущего правителя. Он возвел множество фамилий во дворянство, чем оскорбил старые дворянские роды; эти новые дворяне назывались les nobles du dauphin. Но и отсюда тревожил он отца; избегая зато строгих мер его, он бежал ко двору Филиппа Доброго Бургундского, где он и пробыл до смерти своего отца. Можно составить себе понятие о том, на какие поступки Карл считал его способным, из того, что Карл, по уверениям некоторых, умер от голода: он отказывался принимать пищу, опасаясь отравы от сына. Людовик жил, по-видимому, беззаботно у герцога Бургундского, был другом его сына Карла Смелого, участвовал в забавах его молодости и с людьми своего общества писал непристойные сказки (дошедшие до нас под названием les sent nouvelles).

Любопытно заглянуть в эти литературные памятники, чтобы посмотреть, какого рода мысли господствовали в этом кружке будущих представителей века. Нельзя определить иначе это направление как разрушительным и отрицательным. Все власти и идеалы Средних веков подвергаются здесь циническим насмешкам и поруганию. В 61 г. умер Карл VII, Людовик отправился в Париж, сопровождаемый целым войском под предводительством герцога Филиппа Бургундского. Еще на дороге он отставил всех министров своего отца и объявил, что по прибытии произведет следствие над ними; большая часть из них бежала.

Мы имеем о Людовике XI значительное собрание источников.

Первое место занимают здесь записки Филиппа де Комминя.

Это был бургундский дворянин, служивший сначала Карлу Смелому, потом перешедший к Людовику и игравший потом важную роль в совете короля: это был ум проницательный, без теплоты чувства и без верований, но замечательный политический мыслитель. Французские некоторые писатели сравнивают его с Тацитом, но между ними нет ничего общего, кроме внешних аналогий – рассказа о жестоких властителях. Это не мешает, однако, Комминю быть великим историком, и всякий, кто хочет познакомиться ближе с тем веком, должен непременно читать Комминя. M-lle Dupont издала этот памятник с превосходными историческими и филологическими комментариями. Есть еще другой современный памятник, род журнала Chronique scandaleuz одного Burgeous.

Из новейших можно указать на отдел в истории Франции Мишле, хотя заслуживает внимания отдел и в истории Сисмонди и Henry Martin.

Парижских граждан при въезде короля поразила страшная противоположность между герцогом Бургундским и королем. Первый въехал в город, как настоящий феодальный властитель, великолепно одетый, окруженный блестящим рыцарством. Людовик был небольшого роста, худощавый, одетый в платье среднего сословия. Может быть, эта самая простота привлекла к нему сердца городского народонаселения. Между тем как Филипп давал рыцарские праздники, Людовик знакомился с добрыми горожанами, крестил у них и особенно успешно действовал на женщин, удивлявшихся дотоле невиданной простоте короля.

Это был король среднего сословия с его ненавистью к феодализму. Говорят, что на один турнир Филиппа Людовик смотрел из окошек своего дворца и особенно забавлялся следующим: незнакомый рыцарь явился на турнир и страшно избивал рыцарей; говорят, что это был мясник, подосланный королем. Вообще таких преданий о Людовике ходит очень много, но самый характер их показывает, какие черты короля врезались в память народа. Людовик старался поскорее отделаться от бургундских гостей; герцоги Бургундские всегда были любимы здесь, в Париже; Людовик боялся этого и потому охотно отпустил Филиппа обратно. Потом он приступил к управлению своим государством.

Мы видели, что он прогнал министров своего отца, судил, конфисковал их [имущество], но, в сущности, он шел той же дорогой, как отец, только с большей жестокостью и большим талантом. Положение его было не совсем твердо и прочно. Если феодализм, каким является он в XII и XIII столетиях, и ослабел, то, с другой стороны, образовались великие феодальные центры, к которым могли примыкать другие феодальные владетели. При втором государе из дома Валуа – короле Иоанне вышло в обычай давать младшим сыновьям короля значительные уделы. Таким образом, образовались важные феодальные пункты. Это были, во-первых, герцогство Бретанское, занимавшее северо-западный угол Франции. Плохо наделенное природой, это герцогство отличалось, однако, воинственным характером народонаселения. Герцоги Бретанские оказали Франции значительные услуги в войне с англичанами, но тем не менее отстояли свою феодальную независимость против короля. Другое герцогство – Бургундское. Король Иоанн после несчастной битвы при Пуатье, в которой остался ему верным один Филипп Храбрый, дал ему в награду выморочное тогда герцогство Бургундское. Филипп и сыновья его счастливыми браками и родственными союзами значительно увеличили владения. О Бургундии монография Баранта Histoure des dues de Bourgogne – полный драматический рассказ об этом времени. Можно Баранта упрекнуть в одном: он пользовался только драматической стороной событий, гражданская, юридическая сторона оставлена им почти без внимания.

Мы видели Бретань, перешли к Бургундии. Это герцогство перешло от Иоанна к сыну Филиппу в 60-х годах XIV столетия.

Только четыре герцога дала эта династия Бургундии, но в четыре поколения они успели образовать могущественное государство. Им повиновалась Бургундия в тесном смысле, вольные графства Франш-Конте, Фландрия, Брабант и Голландия: одним словом, большая часть областей нынешнего Голландского и Бельгийского королевства. Области эти достались герцогам частью чрезвычайно выгодными бракосочетаниями, частью наследством. Можно сказать, что в Европе не было тогда государя более богатого, как этот ленник французского короля, герцог Бургундский. Во Фландрии лежали самые богатые города, знаменитые своею фабричной промышленностью и огромной торговлей.

Бургундия и Франш-Конте были земли по преимуществу воинственные, одним словом, ни в войске, ни в деньгах не могло быть недостатка у бургундского герцога. Но ему мешало здесь много обстоятельств: ему нельзя было проехать ни в какое другое государство, не проезжая Францию: между Бургундией и Фландрией лежали Лотарингия и Шампань. Лотарингия – под властью собственных герцогов, Шампань, присоединенная к королевским владениям, так что владения бургундские были разрознены на 2 половины. Сверх того, множество местных прав и правил ограничивали герцогскую власть. Несмотря на огромные богатства городов, [герцог] не мог без особенных усилий ими пользоваться. Часто, чтобы получить известную сумму от города, герцог должен был вести с ним войну. При Филиппе Добром Бургундия достигла высшей степени могущества; он держал великолепный последний феодальный двор.