Все должно было решиться на вечеринке, посвященной началу зимней сессии, Юсуф выдержал настоящий бой за право сидеть рядом с ней. Она пришла в коротком черном платье и черных чулках, сверкающих синими и фиолетовыми нитями люрекса. Каким-то особым мужским чутьем он сразу понял, что на ней чулки, а не колготки. А значит, над гладью нейлона и колючей проволокой люрекса есть широкая кружевная резинка, жесткая на ощупь. И над ней начинается царство белой прохладной кожи. От мысли о его торжественном въезде в это царство кружилась голова, и он торопил организаторов поскорее приступить к ужину. Наконец из кухни был доставлен к столу последний салат, гости расселись, в рюмки и бокалы обильно полились водка и вино. Юсуф сел на отвоеванное рядом с королевой место и замер от запаха роскошных духов и полной груди, с любопытством поглядывающей на соседа сквозь вырез платья. Он чувствовал себя ковбоем, чье лассо уже захлестнуло шею золотой кобылицы, за которой безрезультатно гонялись глупые соседи. Но когда пальцы Юсуфа коснулись под скатертью черной коленки, Лина ошпарила его недоуменным взглядом, ни слова не говоря, резко отодвинула стул и пересела на свободное место между двумя подругами. Мужское население стола радостно охнуло и теснее прижалось к своим дамам, всем своим видом подчеркивая преимущества прирученной синицы в руках перед строптивым журавлем в небе. Юсуф растерялся. А тут еще на свободный стул уселся парень одной из подруг Лины, и праздничный ужин, которого так добивался Юсуф, потерял всякий смысл.

Потом он пригласил ее танцевать, уверял, что она его не так поняла, оправдывался, ощущая себя уже не потенциальным монархом, а в лучшем случае старшим конюхом дворцовой конюшни, допустившим появление стригущего лишая у племенного жеребца. Королева снисходительно улыбалась, и эта проклятая улыбка сыграла с ним еще одну злую шутку. Решив, что он прощен, Юсуф вновь попробовал бросить в атаку осадные машины. Его ладонь соскользнула с тонкой талии ниже. Ощутив под пальцами тугую плоть, Юсуф сжал королеву в объятиях. И тут произошло неожиданное. Королева ткнула его двумя пальцами в солнечное сплетение так, что он мгновенно понял на практике, что такое свистящее дыхание астматика. Студенческая темнота скрыла его позор от остальных. Лина легко выбралась из его ослабевших рук, шепнула на прощание: «Этому приему меня научил мой жених» – и исчезла за силуэтами слившихся в экстазе тел. Брошенный на произвол судьбы Юсуф еще пару минут не мог сделать ни шагу, смахивал проступившие слезы и извивался на месте, изображая любителя индивидуального танца. Отдышавшись, он отправился искать ее, чтобы рассчитаться. Лина была на кухне. Ее окружали подруги, она что-то громко рассказывала, привалившись спиной к какому-то тщедушному однокурснику. Однокурсник блаженствовал, его ладонь покоилась на ее крутом бедре, а прыщавая физиономия сияла от осознания собственной исключительности. В этой части квартиры Юсуфа не любили. При его появлении разговор увял, а лица стали напряженными и оттого неприятными. Юсуф поспешил ретироваться, решив отложить окончательный расчет на потом. Уединившись на балконе, он разработал план мести, коварный не менее, чем «Барбаросса». Он дождется, пока Лина уйдет, настигнет ее в подъезде и объяснит разницу между мальчишкой, которого можно унизить, и мужчиной, который унижений не прощает. Он больше не позволит застать себя врасплох ударом исподтишка, он прижмет ее к стене и доберется, наконец, до запретной территории над кружевной резинкой. Юсуф еще час лелеял свой план, продумывал приятные детали безоговорочной капитуляции и, заметив, что Лина прощается с подругами, выскользнул в подъезд. Увы, его план перенял от «Барбароссы» не только коварство, но и полную неспособность к реализации. На лестничной площадке Лину ждал двухметровый детина комплекции Кинг-Конга. Влюбленные не заметили затаившегося Юсуфа и в обнимку побежали вниз по лестнице, причем рука Кинг-Конга бесцеремонно вторглась на территорию, с которой Юсуф был изгнан с позором. Юсуф проводил их до выхода. На улице Кинг-Конг усадил добычу в подло-красный «Феррари», сам плюхнулся на водительское кресло и взревел мотором. В последнюю секунду Лина повернула голову и увидела его. Что она прочла в глазах Юсуфа – неутоленную страсть или все национальные обиды, вместе взятые, – он так и не понял. Но Лина презрительно скривилась, «Феррари» рванул с места, и Юсуф понял, что проиграл нокаутом.

Он шел домой один и ругал себя последними словами. Как он мог так опростоволоситься?! Он, гордый сын пустыни, стерпел оскорбление от этой сионистской сучки. Лина не была сионисткой. Более того, выбрав местом своего жительства Россию, она нарушила главный сионистский завет – перебраться на Святую землю, но он думал о ней именно так: «сионистская сучка». Зачем он пригласил ее на танец после ужина? Зачем пошел искать после подлого удара под дых? Зачем провожал до машины? Неужели ее реакция на невинное прикосновение к коленке не сказала ему все? Дурак! Дурак и слюнтяй! Надо было переключиться на одну из ее подруг. Подруга, конечно, сообщила бы ей о своем новом потрясающем любовнике. Это заставило бы ее присмотреться к нему. И тогда он начал бы осаду. А он ошибся. И одна ошибка потянула за собой другую.

Юсуф перешел в спальню, плюхнулся на кровать и раскинул руки. Не туда. Не туда пошли его мысли. Неужели все, что он услышал сегодня, было лишь пропагандой? Сетью для глупца? Или это было тем важным, что меняет жизнь и делает друзьями непримиримых врагов? Что-то важное было в словах этого человека. Что-то такое, от чего он не мог отмахнуться. Но что именно, Юсуф понять не мог. Вот потому он и должен увидеть его еще раз. Зара неслышно, как тень, появилась у кровати.

– Не можешь заснуть?

Юсуф прикрыл глаза. Зара поняла, что не нужно задавать вопросы. Она легла рядом, и Юсуф ощутил на щеке ее влажные губы. Повернул голову, поймал ее губы своими, и нежно, но решительно раздвинул их языком.

Во сне все смешалось. Люди с длинными носами, книга величиной с гору, белые халаты, стройные ноги в черных чулках, Зара с ножом в руке, бородатые парни и красные автомобили. Но, проснувшись, Юсуф ощутил себя отдохнувшим и бодрым. Он успел помолиться, позавтракать, и ровно в девять во двор въехала машина. На этот раз это был не черный «Мерседес», а скромная серая «Тойота». Но парни были те же, что и вчера. Кондиционер работал так же активно, а вместо джаза из радиоприемника неслись заунывные песни Наваль эль-Кувейти. Вероятно, они лучше соответствовали внутреннему миру людей Тайсира в его утреннем варианте.

Дорога заняла не более получаса. Как и вчера, Тайсир встретил его у машины. Он был весел и возбужден. Вокруг захвата заложника поднялся страшный шум. Телевизионные каналы вчера только об этом и говорили. Газеты полны сообщений и фотографий. Евреи требуют от своего правительства добиться освобождения немолодого человека, которому, конечно, долго в плену не продержаться. Этот парень, оказывается, сердечник. Несколько лет назад у него был инфаркт. В газете опубликовано заключение его домашнего врача. Теперь Тайсир понимает, почему вчера Юсуфа так взволновало состояние его здоровья. Тайсир хлопал Юсуфа по плечу, говорил о том, какой он замечательный врач, и клялся, что за этого заложника он получит всех своих бойцов. Юсуф облегченно вздохнул. От вчерашней недоверчивости Тайсира не осталось и следа. Юсуф взял с заднего сиденья саквояж и вошел в дом.

В салоне – пусто. На столе – ворох газет. Тайсир широким жестом показал на них. Смотри! Только об этом и пишут! Юсуф наскоро просмотрел фотографии. На них заложник выглядел старше. Безутешные сыновья. Жена с платочком, прижатым к щеке. Возмущенный вероломством врага народ. Решительные политики. Обещания и призывы. Обычная чепуха.

Улыбающийся Тайсир отодвинул сундук, но вместе с Юсуфом уже не спустился. Стараясь не оступиться, Юсуф отсчитал шестнадцать ступеней и вошел в узкий коридор. Два охранника сидели за тем же столом, только при появлении Юсуфа они не стали вскакивать и хватать свои автоматы. Оглядели его равнодушными взглядами. Один из охранников взял ключ и пошел к двери. Лязгнул замок.