Его теплое дыхание задевает мое ухо, вызывая мурашки на коже, хотя я все еще была потной и разгоряченной после демонстрации йоги.
Я не могу говорить. Не могу даже кивнуть. Я не успеваю вдохнуть, и сильные руки Эверетта обвивают меня и притягивают к его груди, крепко прижимая.
– Это называется «Медвежьи объятия». Известная стратегия нападающего – подобраться сзади, – объясняет Эверетт. – Сложно отбиться, если напавший больше вас, но возможно.
Я слышу лишь гул и не различаю слова. Я просто не могу сосредоточиться, когда ощущаю каждый дюйм тела Эверетта. Я ощущаю мышцы его груди спиной и биение его сердца. Моя попа прижимается к его паху, и мне с трудом удается подавить желание пошевелить ею.
– Теперь подними руки, сгибая локти на девяносто градусов, ладони прямые.
Мои глаза начинают закрываться, когда я вдруг слышу свое имя.
– Кэм, подними руки, – шепчет Эверетт мне на ухо.
Я мотаю головой, чтобы прочистить ее, пытаясь вспомнить его указания, чтобы не просить повторить, и я понятия не имею, что происходит, потому что он отвлекает меня прикосновениями и дыханием около уха.
– Это не выпустит тебя, но даст свободу движения, – сообщает Эверетт, я поднимаю руки, держа локти так, как он просил. – Теперь правую ногу двигай назад, чтобы она была между моими ногами и за моей правой ступней.
Я слушаюсь, толкаю свою попу еще сильнее в его пах, двигая ногу, и от ощущений приходится подавить стон. Он твердый. И он никак не может скрыть это в своих спортивных штанах. Я хочу улыбнуться и радостно завопить, но он продолжает указания. Не сбивается, не задыхается, и его руки не дрожат. Он не забывает, где он и что делает – а мне с этим сейчас сложно. Ничто не указывает, что я оказываю на него влияние. Я – комок нервов, наполненный похотью, едва помнящий свое имя, а он – спокойный как огурец. Он парень. А я женщина. Замените меня любой женщиной, и его реакция будет схожей.
– Потом подними ногу, которая за моей, ударь по моему колену и заставь его согнуться, лишая противника равновесия и ослабляя хватку. Так ты сможешь выбраться.
Меня так бесит его спокойствие, что он отходит раньше, чем я успеваю сделать то, о чем он говорил – ударить своим коленом по его, может, даже развернуться и поднять колено к его паху на всякий случай. Он скрещивает руки, его лицо не выражает эмоций, он начинает рассказывать Стратфорду о других движениях. Он явно думает, что я не в своей стихии, раз позволила ему управлять.
Эверетт не знает, что я ходила на занятия самозащиты с Амелией два года.
«Игра началась».
Глава 24
Эверетт
Кэмерон делала это, чтобы мучить меня. Клянусь, каждый раз, когда она наклонялась, я почти слышал ее тихий смех - она ведь знала, что я едва сдерживал себя, стоя в конце зала. Я сжимал челюсти так сильно, глядя, как она изгибается во всех известных людям позах йоги, что вскоре виски загудели головной болью, а член заболел от того, что был твердым так долго, и мне уже требовался пакет со льдом.
Неделю я помогал в лагере, делая все, что привык делать до того, как присоединился к «Врачам без границ». Я без особых проблем вернулся к этому, помогая там, где нуждался. Было приятно, что Кэмерон оставляла меня самого по себе, когда уходила в главный дом, чтобы все подготовить к благотворительному ужину. Она доверяла мне достаточно, зная, что я не испорчу ничего без нее, позволяя мне разобраться со Стратфордом самостоятельно, веря, что я сделаю все верно, заглажу вину за долгое отсутствие.
Она спрашивала меня много раз, буду ли я подавать резюме в местную больницу, но я отшучивался, отвечая, что слишком занят, помогая ей в трудное время. Я получил несколько приглашений от самых известных больниц в округе, они отчаянно нуждались в докторе травматологического отделения и знали, что я был одним из лучших из-за моего опыта за границей. Я игнорировал их, бросал письма в урну, удалял электронные письма, как только пробегал по ним взглядом. Я не мог рассказать Кэмерон правду сейчас. Что я боюсь быть снова врачом. Что я в ужасе от пребывания наедине с пациентом, принятия моментальных решений, которые могли спасти их жизни или оборвать.
Было просто – отогнать чувства к ней, пока мы чем-то заняты, и сосредоточиться на роли хорошего друга. Помогало и то, что Кэмерон не делала намеков, что между нами могло быть нечто большее. Когда Стратфорд был рядом, я держал ее за руку, называл милыми прозвищами, а Кэмерон просто подыгрывала, хотя я ощущал, как она нервничала и напрягалась каждый раз, когда я касался ее. И прошлая ночь не в счет. То, как я проснулся с ней в руках утром, и как это ощущалось, не было связано с попытками превратить это в нечто большее, зато было связано с нежеланием быть одному после того гадкого сна. И поскольку Кэмерон не подавала знака, что мое поведение заводило ее, я придерживался поведения друга.
До этого момента.
Пока она не пришла сюда в этом наряде, согнулась, выпятив попку в воздухе, или села на пол, вытянув ноги, склонившись так, что грудь прижалась к полу.
В комнате вдруг стало ужасно жарко, и я ощущал, как капли пота собирались под бейсболкой, которую надел утром.
Когда Стратфорд посмотрел на меня и спросил, какие у нас планы помимо занятий, я увидел панику на лице Кэмерон и оттолкнулся от стены, отправился на помощь, выпалил первое, что пришло в голову.
Когда я зашел ей за спину и обвил руками ее тело, то понял, что самозащита была не лучшей идеей для показа. Как только я притянул Кэмерон к себе, и ее попка прижалась к моему паху, мой член ожил в штанах. Потребовался весь контроль, чтобы и дальше говорить спокойным и четким голосом. Ушла вся сила воли, чтобы делать вид, словно, держа ее в руках, ощущая запах ее кожи и жар ее тела, я не хотел бросить ее на пол, оказаться между ее ног и ослабить хоть немного боли между моими ногами. Когда она отодвинула ногу и зацепила ею мою ногу, ее попка потерлась как раз об мой член, и мои глаза закатились.
Как только я заканчиваю показывать «Медвежьи объятия», я отпускаю ее и отхожу как можно скорее, пока не кончил в штаны. как подросток. Я продолжаю объяснять разные движения Стратфорду, стараясь не думать о Кэмерон.
– Можно даже ставить подростков в пару с родителями, чтобы они побыли вместе на некоторых занятиях, – заканчиваю я, медленно выдыхая, считая мысленно до десяти и прося член забыть о полуголой женщине, которая только что была в моих руках.