Сенлин устыдился. Он не должен был предполагать, что все до единого ходы стали мистиками Люка Марата. Возможно, тот ход, который вышиб мозги уличным хулиганам, был палеонтологом, или океанографом, или… Но ведь он выкрикнул фразу «Приди, Король Ходов» – Марат вполне мог бы велеть последователям так называть себя. И все же…

На передней стороне обложки резко выделялись следы клея, оставленные переплетчиком. Сенлин встряхнул книгу, и изнутри выпала хрупкая библиотечная наклейка с названием «Университет Острака». На наклейке были три величественные колонны, увитые плющом, а под ними красовался девиз: «Из невежества: исследование. Из исследования: доказательство».

Сенлин осмотрел швы в поисках скрытых карманов, но ничего не обнаружил. Тут и там на полях были нацарапаны цифры. Казалось, какой-то студент использовал книгу в качестве бумаги для заметок по домашнему заданию по математике. В остальном же том был ничем не примечателен.

Сенлин знал, что без убийцы, которого можно было бы выдать властям, с ним скорее будут обращаться как с подозреваемым, чем как со свидетелем. Он уже подумывал о том, чтобы не сообщать об убийствах, но не был уверен, что его не видели в переулке или подозрительно бегущим по пустым, залитым дождем улицам. Испачканный краской сюртук, который, несомненно, произвел впечатление на мистера Сталла и его сотрудников, аккуратно привязал его к месту преступления, как и стекло очков, застрявшее в костяшках пальцев.

Может, убежать? Удрать в порт, сесть на ближайший отбывающий корабль и послать гонца к Сфинксу с новым адресом.

Но он не мог смириться с мыслью об отъезде, особенно после всего, что пришлось пережить, чтобы добраться сюда. Во всяком случае, до тех пор, пока судьба Марии неясна.

Сенлин понимал, что местный офицер полиции может узнать в нем грабителя Купален или ужасного капитана Мадда, но комиссар Паунд и его команда еще не вернулись домой, а опубликованный ордер на арест пирата был смехотворно неточным.

Нет, в конце концов, лучше всего сохранять спокойствие, положившись на вымышленное имя, и надеяться, что констебли сочтут боскопа слишком скучным подозреваемым в столь вопиющем деле, как убийство.

Пока Сенлин ждал, он надиктовал вечерний отчет механическому посланнику Сфинкса. Если не считать посещения театра, о чем он не сказал ни слова во избежание нагоняя, отчет о событиях был полным. Он повторил приветствие про Короля Ходов, поделился подозрениями относительно причастности Люка Марата и закончил названием разочаровывающей книги, которую нашел в переулке. Он надеялся, что Сфинкс настолько увлечется этими подробностями, что забудет спросить, почему он бродил по ночному городу.

Отпустив мотылька, Сенлин тяжело опустился на кровать в махровом халате. Полиция могла появиться у дверей в любую минуту. Нужно собраться с мыслями. Он закрыл глаза и попытался придумать, что бы такое сказать.

Даже по меркам сна сцена казалась слишком прозрачной и золотистой. Сенлин уставился на длинный банкетный стол, залитый мерцающим светом канделябров. Пустые тарелки и миски ожидали первых яств. Слуги разливали вино через плечи сидящих гостей, мужчин с навощенными усами и дам с прическами, обнажающими шею. Все излучали процветание и радость. В углу сводчатой столовой сладко играл струнный квартет. Поле зрения Сенлина мягко качнулось, будто он плыл, летел вместе с бабочкой Сфинкса.

Почетные гости сидели во главе стола: золотоволосый мужчина с бородой, похожей на копье, и женщина, чье лицо Сенлин не мог толком разглядеть сквозь лес центральных фигур. Но даже мельком – прядь волос, завиток уха – он узнал ее. Он всегда будет узнавать ее.

Герцог поднял бокал, звякнул по нему разделочным ножом, заглушая музыку и смех, привлекая к себе всеобщее внимание. Он открыл рот, чтобы произнести великолепный тост, но тут же снова закрыл. Он поклонился невесте, как бы говоря: «После вас». Все гости аплодировали, пока она не встала. Ее платье было белым, как снег на вершине горы. Она окинула взглядом гостей – сквозь пар над жарким с кровью, которое внезапно материализовалось на тарелках, сквозь высокое пламя свечей и растущие каскады цветов – и посмотрела в упор на Сенлина, который подглядывал за ее счастьем.

Если бы он мог сбежать, сбежал бы. Но сон не отпускал его, не позволял отвести взгляд. Она прищурилась, как будто рассматривая отпечаток пальца на зеркале.

«А, директор Рыбье Брюхо, это вы? Где ваши дети? Что с ними случилось?»

Сенлин резко выпрямился и скатился с кровати. Он шлепнулся на живот и уперся ладонями в пол. Что-то вроде выстрела заставило его проснуться. Он перевернулся на спину и посмотрел на «внучкины часы», стоявшие у кровати. Было почти восемь тридцать. Он проспал всю ночь напролет.

Дверь в его комнату снова содрогнулась – судя по звуку, в нее ударили тараном, а не человеческой рукой.

Придя в себя, он крикнул, что уже идет. В зеркале увидел, что все еще одет в халат. На мгновение задумался, успеет ли переодеться, но тут снова раздался удар, похожий на выстрел, и он поспешил открыть дверь.

Рассчитывая увидеть одного-двух констеблей, Сенлин с удивлением обнаружил перед собой отряд из шести солдат, все они были вооружены и одеты в накрахмаленные черные мундиры дома Пеллов.

Мужчин возглавляли два весьма примечательных человека. Первый джентльмен – Сенлин предположил, что ему за шестьдесят, – был чрезвычайно высок и одет по-военному. Его неестественно темные волосы блестели от масла, а укладка напоминала акулий плавник. Короткий черный плащ был перекинут через плечо, а на лацкане пиджака красовалась яркая булавка: три белые горизонтальные линии в квадрате медового золота. Он был чисто выбрит, но с серыми щеками, а тяжелые веки наводили на мысль об апатии, которой, однако, не было во взгляде. На поясе у него висел пистолет, такой длинный, что заканчивался чуть ниже колен. Скорее набедренная пушка, чем личное оружие.

Как бы поразительно ни выглядел незнакомец, спутница его затмила. На ней были золотые доспехи – или, по крайней мере, верхняя половина таковых. Кираса и латные рукавицы не выглядели громоздкими, как обычная броня. Они были так же хорошо подогнаны, как блузка и перчатки. Волосы у нее были рыжими, словно пламя, с дымчато-белыми завитками на висках. Ее лицо было сосредоточенным и хмурым. У Сенлина сложилось отчетливое впечатление, что она на него сердится. Она все еще держала золотой кулак поднятым, как будто не решила, стоит ли стучать теперь, когда дверь открыта и он стоит в проеме.

– Доброе утро, мистер Пинфилд, – сказал высокий мужчина. – Я генерал Андреас Эйгенграу. Это блюстительница Джорджина Хейст. Мы пришли поговорить с вами о кое-каких убийствах.

Нет-нет! Пожалуйста, не тасуйте их, – сказал Сенлин констеблю, который начал рыться в газетной стопке на комоде. – Они взяты взаймы, и, если я верну их не в том порядке, придется платить штраф, – объяснил он, когда офицер нахмурился.

Генерал Эйгенграу был не из тех людей, которые ходят по комнате без необходимости, возможно предпочитая, чтобы комната двигалась вокруг него, но он слабым жестом велел подручному не спорить. Офицер перестал ворошить газеты и принялся выдергивать ящики из комода. Рубашки и нижнее белье Сенлина свалились в кучу, которую офицер потыкал отполированным мыском черного сапога.

Первое, что сделал Эйгенграу, когда встал посреди комнаты, – попросил у Сенлина документы. Сенлин предъявил удостоверение Сирила Пинфилда – гражданина удела Боскопия, визитную карточку, лицензию бухгалтера и письмо из банка. Сенлин мог только надеяться, что Байрон и впрямь столь талантливый фальсификатор, каким он себя считал.