– Это не дом-убийца, не пристанище монстров и призраков, или как там, черт возьми, его называют. Это просто семейный очаг, наш семейный очаг. И он ни в чем не виноват. Все из-за Яна, он просто сошел с ума. Дом тут ни при чем.

– Ян? Человек, который убил здесь ту семью?

Патрик отводит взгляд.

– Да, Ян Хупер. Разве я тебе не говорил? Он был немного старше, но я знал его.

– Знал, когда еще учился в школе? Когда жил в этом доме?

Патрик отвечает не сразу:

– Да, еще когда учился.

Смотрю на раковину в руках и думаю: поймешь ли, вспомнишь ли, что она означает? Хотелось бы заполнить ее своим шепотом и, снова оказавшись в доме, отыскав все тайники, оставить где-нибудь, чтобы ты ее нашел. Конечно, подбросить ракушку на крыльцо не так изящно, но и крик – не шепот. Однако поднимаешь ее не ты, а твоя женщина, и, прячась в темноте, я не могу сдержать смех.

Раздается стук в дверь. Стараюсь не обращать внимания, однако вспоминаю вчерашний день и человека, следившего за нашим домом, замираю на полпути к пыльным полкам. С той стороны окна, приложив ладони к стеклу, на меня кто-то смотрит.

Женщина лет шестидесяти, с букетом нарциссов. Увидев меня, она машет рукой. Натужно улыбаясь, открываю дверь.

– Здравствуйте! Надеюсь, я вас не испугала. Я постучала, но не была уверена, что вы слышали.

Бросаю взгляд в гостиную.

– Действительно не слышала, простите. Играла музыка.

– Я Лин Барретт из двадцать восьмого дома. Хотела зайти вчера, но муж сказал, что вам нужно дать время устроиться.

Еще нет и двенадцати. Суток не прошло, как мы въехали.

– Я и правда очень занята. Можете себе представить, надо распаковать уйму коробок.

Гостья широко улыбается.

– Я уверена, что вам необходимо передохнуть, – говорит она и входит в прихожую.

Отступаю, иначе мы бы с соседкой вполне могли поцеловаться.

Нехотя провожу ее в гостиную – единственное место, мало-мальски пригодное для приема посетителей.

– Да, у вас действительно много работы, – замечает она по дороге.

Предлагаю ей сесть и хочу поставить чайник, но Лин идет за мной на кухню и спотыкается о какой-то ящик. Я смущаюсь.

– Это вам. С ними все заиграет новыми красками, – разглядывая открытые ящики, разбросанную повсюду мятую упаковочную бумагу и отваливающиеся плитки, говорит миссис Барретт.

Ставлю нарциссы в вазу и, приготовив чай, переношу их на подоконник.

– Насколько я понимаю, вашего мужа зовут Патрик? Патрик Уокер? Он сейчас на работе?

Киваю. Если буду мало говорить, может, она скорее уйдет. Мне не нравится, что она везде сует свой нос. По-моему, ей до смерти хочется заглянуть во все ящики, во все шкафчики. Еще немного, и попросит показать ей весь дом.

– Видела сегодня утром ваших детей, они шли в город. Собираются учиться в местной школе?

– Да. Пойдут со следующей недели. Простите меня, не хочу показаться невежливой, но сейчас действительно неподходящее время для…

– О, не беспокойтесь, я вас не задержу. Просто хотела поприветствовать новых соседей.

Я того не желала, но вышло грубо. Следует быть дружелюбней. Не хочу, чтобы по городу поползли слухи: в доме-убийце поселилась спесивая гордячка.

– Заходите на следующей неделе, когда я распакую вещи, у нас будет время поболтать.

Лин отпивает глоток и отставляет чашку. Я положила слишком мало заварки и налила много молока. Пробую свой чай – разбавленная молоком вода. И еле теплая. Похоже, я забыла вскипятить воду.

– Простите ради бога.

– Ничего, все в порядке, – говорит соседка, дотрагиваясь до моей руки. – Могу я перед уходом воспользоваться вашим туалетом?

Указываю ей на лестницу, а сама выливаю неудавшийся чай и, переставив на стол нарциссы, убираю с пола упаковочную бумагу. Вдруг слышу скрип половиц над головой. Однако над кухней не ванная, а комната Джо.

Поднимаюсь наверх. Ванная открыта, там никого нет. Миссис Барретт, похоже, туда и не заходила. Оглядываюсь, а она, красная от смущения, с телефоном в руке выходит из комнаты дочери.

– Вы фотографировали? – спрашиваю с подозрением и чувствую, как подступает тошнота.

– Нет, что вы! Телефон зазвонил, а в ванной слабый сигнал, так что…

Двери спален распахнуты. Изо всех сил сжимаю кулаки.

– Я уже говорила, что очень занята. Мне кажется, вам сейчас лучше уйти.

Провожаю ее вниз. У порога Лин оборачивается.

– Я всегда жалела его, когда он был ребенком.

– Простите, кого вы жалели?

– Патрика, вашего мужа. Всегда его жалела. Такой красивый молодой человек!

– Я ему обязательно передам, что вы заходили.

Она опять останавливается на пороге, и мне хочется вытолкать ее взашей.

– Еще до убийства в этом доме происходили странные вещи. Родители Патрика… Нам велели держаться от них подальше. Все были потрясены, когда у них родился ребенок. Он был тут взаперти, а мы все переживали. Поэтому, когда узнали, что они сделали и что случилось с ними потом, никто не удивился.

Лин смотрит на меня испытующе, я хватаюсь за дверь и пытаюсь ее закрыть, однако гостья не унимается.

– Как я рада, что у Патрика все так хорошо сложилось. Говорят, что люди с прошлым… Удачи вам и вашим милым деткам, – не окончив предыдущей фразы, прощается Лин.

Миссис Барретт наконец уходит. Меня трясет. Разве к этому мы стремились? К параду фальшиво-дружелюбных соседей, что снуют вокруг дома, исподтишка снимая мобильными телефонами, шпионят и нашептывают ядовитые сплетни? Интересно, на что она намекала?

Подташнивает меня от чая, а горечь во рту – от ее слов.

В холле появляется Патрик, вешает плащ. Муж в мятом костюме, глаза уставшие. Сколько ни пыталась убедить его взять отпуск на время переезда, ничего не вышло.

– Поставлю чайник, – говорю.

Патрик идет за мной в кухню.

Тарелки и чашки после завтрака еще не вымыты. Ящик, который я открыла, чтобы извлечь тщательно завернутую в ткань посуду, так и стоит на полу со всем содержимым.

– Много успела сегодня распаковать? – спрашивает муж, когда я кидаюсь к другому ящику – за чайными пакетиками.

– Порядочно. Еще пару дней – и все закончу. С постельными принадлежностями уже почти справилась.

– Это хорошо.

Патрик снимает пиджак и, не отводя глаз от окна – там виден заросший сад, – расстегивает рукава рубашки. Похоже, муж чем-то так расстроен, что даже не замечает царящего вокруг беспорядка.

– Как ты себя чувствуешь?

Патрик оборачивается и удивленно моргает.

– Что? А, да, все нормально. Был… На работе много дел.

Патрик – инженер, работает в строительной компании. Раньше я искренне интересовалась его делами. Он часто показывал мне чертежи и планы, подробно рассказывал о домах, которые проектировал, а я все старалась понять. Однако понимала не больше, чем он в моей живописи. Патрик не сердился, смеясь, убирал чертежи, помогал мне отмыть запачканные краской волосы, мы продолжали болтать и в какой-то момент перестали слушать ответы на вопрос «как дела?».

Наверно, увидев, что я в плохом настроении, муж целует меня и улыбается.

– Я совершенно здоров. Просто немного устал и хочу есть. И к дороге еще не привык. Какие красивые, – говорит он, заметив нарциссы.

– Соседка принесла.

Улыбка на его лице сменяется тревогой.

– Соседка?

Сжимаю кулаки.

– Я застала ее на втором этаже, бегала с телефоном из спальни в спальню.

– С какой стати? – вскидывает брови Патрик.

– Не думаю, что ее интересовала мебель из ИКЕА. Скорее всего, организовала себе экскурсию по следам окровавленных призраков.

– Господи, – бормочет муж.

– Похоже, эта соседка тебя помнит.

Жду ответа, но Патрик отворачивается и принимается разбирать почту.

– Миссис Барретт говорила о чем-то странном, – начинаю я и осекаюсь, увидев напряженную спину Патрика. Не стоит об этом рассказывать сегодня. – Я подумала, не устроить ли встречу с теми – нет, не с назойливыми соседями, а с людьми, которых ты когда-то знал? Это помогло бы нам опять пустить здесь корни.