Поднимаю глаза и вижу мрачный темный дом. Он кажется необитаемым. Миа замечает мой взгляд и снова уныло опускает плечи.
– Мам, а потом надо будет возвращаться домой? – спрашивает она. – После пикника и мороженого? Опять возвращаться в дом-убийцу?
Беру дочь за руку.
– Мы все изменим, не позволим больше называть его домом-убийцей, так быть не должно. Сейчас пойду, открою все окна…
– Выпустишь привидения?
– Нет, прошлое. Призраков там нет, есть только воспоминания. Ян Хупер в тюрьме, и мы сделаем из дома, что захотим. Пусть морской воздух наполнит его новыми воспоминаниями.
– Ну да, все будет хорошо, – нехотя соглашается Миа. Все-таки она это произносит. Неплохое начало. – Хорошо, что у нас, по крайней мере, станет спокойнее. Здесь нет Кэролайн. Последнее время она от нас не вылезала, как будто жила вместе с нами.
Смотрю на дочь с удивлением. Оказывается, ее это раздражало. Кэролайн всегда приходила помочь, когда я не справлялась.
– Для тебя она тетя Кэролайн.
Дочь шмыгает носом.
– Может, эта тетя только прикидывалась твоей подругой.
– Ты о чем?
– Ни о чем. Забудь. Хорошо, что ты такая…
– Какая?
Миа передергивает плечами.
– Позитивная, что ли. Настроение у тебя теперь хорошее, и Кэролайн здесь ни при чем, правда же? Может, в этой бочке дегтя мы и впрямь отыщем свою ложку меда?
* * *
Возвращаемся домой. Навстречу, со второго этажа, застегивая куртку, спускается Джо.
– Ты куда?
– На ярмарку, – говорит он, вынимая из кармана и показывая мне горсть мелочи, – хочу попытать счастья в галерее. Пойдешь со мной?
Отрицательно качаю головой.
– Нужно распаковывать вещи. Возьми Миа. – Достаю из кошелька десять фунтов, протягиваю сыну. – Играйте на все.
– Пошли, сестренка. – Джо с улыбкой дергает ее за волосы.
Из спальни наблюдаю, как они, смеясь и толкаясь, идут по улице, и в глубине души рождается очень приятное чувство.
Открываю окно, и, кажется, ворвавшийся с моря ветер не только уносит память о смерти, о кровавом преступлении, но и рвет паутину, рассеивает мрак, поселившийся в моей душе. Потому что я – так и не сумевшая выбраться из той ямы, в которую угодила, – сама похожа на давно заброшенный дом с заколоченной дверью.
Ветер усиливается, створки окна распахиваются и сбивают стоявшую на подоконнике вазу. Цветы, как дождь с неба, падают на идущую мимо женщину.
– Извините, ради бога, – кричу я сверху.
Она смотрит на меня и смеется.
– Что вы, не извиняйтесь, цветы к моим ногам еще не бросали. – Подобрав розы и герберы, она поднимает их вверх так, будто хочет, чтобы я взяла букет через окно. Улыбаюсь.
– Они вам нужны? – спрашивает женщина.
– Нет, оставьте себе.
Она зарывается носом в розу и смотрит на коробки, которые я выставила за дверь.
– Недавно переехали? Тогда цветы в знак гостеприимства должна была бы принести я.
– А мне нравится нарушать традиции.
– Если будете так приветствовать всех соседей, вас примут здесь с распростертыми объятиями, – улыбается женщина. – Кстати, меня зовут Анна.
– Сара.
– Приятно познакомиться. Желаю удачи с остальными коробками. Еще увидимся.
Анна уносит мои цветы, и, мне кажется, я слышу, как она мурлычет какой-то мотив. Она не проявила никакого любопытства, и во мне опять просыпается надежда. Я все время гадала, чем же переезд обернется лично для меня. Новый город, новые друзья, люди, ничего не знающие о нашем прошлом. Это похоже на приключение, о котором я мечтала. Вдруг с моря налетает новый порыв ветра, и на мгновение мне чудится, что он отрывает меня от земли.
* * *
Нужно покончить с коробками, но выглянуло солнце, и я, не в силах усидеть дома, бреду по набережной в сторону центра. В мертвый сезон в приморском городе особенно грустно: многие магазины закрыты, на пляже кроме хозяев, выгуливающих собак, нет ни души. Собираюсь дойти до ярмарки, купить детям тот самый пакетик жареного картофеля. Проходя по улице, вижу картинную галерею и останавливаюсь.
В витрине выставлен морской пейзаж. На фоне бесконечной синевы на прибрежной скамейке спиной к зрителю сидят двое, а рядом, на песке, свернувшись клубком, лежит собачонка.
– Что скажете?
На морском пейзаже, который я разглядываю, возникает призрачная фигура. Взвиваюсь от неожиданности, так как не сразу догадываюсь: это не игра моего больного воображения, а отразившийся в стекле человек.
Оборачиваюсь и вижу женщину. Она улыбается широкой улыбкой, словно давно меня знает.
– Простите, если я вас напугала.
Смущенная своей нервной реакцией, заливаюсь краской. Я была так поглощена пейзажем, что не заметила, как подошла эта женщина, и едва удержалась, чтобы не закричать. Наконец понимаю: это Анна, та самая, что унесла мои цветы.
– Вы знаете, цветы пережили падение, не завяли и очень оживили мою квартиру. И скрасили день, так что спасибо.
Вспоминаю момент нашего приятного знакомства, летящие из окна цветы и улыбаюсь.
– Каждый день прохожу мимо и пытаюсь решить… – Анна умолкает на полуслове.
– Решить что?
– Друзья или любовники?
– Кто?
– Эти двое на полотне, – отвечает она, кивая на пейзаж. – Может, старая семейная пара на прогулке или друзья, увлеченные разговором. А может, тайные любовники на запретном свидании.
Опять всматриваюсь в картину: одна фигура склонилась к другой, как будто шепчет что-то на ухо или хочет поцеловать.
– Я думаю, они не знакомы, – продолжает Анна, – минуту назад встретились на берегу.
– Да, это не роман. Наверное, между ними проскочила искра. Иногда разговариваешь с совершенно незнакомым человеком и чувствуешь, что он мог бы стать твоим другом. Возникает мгновенный контакт.
Так было у нас с Кэролайн. В первый же день в колледже улыбнулись друг другу, и я тут же поняла, что мы подружимся. Снова бросаю взгляд на стоящую рядом женщину. Она выше меня ростом и на вид немного старше, чем я. Широкая улыбка, острые скулы, короткая стрижка. У нас одинаковые джинсы. У Анны темные волосы и яркая черная подводка вокруг глаз. Если вместо кед на новую знакомую надеть ботинки на толстой подошве, проколоть несколько дырок для пирсинга, то получилась бы одна из тех девочек, на которых, учась в художественном колледже, я так мечтала быть похожей.
Анна улыбается.
– Дурацкая картина.
Я тоже думаю, что нарисовала бы лучше, и смеюсь от удивления.
– Ну да. – Мой ответ такой же пресный, как и пейзаж за стеклом.
Возникает пауза. Кажется, молчание должно тяготить, но это не так.
– Ты только критик или сама тоже рисуешь? – спрашиваю, неожиданно переходя на «ты».
Не потому ли, что Анна напоминает студенток-художниц, которым я так стремилась подражать?
– Да нет, хотела когда-то. В школе неплохо получалось, но… На самом деле из меня вряд ли бы вышел художник. Тогда я стала смотреть, как рисуют другие, копила денежки и покупала их работы, чтобы вешать у себя дома. Вот и все. А ты?
Открываю рот для ответа и не знаю, что сказать. Кто я сейчас? Разве я художник?
– Когда-то рисовала. И очень хочу набраться храбрости, войти сюда и спросить, нет ли какой-нибудь работы для меня.
Собеседница смотрит на меня скептически.
– В это время года с работой непросто, часть магазинов открыта только в сезон. До лета тебе вряд ли повезет.
Анна опять вглядывается в пейзаж.
– Не могу смотреть на это произведение без смеха.
Мне оно тоже кажется нелепым.
– Смотри. – Она тычет пальцем в название. – «Юрское побережье». Ты видела здесь такую синеву, такое спокойное море и безоблачное небо? Или даже что-нибудь мало-мальски похожее на эту сцену?
– Нет, – отрицательно качаю головой, – все должно быть серым, мрачным, штормовым.
– Не всегда, – задумчиво произносит Анна, глядя мне в глаза. – Я знаю такие места, где краски в сто раз ярче, чем на этом пейзаже. Подлинные краски моря и неба.