– Я еще не дала окончательного согласия.
– Конечно.
Инга подумала, что с такими людьми надо разговаривать на их языке: жестко, без сантиментов. Но и Андрей тоже хорош! Мог бы предупредить, в чем тут дело. Может, она и не стала бы приезжать сюда. В конце концов, она никогда не опускалась до рекламы. В ней не было никакой необходимости! Она с презрением смотрела на актеров, которые рекламировали какой-нибудь стиральный порошок или бытовую технику. Инга Мартинсоне не станет делать подобного!
Инга решила, что пора ставить точку в этой встрече.
– Я никогда не снимаюсь в рекламе. Такова моя принципиальная позиция. Очень жаль, что мой брат не сказал вам об этом.
– Почему?
– Придется слишком долго объяснять.
– Вы считаете, что сниматься в рекламе – низко и недостойно настоящего художника?
– Что-то вроде того.
– Но другие артисты снимаются.
– Их личное дело.
– Вы думаете, что реклама – это так просто? Снял и все?
– Не знаю. Я думаю, что каждый должен заниматься своим делом. Кто-то танцевать, а кто-то сниматься в рекламе.
– Не вся реклама такая тупая, какую крутят на нашем ТВ. Недавно я побывал на международном фестивале рекламы в Мюнхене и был потрясен, какой, оказывается, разнообразной и интересной может быть реклама. Я даже не представлял себе! Сидел в зале и просто смотрел все подряд. Было много ерунды, но часто попадались и стоящие вещи. Например, вот такой ролик: большое яблоко, а в него со всех сторон вгрызаются белые черви с черными головками. Приглядевшись, понимаешь, что это – сигареты. Потом от яблока остается огрызок. Идет закадровый голос: такой станет ваша кожа, если вы не бросите курить. Здорово, правда?
Бракшните говорил с энтузиазмом.
– Любопытно.
– Кое-какие ролики я привез. Если хотите, могу дать вам посмотреть.
– Не надо. К сожалению, у меня совершенно нет свободного времени. Ни минутки.
– А я надеялся вас уговорить… – И Бракшните широко, по-мальчишески, улыбнулся.
– Напрасно. Я свое мнение обычно не меняю.
Во взгляде Валдиса мелькнула растерянность.
– Вдруг вы все же передумаете? – Он достал из кожаного портфеля, лежавшего на соседнем стуле, папку и протянул ей.
На какую-то долю секунды балерине стало жаль его, и она кивнула:
– Хорошо, я просмотрю ваши материалы.
– Когда можно вам позвонить?
Она задумалась.
– Дня через три.
Инга встала.
– Вы так и не выпили кофе! – напомнил собеседник.
– Спасибо. Не хочу.
Валдис поднялся, чтобы проводить ее.
– Не надо, – покачала головой Инга.
И ушла, даже не обернувшись.
Садясь в машину, она все еще ощущала досаду и раздражение. Ее пытаются втянуть в сомнительный проект. Прикрыться ее именем. Здесь даже нет никакого намека на мужское внимание. Просто бизнес, чистой воды. Как же Андрей сразу этого не понял? Он ведь прекрасно знает ее отношение к рекламе. Почему тогда согласился позвать ее на встречу? Почему не предупредил ее?
Она набрала номер Андрея, но абонент был временно недоступен. Звонить брату по домашнему Инга не рискнула: время было позднее, маленькая дочка Андрея наверняка уже спала.
«Позвоню утром», – решила она, убирая сотовый в сумочку.
Инга привыкла во всем слушаться брата. Но сегодняшний случай – исключение. Тут нужно проявить самостоятельность, высказать свое мнение. Напрасно Андрей познакомил ее с Бракшните. Сниматься в рекламе она не станет. Ни за что! Стоит только раз отступить от своих принципов – и ты пропал. На тебе как на артисте можно будет ставить крест. Для людей ты уже будешь ассоциироваться со стиральными порошками и средствами для мытья посуды.
Дома Инга приняла душ и легла спать, предварительно поставив будильник на семь утра.
Проснувшись утром, она вспомнила, что на сегодня у нее много планов. С утра – репетиция в Большом театре. Потом – другая репетиция, в драматическом театре. Она впервые пробует себя в новом амплуа – драматической актрисы. Это решение далось Инге нелегко. Ей казалось, что она изменяет своему любимому балету. Но ее педагог, Ирина Николаевна Синицына, сказала, что нужно расширить границы творчества и попробовать себя в разных жанрах.
Наверное, она права. Балет – скоротечен. Ситуация в Большом – непредсказуема. Вот уже который год театр лихорадит от бесконечной смены руководства. И каждая «метла» метет по-новому – выдвигает своих протеже и делает на них ставку. Чтобы добиться новой роли или сохранить старую, требуется колоссальное количество сил и нервов. На творчество уже ничего не остается.
Молодые и талантливые артисты старались получить контракты за рубежом и уехать. Так они могли быть уверены, что хотя бы несколько лет проживут в творческой стабильности. Здесь уже уверенность – нулевая. С артистом в любой момент могут расторгнуть контракт, и он останется не у дел.
Инга вспомнила о своем отце, и у нее сжалось сердце. Когда знаменитого танцовщика вынудили уйти из Большого, для него все рухнуло. В один момент. Еще вчера он был королем и богом балета, а сегодня – уже никто.
Инга была в школе, когда это случилось. Девочка пришла домой и увидела отца. Он стоял у окна и смотрел на улицу. Инге захотелось окликнуть его, но в позе отца было что-то такое, отчего ей сразу стало тревожно.
Она подошла ближе, тихо позвала:
– Пап! А, пап…
– Что? – сказал он хриплым голосом, резко повернувшись к ней.
Был март. Но отец почему-то стоял дома в шапке и в куртке. Только снял ботинки. Он словно зашел домой на минутку, а потом снова готов был куда-то мчаться по своим делам. Сколько она помнила отца, он весь был – порыв, движение. Он никогда не сидел без дела и не тратил время зря. Много раз он говорил Инге, что самое дорогое у человека – это время, и тратить его надо с толком. А сейчас отец стоял у окна просто так и смотрел на улицу. Но даже не это поразило Ингу, а его взгляд. У него был тусклый, безжизненный взгляд. Отец вдруг словно постарел на десять лет.
– Пап! – Она тронула его за руку. – Ты пришел пораньше? Репетицию отменили?
– Да, отменили. – Он задумался, а потом добавил: – Навсегда.
– Как это?
– Так. Я больше не танцую в Большом.
– Почему?
– Потому что я стал там ненужным.
– Ненужным?
– Да. Я стал старым и никому не нужным.
– Ты? Старым?
Разве ее отец мог когда-нибудь стать старым? Он был моложе всех юношей! Лучезарный Альберт из «Жизели», сказочный принц балета… Когда Инга читала в сказках о принцах, она всегда сразу представляла себе отца. Он высокий, златоволосый, красивый. Настоящий принц!
Инга невольно рассмеялась.
– Ты чего? – нахмурил брови отец.
– Разве ты – старый?
– Да.
– Так ты больше не танцуешь?
– Нет.
– А завтра?
– Я же говорю: никогда.
– Значит, ты уже вообще не будешь танцевать?
Лицо отца исказилось.
– Нет, я не могу не танцевать! – почти выкрикнул он. – Не могу! Я еще ничего не знаю. Я буду танцевать, обязательно. Я не могу не танцевать. Когда-нибудь ты поймешь мои слова.
Отец присел на корточки и взял ее руки в свои.
– Понимаешь, Инга… Это очень, очень больно, когда творчество, которому ты отдал всю свою жизнь, оказывается ненужным. Это – невыносимо! Я даже не знаю, как буду жить дальше. Не представляю себе. Сидеть с пенсионерами на лавочке? Смешно! Дома у телевизора?
Отец истерично рассмеялся. Потом тихо добавил:
– Меня лишили самого дорогого.
Он встал с корточек и привлек Ингу к себе. Они сели на диван.
– Я с детства мечтал танцевать. В Риге, где я родился, всегда любили музыку, танцы. До сих пор помню, как мы с мамой ходили в парк и слушали национальный оркестр. Это было так красиво. Пам-пам-пам-пам… – напел отец. – Малыш, мне сейчас так плохо. Ты даже и не представляешь.
Он замолчал, уставившись прямо перед собой в одну точку.
– Пап! Пап! – потянула его за рукав Инга.