Мостки возносили женщин на один уровень с глазами дремлющей машины. Титан класса «Разбойник» под названием «Домине Экс Венари», управляемый Эшей, не мог сравниться с «Луксор Инвиктория», но они были родными братьями по кузнице и родились из одних озер расплавленного металла на Тигрисе, потому Эша Могана ощущала крепкую родственную связь с богомашиной.

Хотя голова «Луксор Инвиктория» пребывала в дремоте и неподвижности, она излучала силу. Все шагатели остро ощущали опасность даже в неактивном состоянии, подобно спящему хищнику из плоти и крови, — только это чувство было сильнее в десятки тысяч раз, и не существовало на свете убийцы более могучего, чем имперский боевой титан.

Фрагмент души «Домине Экс Венари», хранимый Эшей в сердце, распознал превосходство «Луксор Инвиктория» и побуждал женщину опуститься на колени перед головой. Остальные принцепсы Второй манипулы чувствовали то же самое. Их машины были могучими воеводами, но сейчас они предстали перед государем.

Ни одна из женщин не встала на колени. Все шесть были сестрами-принцепсами. Они отлично знали, что значит служить мостиком между царством механизмов и людьми. Несмотря на властный немигающий взгляд «Луксор Инвиктория» и ощущение могущества духа машины, они не боялись. Душе титана следует поклоняться, учили постулаты марсианского Механикума. Но имелось еще одно не менее важное требование: нельзя проявлять слабость перед богомашиной, невзирая на любое могущество. Пилот не должен испытывать страха ни перед одним титаном. В противном случае можно утратить уважение своей машины, что равносильно утрате контроля, — а принцепс, не обладающий контролем, не может быть принцепсом.

И женщины продолжали спокойно смотреть на голову. Уверенность, рожденная командованием над собратьями «Луксор Инвиктория», укрепила их дух.

Другое дело сама Могана Манката Ви. Ее они действительно боялись и любили. Если бы перед ними, вне головы и резервуара с амниотической жидкостью, стояла она сама, женщины не посмели бы встретиться с ней взглядом.

— Подумать только, сто двадцать четыре года назад она в последний раз вошла в рубку и больше никогда оттуда не выходила, — с благоговением произнесла Тоза Миндев.

— Она ведь первая из Легио, — подхватила Эша. — Она присутствовала при первых шагах машины, она была там в тот день, когда легион обрел свои цвета. Она служила в наших рядах с самого начала и уже пятнадцать десятилетий командует нами. Поэтому мы и пришли выразить ей свое почтение.

— Она твоя мать, — взволнованно воскликнула Миндев, с обожанием глядя на своего командира. — Тебе так повезло.

— Она больше, чем мать мне, — ответила Эша.

Во время боя личность Моганы Манкаты Ви заполняла канал связи их легиона, так крепко связывая их между собой, что они буквально чувствовали затылком ее дыхание. И в длительном перелете их снова затопила потребность близости со своей Великой Матерью, а наиболее полно они могли ощутить эту близость только рядом с отдельно стоящей головой главенствующего титана Ви.

Могана Манката Ви, в отличие от машин, внушала им благоговение.

Абхани Люс преклонила колено и воспроизвела на лбу знак священной шестерни.

— Могана Манката Ви, охрани нас. Используй нас в грядущей войне с наибольшей эффективностью, — прошептала она. — Ты самая великая, самая почитаемая, ты связана с Богом-Машиной разумом, телом и душой. Позаботься о своем Легио, Великая Мать. Принеси нам победу.

— Она не слышит тебя, — сказала Соранти Даха.

И снова она как будто поддразнивала Абхани, но ее слова прозвучали неуверенно и тихо.

— Ты сама в это не веришь, — возразила Люс. Она поднялась и машинально отряхнула колени, хотя пол в наосе сверкал чистотой. — Она может чувствовать наше присутствие. Все мы ее дочери. И она знает, что мы здесь.

— Может, она и знает, что ты здесь, — сказала Миндев. — Внучка, мать и дочь. Троица, достойная Омниссии!

— Замолчите, — коротко бросила Эша. Миндев была крайне набожной, и ее постоянное преклонение перед Моганой раздражало. — Ты унижаешь себя своей завистью. Мы все ее дочери и равны перед ней: и я, и Абхани Люс, и Могана. Великая Мать никого не выделяет среди других.

Они встали по стойке смирно и замолчали. Человеческие голоса сменились ровным гулом и жужжанием машин.

По наосу прокатился негромкий звон бронзового колокола. Очарование момента было нарушено. При повторном ударе колокола Эша поспешно развернулась.

— Ваше святейшество, — произнесла она, почтительно склоняя голову.

Все остальные тоже повернулись при этих словах и преклонили колени.

— Мы приветствуем тебя и выражаем свое почтение, магос Мал-Четыре Хризофан, богомеханик, Vox Omni Machina, говорящий с механизмами и посвященный в тайны интерфейса, — сказала Эша.

На своих трех ногах-ходулях Хризофан казался очень высоким. Длина стоек возносила его над головами женщин, а позади шествовали шесть аколитов-неокоров. Несмотря на постоянное покачивание на тройной опоре, магос передвигался очень плавно; да и все его движения, и сама манера держаться в силу обязанностей коммуникатора, связывающегося с духом машин, отличались спокойной размеренностью. Он был прямым посредником, голосом механизмов и людей, а поскольку каждый дух представлял собой фрагмент Бога-Машины, работа Хризофана считалась священнодействием и требовала величайшего почтения ко всем устройствам и отсутствия посторонних шумов, чтобы не пропустить никаких тонкостей в общении. Промышленный гул был священным гимном, но Хризофан предпочитал неслышно шагать на обрезиненных опорах. Он играл трудную, но крайне необходимую роль.

Глас Механизмов сильно сутулился из-за тяжелых аугментических систем, подсоединенных напрямую к его спинному мозгу. Его бело-красное одеяние — цвета мира-кузницы Тигрис — было разрезано вдоль спины, так что каждый мог видеть искусное сочетание плоти и машины и его освященную бионику. Отполированная кость, выпирающая из спины, была опутана проводами. Зато его голова, словно для контраста, полностью скрывалась под капюшоном. Даже Эша, знакомая с Мал-4 Хризофаном не один десяток лет, видела его лицо открытым всего несколько раз. Под багряно-кремовой тканью скрывались человеческие уши и череп с волосами, за долгие годы их сотрудничества ставшими седыми и тонкими. Но лицо полностью закрывала стальная маска. Круглые зеленые линзы заменяли глаза, а миниатюрный индивидуальный респиратор работал вместо носа и рта.

Эша тоже опустилась на колени и подняла руку для благословения. Механодендрит, снабженный гнездом для интерфейса, протянулся вниз и коснулся ее раскрытой ладони.

— Да благословит тебя знанием триединый, принцепс-майорис Эша Ани Могана.

Ноги Хризофана зашипели и опустили его на более соответствующую человеку высоту. Из-под одежды стали появляться другие механодендриты, и вскоре его окружал целый пучок извивающихся щупалец. Они прикоснулись к рукам принцепсов, и каждой в порядке старшинства было дано благословение.

Эше, как майорис манипулы, первой было дано позволение подняться. Она выпрямилась и заглянула в зеленые глаза Гласа Механизмов.

— Вы пришли, чтобы разбудить Великую Мать?

— Ваша мать уже бодрствует, Эша Ани Могана. — Голос Хризофана, хотя и синтезированный, имитировал голос человека, но посвистывал на шипящих. — Флот на хорошей скорости преодолевает имматериум. Нас ждет битва. Сегодня Великая Мать Могана Манката Ви будет возвращена к полной функциональности и снова поведет в бой Легио Солария.

— Вы уже начали? — спросила Эша и оглянулась на титана. — Ее пробуждение с каждым разом занимает все больше времени.

— Простая предосторожность, охотница, — пояснил жрец. — Она стара. И лучше все делать надлежащим образом, в соответствии с предписаниями священных книг и инструкций, чем спешить и подвергать Великую Мать риску.

Эша посмотрела на него с недоумением.

— Судя по расчетам, мы еще не скоро достигнем центральных миров скопления Гармон даже при благоприятном течении в варпе. Мы выйдем из него не раньше чем через четыре дня. Неужели ее состояние ухудшилось?