Фенцио сначала замер, вперив пустой взгляд на серафима, а потом повернулся к нему спиной и направился к двери. Когда мужчина взялся за дверную ручку, он услышал фразу, которая для него трактовалась очевидным образом:
— Я подумаю над твоим предложением, Алтман Фенцио.
***
Лететь было на удивление легко и даже приятно: теплый июньский ветерок обволакивал, поглощая тела всадницы и ангела, устремившихся навстречу приключениям. Солнце стояло высоко над головами, но не пекло; облака в некоторых местах расступались, проявляя под собой маленькие клочки земли с ее городами и поселками, садами; по лесам и долинам раскинулись артерии рек, хвастая своими новыми рукавами; в поле, вероятно, трудились люди, в поте лица добывающие свой хлеб под знойными лучами солнца. Для высших существ светило было менее беспощадно, чем для этих беспомощных душ, живущих один раз. Но, несмотря на хорошую погоду и отсутствие духоты, Ангел выглядел немного уставшим. На расспросы Элис и предложение отдохнуть, он отнекивался, говорил, что с ним все в порядке и небольшая головная боль не помешает полету — просто нужно будет выспаться хорошенько, и все пройдет. Девушка оглядела его и остановила свой взгляд на руке, сжимающей кулон:
— У тебя татуировка? — выпучив глаза, она удивленно замерла. — Ничего себе!
— Это… хм, да… татуировка, — не найдя, что ответить, промямлил Дино, уставившись на руку в области локтя. От запястья вверх она начала покрываться тонкими замкнутыми кольцами из букв древнеангельского алфавита.
— А как на это отреагировал наш обожаемый Фенцио? Неужели разрешил? Мне казалось, он такой правильный весь, прям ангел-ангел… Слушай, а кто у вас на Небесах тату-мастер, я тоже хочу себе что-нибудь набить, — засыпала вопросами девушка. — Ты чего? Будто договорился о рандомной картинке тату, а сейчас впервые увидел итог работы…
Но Конрад ничего не ответил и, мотнув головой, посмотрел снова на руку. Иероглифы не исчезли. Он резко откатал рукав рубашки, закрывая область с посланием неизвестной природы. «Разберусь позже… как прибудем на гряду» — подумал ангел, и почувствовал, что его чуть уводит в сторону, и что сам он не пролетит много.
— Элис, я согласен на перерыв. Давай там, — крикнул он, показывая Фыру направление.
— Что-то не так? — сведя брови и приподняв их вверх, переспросила та.
— Нужно отдохнуть. Немного.
Когда их ноги коснулись земли, Дино снял с Фыра поводья-ремни, отпуская его на свободу. Еле волоча ноги, мужчина доплелся до ближайшей тени раскидистой акации и сел на землю. Элис подошла к нему; в ее глазах застыл немой вопрос, но девушка не произнесла ни слова. Ангел протянул к ней руку, взяв кисть Элис и немного потянув на себя, предлагая присесть рядом. Девушка повиновалась. Молчание между высшими существами затянулось, и лишь изредка его прерывали своим щебетом птицы. Девушка какое-то время наблюдала за ними; юноша же, отодвинув край манжета, изучал появившуюся надпись. Через время его лицо стало серее грозовой тучи, а глаза начали сверкать, словно молодые молнии. Ангел обратился к Элис:
— Дай руку. Пожалуйста, — первые три слова, прервавшие звенящую тишину.
Девушка странно посмотрела на мужчину, протянула свою ладонь. Дино вложил в нее предмет.
— Пусть будет у тебя. Так нужно. Я был не прав, не согласившись отдать его в первый день путешествия, — произнес юноша, оставив в руке Элис амулет и заботливо накрыв ладонью ее ладонь. — Береги его как зеницу ока, только это поможет победить.
Странные слова, сказанные ангелом, не на шутку обеспокоили Элис. Подумав, что у Дино жар и он бредит, она дотронулась тыльной стороной ладони, зажав в ней обретенный амулет, проверяя температуру. В момент прикосновения юноша вздрогнул и отпрянул, будто бы к его лбу притронулась не рука, а кусок раскаленного металла; в следующий миг, пока Элис придвигалась к нему ближе, Конрад прислонился спиной к дереву, прикрыв глаза и бормоча что-то несвязное, и словно даже не на общем языке. Девушка замерла, ничего не понимая и пытаясь сообразить, что ей делать дальше…
========== Глава 19. Ничто не вечно ==========
Вечер, в отличие от теплого утра, выдался не на шутку ветреным и неприятным: было в его дыхании что-то до боли колючее, едкое и отталкивающее, то, что невозможно облечь в форму. Это было одно из состояний природы, в котором сочетались браком вселенская радость и мировое разочарование, сочное дыхание лета и разлагающаяся бездыханность зимы; здесь соединились начало и конец, Жизнь и Смерть, и в этом бесконечном колесе перерождений, как сложно найти край всего, так и проблемно излить свое мироощущение в законченный образ.
Ади сидел за письменным столом в своей комнате, поглядывая украдкой в окно на группки Ангелов и Демонов, несущих свои чемоданы по направлению к Водовороту. Не прошло и пары часов после указа Серафима Кроули о введении экстренной готовности Школы к защите от вражеских войск Мрака, как вещи учащихся оказались собраны, и сейчас перемещались через параллельные порталы Водоворота домой; вслед за ними улетали и их обладатели. «Директор сказал, собрав всех в общем зале, что не хочет, чтобы в Школе продолжались убийства, и в целях безопасности исконно рожденные ангелы и демоны будут отправлены к родителям. Обучение для них продолжится в дистанционном режиме посредством письменных работ и самостоятельного изучения тем» – прокручивал в голове ученик, переваривая происходящее.
Однако эта новость меньше всего радовала рыжего демоненка. Родительский дом перестал быть таковым, когда юноше пришлось его покинуть по некоторым обстоятельствам. Это случилось не так давно по меркам времяисчисления Высшего Града; для человека этот период показался бы очень долгим, длиною около двух десятилетий. Но, как и для истории мира человеческого двадцать лет – лишь секундная вспышка, так и для Ади время пролетело незаметно. Ему не хотелось вспоминать дни, когда все было хорошо. Он чувствовал при этом какую-то неловкость, будто бы юноша не заслуживал так жить.
Детство его было не из легких – их семья жила относительно неплохо, но после пожара, произошедшего во время грозы, они лишились крова, хозяйства, средств к существованию в Вечности. Совет Высших, естественно, компенсировал часть потерянного, однако это не вернуло все на круги своя – стало только хуже. Отец стал реже уходить работать в поля, начал злоупотреблять пьянящими напитками. Чаще всего это был глифт, иногда – величественный напиток божеств – сома. Матери не по душе это было, и она часто пыталась переубедить пьяного мужа, отвести его от низкой привязанности к игрищам. Долгие ночи она проводила в кроткой молитве в углу Шепфы, где стоял его священный цветок и лежала ритуальная красная лента. Когда Ади просыпался под покровом тьмы, он слышал дрожащий полушепот Таисы – его мамы, молящей Всевышнего помочь ее семье и вывести их на путь истинный, правильный. Да, для ангелов и демонов был один создатель – Шепфа, а Сатана являлся лишь предводителем их подземного жаркого мира. Проговаривая слова на латыни, женщина плакала, а ее слезы бесшумно падали вниз, на земляной пол их временного жилья, ставшего в итоге вторым домом, и оставляли после себя темные пятна размоченного грунта.
В один из тех дней, которые демон старался безрезультатно выбросить из своей головы, в двери их дома постучали демоны-хранители. Открыв, мать в ужасе замерла на пороге: пришедшие объявили ей в устной форме, что им велено арестовать ее мужа за то, что тот не выплатил особо крупный долг игрокам, и если до заката жемчужины не будут предоставлены, то все, что находится в скудно обставленной землянке (в том числе и одежда, украшения на них самих) будет описано и приватизировано. Сообщив такую страшную весть, они повернулись и направились прочь, оставив на руках свиток-подтверждение сказанных слов.
Таиса прислонилась затылком к дверному косяку, закрыв глаза; душившие ее рыданья подступали к горлу, но она пыталась их заглушить изнутри. Мальчик направился к ней, прижавшись к ее худощавому, уже немного дряблому телу. Мать заключила сына в объятья, нежно прильнув сухими губами к его пышущему жаром лбу – эту сцену Ади запомнил навсегда. Женщина понимала, что у них не будет чем отплатить, и что Азраил рано или поздно придет за ней и рыженьким мальчуганом, поэтому она быстро произнесла ему на ухо, не выпуская из объятий:
