Теперь налево, и мы почти пришли. Вот она, автостанция! Вы, конечно, устали от обзорной экскурсии и пешей прогулки. Если скамейка свободна, можно прилечь. Набирайтесь сил, ведь уже завтра вам предстоит продолжить поездку. Потому что именно отсюда каждое утро (кроме выходных и праздничных дней) отходит автобус до воинской части.
А воинская часть – это следующий пункт вашего путешествия.
Интересно отметить тот факт, что этот пункт отсутствует на карте и даже называется не обычным названием, а неким сочетанием букв и цифр, которое мы не можем вам сообщить. Все эти меры предосторожности призваны не дать врагу обнаружить местоположение наших неприступных рубежей. Более того, много десятилетий назад, чтобы ввести в заблуждение предполагаемого противника, наши доблестные картографы, выполняя поступившее свыше распоряжение, густо закрасили этот район синей краской, объявив его крупным водохранилищем. Таким образом, противник лишился возможности предпринять здесь какие-либо действия. Забавно, что даже сейчас, когда необходимость в подобной топографической маскировке давно отпала, небольшая путаница в отчетности и правоприменительной практике приводит иногда к курьезным случаям. Дело в том, что по некоторым документам министерства обороны данная местность по-прежнему проходит как глубокое дно обширного водоема. Некоторые лица, публично утверждавшие, что водная поверхность в этих местах отсутствует, а имеется лишь нагая степь, были осуждены по обвинению в госизмене и все еще отбывают свой срок в местах заключения.
Только взгляните, как уходят вдаль бетонные заборы, как пересекаются в бесконечности параллельные линии колючей проволоки, как неприступны железные врата КПП. Граница на замке! Часовые родины стоят! И стоять будут. Еще ни один супостат не покусился здесь на наши священные рубежи.
СТОП-ТУР. Никуда не езди, чтобы никто не приехал к нам!
О богатой и славной истории этих мест говорят исторические экспонаты. Хотите посмотреть настоящий танк? Он находится в самом центре военного поселения на бетонном постаменте. Грозное дуло танковой пушки обращено в сторону государственной границы, наша отчизна расположена сзади этого танка. Перед постаментом горит вечный огонь, который зажигают во время государственных праздников и в дни принятия присяги. Справа и слева от огня – две цветочные клумбы без цветов. Цветы здесь объективно не растут. За постаментом широко раскинулся асфальтированный плац, где новобранцы принимают присягу. На другом краю плаца – небольшой памятник. Статуя Родины-матери в натуральную величину. Родина стоит спиной к госгранице и указывает поднятой рукой в сторону танка, а также всей нашей великой родины. Многие говорят, что Родина-мать чем-то напоминает Ленина. Это совершенно нормально.
И вот пришло время прощаться. Мы посмотрели необъятные просторы нашей великой страны – столицу, город, станцию и военную часть. Далее, при всем обилии бронетехники, средства передвижения для гражданских лиц заканчиваются. Если вы не обладаете официальным статусом, позволяющим претендовать на внедорожник с шофером-срочником из штабного гаража, то придется прогуляться пешком. Километров пятьдесят. Не знаете дороги? Мы переживаем за вас!
СТОП-ТУР. Нам нечего больше делать, как переживать за всяких лохов!
Ну что ж, до свиданья, хорошего дня и до новых встреч. И главное, помните: Кыхма – жемчужина России!
СТОП-ТУР. Сидел бы ты лучше дома!
* * *
Поселок Кыхма. Центральная усадьба колхоза «Красный большевик». Это раньше, давно. Ныне заброшенное поселение, которого больше нет. Теперь здесь все называется бывшим – и клуб, и школа, и сельпо, и зерноток, и гараж, и ремонтная мастерская. Здесь, недалеко от бывшего правления, в полуразрушенном здании бывшего общежития обитает бесформенная старуха, которая имеет предосудительную привычку выть на крыльце.
Запустение.
А ведь некогда «Красный большевик» был на хорошем счету. Один раз даже из московского министерства какой-то начальник приехал отчетность проверять. Значит, и в Москве про Кыхму знали.
Главное занятие здесь – овцеводство. Пыль поднималась столбом, когда уходили одна за одной машины, доверху груженные настриженной шерстью, свернутой в плотные, туго перетянутые проволокой рулоны. Мясокомбинат принимал отслужившие свое отары, а чабаны получали молодняк. Пасти его трудно: ягнята, пока маленькие, норовят разбежаться, но пройдет время, они подрастут и собьются в плотное стадо, единое, неделимое и послушное овцеводу. А потом снова стрижка, а там и комбинат. Крупного скота было немного – с кормами здесь туговато, но надои были, молочно-товарная ферма ежедневно отправляла машину с цистерной на молокозавод. Здешний творог считали низкокалорийным и ценили. В полях выращивали в основном кукурузу на силос, но в небольших объемах сеяли и кормовую пшеницу.
Составляли планы, писали отчеты, заполняли таблицы. Трактористы в робах, пахнущих машинным маслом и соляркой, расписывались в ведомости – там, где галочка. А еще была торговля в сельпо, еще мутный бабкин самогон с запахом половой тряпки, еще кино, танцы и драки в клубе, еще школа, где, конечно, обучение только до шестого класса (дальше интернат и профтехучилище на станции), еще медпункт и врач, ломавший напополам одну таблетку – вот это от головы, а это от живота, и, смотри, не перепутай!
Все было таким привычным, что казалось незыблемым. Никто здесь не хотел ничего менять. Никому такая возможность и в голову не приходила. Перемены случились сами собой, без чьей-либо злой или доброй воли. Как видно, пресловутая связь времен, словно приводной ремень в двигателе трактора, поизносилась, поистерлась, и вот вам, пожалуйста – поломка, авария, нарушение графика.
Летопись народной жизни селения Кыхма, длинная, как рулон туалетной бумаги, развертывается перед мысленным взором.
И строк печальных не смываю, – как сказал поэт.
Сначала председатель взял и что-то приватизировал, потом его убили – царство ему небесное, потом зампредседателя получил кредит и куда-то навсегда уехал, потом посеяли кукурузу и пшеницу, а убрать не смогли, потом парторг продал на корм посевное зерно и стало нечего сеять, потом судили и посадили ветеринара, потом была холодная зима и пьяный бригадир трактористов уснул в силосной яме – и ему царство небесное, потом заведующий клубом поджег клуб, потом продавщицу сельпо посадили за недостачу, потом закрыли школу, потому что детей все равно мало и учить их все равно некому, потом парторг вышел из партии и стал вместо этого сдавать металлолом, потом куда-то пропала вся техника для посевной, потом жена зоотехника зарядила ружье и пошла искать самого зоотехника – царство ему небесное, потом Толян женился на дочери чабана и стал праздновать свадьбу, а Колян въехал на тракторе в здание правления, потом бывший парторг нашел наконец Бога, сказал, что приблизилось царство небесное, избрал себя депутатом и переехал жить в Москву, потом бывший врач в медпункте допился до чертей и уже не мог вспомнить, какая таблетка от чего, потом бывший землемер опрокинул керосиновую лампу и сгорело пять домов, потом кто-то стал травить частный скот, потом стали громить всех, кто что-то посеял, потом стали уезжать все, кто мог, потом даже те, кто не мог, потом бывший агроном вдруг сказал, что народ у нас тупой и хорошо не будет жить никогда, потом ему дали в глаз, потом – в нос, потом – в ухо…
Но не надо излишне драматизировать. Во-первых, до свадьбы заживет – царство ему небесное. А во-вторых, как говорится, кто старое помянет, тот враг народа и иностранный агент.
Вот как-то так, без чьего-либо злого умысла, а просто в силу череды неотвратимых перемен и несчастных случаев прекратил свое существование процветающий колхоз «Красный большевик».
Поселок Кыхма тоже был обречен на исчезновение.
В определенном смысле он даже исчез, поскольку перестал числиться в качестве административной единицы. По документам его попросту нет. Подтверждением чему служит тот факт, что военные ввиду отсутствия в данной местности населенных пунктов даже организовали за соседней сопкой свой полигон. Сюда иногда свозят списанную технику. Летчики проводят учебное бомбометание, сбрасывая холостые, а порой и настоящие боеприпасы. Несуществующий поселок, оглашаемый грохотом взрывов и сотрясаемый толчками авиаударов, словно оказавшийся в вечной прифронтовой полосе, постепенно превращался в ничто.