Лошадь его вернулась меньше чем через час, волоча за собой его труп истыканный стрелами.

С этого момента бомбардировка крепости не прекращалась трое суток ни на минуту. Мы собрали все подходящие валуны. И уже когда от ее стен и фортов осталась лишь гора дробленого камня, командиры и вся орудийная прислуга пошли на приступ.

Мне, конечно, хотелось отомстить за Серика… Я ждал, что уцелевшие защитники крепости выйдут в рукопашную… но не вышел никто. Мы принялись разбирать завалы, складывая трупы перед крепостью на лугу. Из взрослых мы насчитали семьдесят четыре старика и пятьдесят старух, семьсот женских трупов, остальные были мальчишки и девчонки не старше тринадцати-четырнадцати лет. Мы нашли уцелевших десятилетних девочек и мальчиков с малышами и младенцами в подвалах, куда добрались к исходу третьих суток. Я этого не видел. Меня связали и положили в обозе, отобрав при этом все оружие.

В тот день я плакал первый раз в жизни. Я проклинал себя и войну и Асахайских фанатиков… Друзья-офицеры напоили меня вусмерть… трупы сожгли по нэреитскому обряду, жрецов искать было негде и некогда, чтобы молитвенным обрядом отправить в ее царство. На гладком монолите выделявшемся из скал, я приказал написать: «Здесь погибли, но не сдались двенадцать тысяч детей народа Асахи, вечная память упрямцам».

Выживших детей обозом отправили в комиссию по перемещенным лицам. Помню, отрезвев немного, я стоял, глядя на повозки с детьми… одна девочка из старших подбежала ко мне, плюнула и что-то гневно кричала, явно проклиная.

Добравшись до 3-й армии, я подал отчет, следом рапорт об отставке. Меня рвало при одном воспоминании о бойне, которую сам же устроил.

Предводители раджасов Асахи, узнав о гибели «горного гнезда» разом покончили с собой. Война закончилась за два дня, после моего прибытия в расположение армии.

Торжествовали победу недолго. Нашлись обиженные и правозащитники. Они всегда появляются, когда заканчиваются боевые действия.

Они берут на себя право судить тех, кто рисковал собой и определять меру ответственности за каждое решение. Воевать их нет – но вот потом решать, кто прав, а кто нет, это они всегда первые!

Майор Эленкорт, не выполнив в точности приказ, погубил гражданских и детей!

И эти же деятели, до жидкого поноса боявшиеся фанатичных раджасов, пропихнули законопроект о ликвидации вообще такой республики – Асахи, принудительно выселив и развеяв по миру целую нацию. Только, чтобы никто, нигде и никогда снова не образовал подобного единства в вере и образе жизни.

Народу асахи запрещено селиться и создавать места компактного проживания. Им запрещено также отправлять религиозные обряды противоречащие законам республики. Однако, желая, видимо, сгладить вину перед малым народом, меня судили. Как военного преступника. Приговор прозвучал странно: «За невыполнение приказа, самовольное вступление в боевые действия без приказа руководства, использование имущества армии Рипена в личных целях: лишить майора Эленкорта званий и орденов, как опозорившего честь офицера и изгнать из страны». Странно, ведь я к тому моменту уже два года был в отставке, но находился под домашним арестом. Приговор принял с равнодушием. Учитывая, что никаких репрессий и задержаний ко мне не применили, наоборот – остракизм, я уехал в Лиду, куда меня пригласила сестра, и там, довольно долго занимался строительством плотин на горных реках.

Строительство промышленных объектов и гидротехнические установки – моя гражданская специальность. После работы я обычно шел в корчму, там обязательно находилась смазливенькая девица не отягощенная целью непременно выйти замуж, но охотница до любовных удовольствий.

Так прошло одиннадцать лет. Менялись места работы, объекты, проекты, менялись и подружки.

Однажды, от сестры прибыл порученец и привез письмо, в котором сообщалось, что наш брат тяжело болен, и мне надлежит немедленно выехать домой в империю, на Саармэ.

Эрик пятый Эленсаар – император-ученый. Он занимался… я даже не могу толком объяснить, чем он точно занимался. Что-то связанное с высокими энергиями и пространством. Мы с ним мало общались, пока я был молод, потом я уехал в Рипен. В те недолгие периоды общения в семье на Саармэ, я узнал, что Эрика очень волновал утраченный секрет мгновенных перемещений, широко используемый в древнем Харанде и он все силы свои положил на изучение принципов сопряжения пространств.

Я отправил необходимые письма руководству строительства, и в тот же вечер в деревенской корчме встретил чернобровую горянку лет двадцати. Мы пили за мой отъезд. Она танцевала, аккомпанируя себе колокольчиками на ногах и руках, поддерживая ритм ударами в небольшой бубен… она танцевала для меня! Помнится, захмелев, я обнял ее за талию и спросил:

– А со мной станцуешь? Давай, кто кого!?

Она кивнула и потащила за собой в круг между столами. Посетители корчмы хлопали, а мы танцевали. Она крутилась вокруг меня. Это было соревнование, кто истощится скорее? Откуда ей было знать, что Эленсаары не устают. Мы двужильные, стожильные… и конечно, она повалилась мне на руки, а я, получив награду, понес ее к себе в комнату под одобрительный хохот и аплодисменты посетителей корчмы.

Она отдалась добровольно, я бы даже сказал – с удовольствием, и, лежа рядом со мной, она спросила на ломаном лидийском:

– Ты будешь мой замуж?

Я отодвинулся и покачал головой.

– Нет… мне не нужна жена… – я ждал слез. Чего угодно. Но она вдруг взвилась, оседлала меня, и чудом я перехватил ее руку с кинжалом, уже рвущем кожу на лбу и виске, я откинул ее. А она рычала и шипела как дикая кошка, не решаясь снова напасть:

– Ты умрешь, неверный! Убийца! Ты умрешь, будь пирокляты!

Я отобрал у нее кинжал. Кое-как перевязал раненую голову. Собрал вещи и ушел. Через сутки я уже был в порту, а еще через неделю прибыл на Саармэ. Я даже не знаю, как ее звали, ту мстительную маленькую танцовщицу.

На месте «Горного гнезда»и большого погребального кострасейчас мемориал.

А имя Хуор у представителей народа асахи означает – демон. Как мне потом рассказали, у них ходит легенда, будто демон смерти Ажгар вселился в Хуора – меня, чтобы погубить весь народ асахи, который выбрал свою особую веру. Чушь, конечно.

Понятно, почему письмо начинается с обращения: «Сын Ажгара!».

Значит танцовщица и девочка-раджаска из крепости – это один человек – мать Лияры? И тут меня словно подбросило. Ну, конечно – это она! Рэдрик, положивший письмо на стол, удивленно выпучил глаза. Я ничего не успел сказать. Вошел дежурный офицер гвардии.

– К вам магистр Фигула, Атрелла Браго и Легир Арахенский, ваше величество!

Вовремя, ничего не скажешь.

– Пропусти! – Я скатал письмо и засунул обратно в пенал. Рэд теперь знает о том, что я отравлен. По его поведению, было заметно, что он рвется еще что-то спросить, но я, глядя на входящих, только приложил палец к губам и качнул головой «не надо».

Магистр Фигула и глава магов Легир, вошли первыми. За их спинами скрывалась величайший врач империи – Атрелла Браго. Меня умиляла ее манера все время от меня прятаться. Где бы мы ни встречались.

Невероятной скромности и душевной красоты женщина. Она была совсем не в моем вкусе, но из уважения к ее уникальным способностям я невольно оказывал ей знаки внимания, когда встречались на приемах во дворце или на совещаниях правительства, куда приглашали экспертов-специалистов.

И каждый раз она краснела и отводила глаза. Тайну этих смущений мне однажды доверительно раскрыл ее муж – Орингаст Браго, который немного уступал мне в росте. Она обожала высоких мужчин и как все женщины, не считавшие себя красавицами, легко становилась жертвой комплиментов.

Только вот мне она куда нужнее была в роли врача, а не любовницы. Да и Орингаст – бывший офицер войск специального назначения и разведки Рамбата – порядочный и незаслуженно пострадавший человек. Сейчас получал пенсию и преподавал военную историю в школе мальчишкам и девчонкам острова Дорн.