— Я помню, — отложив вилку, я вздохнула. – Просто… Я поняла, что не хочу больше лгать матери о том, что когда-нибудь найду себе жениха или что сейчас просто не время для отношений. Я люблю тебя и хочу, чтобы и они об этом знали, — пожала я плечами.

— Это, конечно, все очень приятно, но… — Волжак нервно провела рукой по волосам. – Не думаю, что это хорошая идея.

— Послушай, мне все равно придется им рассказать. Я уже очень давно об этом думаю. Почему не сейчас?

Она замолчала и тяжело вздохнула, глядя куда-то на солонку, что стояла посередине стола. Потом встала, взяла тарелку, выбросила остатки еды в урну и, убрав пустую тарелку в посудомойку, повернулась ко мне.

— Извини. Мне достаточно моего отца, который меня ненавидит. Добавлять к нему еще и твоих родителей будет слишком. Я не хочу в этом участвовать, — с этими словами она вышла из кухни, оставив меня одну.

***

Весь остаток вечера Волжак провела за ноутбуком. Не думаю, на самом деле, что у нее была какая-то срочная работа, которая требовала ее безотлагательного внимания, скорее, это был ее способ избежать разговоров. Я же поступила умнее – решила дать ей время для того, чтобы остыть и успокоиться. Может, позже мы еще раз это обсудим.

Но даже когда мы легли спать, Волжак не потеплела. Пробубнила «спокойной ночи» и отвернулась. Я лежала, изучая потолок и время от времени вздыхая. Я, правда, хотела, чтобы она поехала со мной. Правда, хотела познакомить ее со своими родителями. Потому что она – самый важный для меня человек. Человек, с которым я вижу свое будущее. С которым я вижу себя в старости, как бы это странно или самонадеянно не звучало. И я не хотела до самой этой старости скрывать все от родителей.

Да, возможно, Волжак была в чем-то права, и я была поспешна в своем решении вывалить на них сразу всю правду, но… Мне казалось, что я и так уже затянула с этим. Столько лет я молчу о том, что никогда не выйду замуж и не приведу в дом порядочного молодого человека. Но зато я могу привести порядочную молодую женщину. Более того, я очень хочу это сделать.

Спустя минут пятнадцать Волжак перевернулась на спину и проговорила:

— У тебя одышка или ты так показываешь, что негодуешь?

— Я не негодую, я… расстроена, — призналась я. – Но если ты категорично не хочешь узнать мою семью, я… Я могу принять это, — снова вздохнула я.

Волжак тоже вздохнула в ответ, и через пару мгновений тишины я услышала:

— Я не говорила, что не хочу их узнать. Просто мне кажется, ты должна их как-то… не знаю, подготовить? А явиться со мной и поставить перед фактом – это, на мой взгляд, слишком эгоистично.

— Это не эгоистично, это честно. И что в твоем понимании значит «подготовить»? Я должна как-то намекнуть? Рассказать им о группе «Тату», я не знаю? Сообщить маме, что ее любимый Киркоров – гей, а потом сказать, что и я тоже или как? – недоумевала я.

— Я не знаю, Ира! – в бессилии воскликнула Волжак. – Я просто не хочу, чтобы тебя выгнали из дома поганой метлой!

— Кать, — я окончательно повернулась к ней. – Мои родители, да, они консервативные. Но, скорее, маме грозит паническая атака, чем то, что они вышвырнут меня из дома. Я уверена. Да, мне безумно страшно при мысли о том, что я хочу им все рассказать, но… Я давно чувствую, что пора. И что я готова. Я хочу остановиться. На тебе. Я вижу свое будущее с тобой. Я четко отдаю себе отчет в том, что «тот самый человек» в моей жизни – это ты. И еще пару-тройку лет назад я думала, что никогда и ни за что не признаюсь родителям в своей ориентации, и уже тем более не захочу кого-то притащить в дом, держа за руку. Но… Ты поменяла все. И я хочу, чтобы они знали, какой потрясающий человек рядом со мной. И чтобы они были… если не счастливы, то хотя бы знали, что я не одна, — я смотрела на ее лицо, тщетно пытаясь разобрать выражение на нем. Но ночная тьма и задернутые шторы-блэкаут не давали мне этой возможности.

— Я не понимаю, когда ты научилась так легко меня склонять к чему-то, — вздохнула Волжак, но я услышала в ее голосе усмешку. – Тебя нужно было «передать» в торговый отдел.

— Это значит «да»? – не скрывая улыбку, уточнила я.

— Да, — проворчала Волжак. – Ты же мертвого заставишь подняться.

— Спасибо, — я тут же запечатлела на ее губах поцелуй.

— Отпуск через месяц, — пробормотала мне в рот моя любимая женщина.

***

На выходных мы с Волжак сняли небольшой домик на берегу озера, где прекрасно провели время, нежась на солнышке. Я даже покраснела, загорев, а Волжак приобрела красивый и сексуальный цвет кожи с бронзовым отливом. К счастью, наш домик был в абсолютном уединении, потому что вид Волжак в бикини сводил меня с ума. Она даже несколько раз пошутила, не подсыпают ли тут в воду что-то типа «женской виагры». Но солнце, свежий воздух, ее сексуальное тело и ленивая полуулыбка на красивых губах действовали лучше, чем какие-либо искусственные возбудители. И вернулись мы абсолютно отдохнувшие и счастливые.

Вернувшись домой и включив телефоны, мы переглянулись, потому что почти одновременно нам посыпались смс о звонках. Ей около двенадцати раз звонила Маша, а мне почти столько же Оксанка. Ну, как столько же… В два раза больше, на самом деле.

— Похоже, что-то случилось, — обеспокоенно проговорила я, проверяя мессенджер. – Но у меня только звонки. Ни одного сообщения.

— Странно, у меня тоже, — пробормотала Волжак, глядя в телефон. – Они звонили нам два дня, но не написали ни слова. Сейчас уже поздно им звонить? У них середина ночи.

— Оксанка мне звонила последний раз двадцать минут назад, — нахмурившись, сказала я. – Я перезвоню.

— Давай, — кивнула Волжак и села на диван, наблюдая за мной.

Я нажала клавишу вызова и стала ждать. Через два гудка я услышала знакомый голос:

— Ну, неужели! Вы нас до усрачки напугали! Вы где были?!

Выдохнув, понимая, что с Оксанкой все в порядке, я ответила:

— Мы проводили романтические выходные, отключили оба телефона, — сказала я, улыбаясь. – Вы названивали два дня, у вас что-то случилось? – все же спросила я, понимая, что вряд ли они звонили бы просто так.

— Мы волновались о вас! – воскликнула Оксанка, а потом я услышала улыбку в ее голосе. – Но ты права, кое-что все же случилось. Можешь включить громкую связь? Сейчас я позову Машу, она в мастерской.

Я удивилась, но послушно включила динамик, и мы с Волжак уже обе услышали Оксанкино «Маша!!!»

— У тебя горластая подруга, — усмехнулась моя любимая женщина, приобнимая меня, когда я уселась рядом с ней на диван.

Через минуту в трубке было уже два голоса.

— Приветствую, дамы, — Маша явно была очень довольна.

— Привет, — хором ответили мы, и я продолжила, — что у вас приключилось? Опять придумали что-то сумасшедшее?

— Ну, можно сказать и так, — усмехнулась Маша, а потом в трубке что-то зашуршало. – Мы выслали вам фотку, посмотрите.

Я свернула окно с вызовом и зашла в диалог. Когда открыла фото, у меня даже дыхание перехватило.

— Скажите мне, что это градусник… — пробормотала я, не веря глазам.

— Нет, — рассмеялась Оксанка. – Мы беременны! Ну, то есть я, но как бы мы, — они рассмеялись уже обе, а я все еще не могла подобрать слов.

— Но… Вы… Когда? Как? Я даже не знала, что вы собираетесь заводить детей! – от волнения мой голос стал на несколько октав выше.

— Мы держали это в секрете, — усмехнулась Маша. – Но вы первые узнали.

— Но… Как?! – все еще недоумевала я. – В смысле, я понимаю, как, но… Как… Как вы… Черт, у меня нет слов, — рассмеялась я, а на глазах от эмоций выступили слезы. – Я жутко за вас рада! И поздравляю! А кто отец?

— Спасибо! – хором ответили девчонки, а потом снова в разговор вступила Маша. — О, донором стал мой хороший друг. Он солидный бизнесмен, абсолютно здоров и, к тому же, абсолютный гей, — снова усмехнулась Маша. – Кать, помнишь Майорова? Мы с ним как-то вместе организовывали выставку, — обратилась к подруге Маша.