– Пуговка моя, у меня для тебя подарок.

Голубоглазая девочка с курчавыми светлыми волосами с живым интересом посмотрела на папу и улыбнулась. Он всегда держит от нее что-то втайне, а затем раскрывает все. Это излюбленный трюк Льва.

– Папа, а что там у тебя?

– А вот, иди за мной!

Отец с дочерью ушли в свой волшебный мир поисков и маленьких тайн, особенно они любили это делать, когда Наталья была не в духе. А не в духе она находилась очень часто. Если вдруг дочь разбила случайно кружку, виноватым в этом всегда становился Лев. Если же дочка немного капризничает и визжит во время игры, значит дело браться за ремень…

Папа повел дочь в сторону кухни, обклеенной всевозможными газетами и постерами из 70-ых, 80-ых годов. Лев думал, как удивить дочь, ведь никакого подарка у него сейчас не было. Девочка же полностью отдала себя тому, что произойдет в ближайшую минуту.

– Погоди, закрой глазки. Папа сейчас достанет подарок.

Девочка покорно закрыла глаза руками. Но такова суть натуры шалунишки, что она всегда оставляет между пальцами зазор, из которых смотрит на то, какой же папа достает ей подарок.

Лев знал, что девочка смотрит на него, он привык к этому и не одергивал ее. "Незачем" – думал он, подарок все равно всегда прятался за его широкой спиной. Девочка же никогда не знала, что ее ждет. Сейчас же Льву приходилось как-то выворачиваться. Если он срочно не найдет для нее подарок, она может обидеться на него.

Сентиментальная натура Панфилова не могла позволить обиды, мозг его напряженно думал, что же сделать, глаза бегали по помещению в поисках подходящего предмета.

– Почему ребенок без обуви?

Высокий тон голоса жены, едва не переходящий в крик, напугал ребенка. Впрочем, маленькая Настя к нему привыкла и поэтому испуг закончился через секунду. Просто сказка прервалась, закончилась, теперь нескоро папа ее продолжит.

– Наташ, ты чего, пол теплый, персик не жалуется.

– А я что ли жалуюсь? – С предъявительным тоном продолжила Наталья и подняла девочку с пола. – Скажи своему отцу, чтобы он постелил сюда ебучий ковер.

На предпоследнем слове Лев внутренне вскипел. Он никогда не осмеливался в открытую идти против жены, особенно при ребенке. До этого момента Наталья уже не раз позволяла себе мат в присутствии маленькой Насти, но она никогда не делала это в доме родителей.

Лев подошел к жене и нежно взял у нее из рук ничего не понимающего ребенка.

– Сейчас, малыш, мы прогуляемся до игровой, хорошо? Мне нужно поговорить с мамой.

– Мама опять злая, да?

– Да, пуговка, мама опять злая.

Они проходили мимо Антона Антоновича. Дедушка лежал на своей кушетке и смотрел в потолок. Рядом с ним на столике стояла пачка "Валокордина". Издалека могло даже показаться, что он лежит мертвый. Только лишь по шевелящемуся вверх-вниз большому округлому животу Лев понял, что отец просто лежит и отдыхает.

В такие минуты, особенно после нервного напряжения, Антон Антонович всегда находится в лежачем положении с закинутыми наверх руками. Так он успокаивает нервы и приводит в порядок своего дряблое восприятие. Антон Антонович, как и его сын, никогда не ругался с Наташей в открытую. Они оба знали, что в итоге их все равно выставят неправыми.

"Опять она его довела своим садом." – Подумал про себя Лев.

Девочка шепотом спросила:

– Пап, а он живой?

– Живой, солнышко, только вот ему отдохнуть надо. Не трогай его пока.

Лев опустил дочь на пол в детской комнате, специально оборудованной под девочку и, заметив ее неуверенный вид, шутливо пригрозил:

– Если дедушку потревожить, то тебя возьмут за платьишко и унесут в свою страну страшные чудища-бабайки. Там они буду смеяться над тобой и говорить, что ты маленькая.

Шутливые угрозы подействовали на девочку своеобразно. Она закрыла личико крохотными, как монетки, ладошками и спряталась за игрушечного львенка. Никаких звуков она старалась не издавать.

– Ладно, скоро я приду и мы поедем, а пока поиграй тут и никуда не выходи.

Лев приставил палец ко рту, показывая знак тишины, девочка повторила его жест и тихонько достала из открытого шкафчика плюшевого единорога.

Чтобы отгородить ребенка от жены, он плотно закрыл дверцу так, что без внушительного шума ее было не отворить.

– Лева, скажи ей, что я завтра Настю в садик отведу.

Антон Антонович слабым, сиплым от напряжения голосом обращался к сыну.

– Хорошо, пап. Только вот не стоило ей поддаваться.

– Себе это скажи. – Слабым смешком старик упрекнул сына.

Наталья стояла на кухне и набирала чей-то номер на своем отнюдь не стареньком смартфоне – подарке Льва ей на день рождения. Сам Панфилов не стал тревожить жену и вместо этого направился в "Памятную комнату".

Это помещение было своего рода олицетворением истории семьи Панфиловых, кладовой памяти. Время здесь могло сжиматься, ускоряться, делать пике и даже идти вспять. В детстве Лева часто любил проводить здесь время. Усидчивость, свойственная ему и спокойствие, прививалось именно здесь – в хранилище истории.

На деревянном панно в рамочках ютились семейные фотографии деда и отца. За каждой из которых стояла ценная семейная реликвия. Исторический предмет, ставший достоянием маленькой и небогатой, но гордой семьи. Бабушкин браслет, военная фляга прадеда, удочка друга семьи сталинских времен, проржавевший от времени замок от первого гаража семьи. Лев задержал на нем свое внимание.

За более чем полвека, а именно столько было этому массивному замку, он сильно попортился, стал хрупким и перестал блестеть. На задней его стенке было выбито стальными буквами: "ГОСТ №334590 от 13.12.1959". Тогда его дед купил себе "Победу" и ездил на ней. С наступлением 90-ых ее пришлось обменять на два массивных мешка картошки. Только замок хранил теперь память об автомобиле.

Больше всего предметов принадлежало к времени Великой Отечественной Войны. Самая больная точка семьи, на которой с жизнью попрощались многие родственники, в том числе и прадед Льва. Фуражка, красная звезда, награды "За освобождение Смоленска" и за "Оборону Москвы" и многие другие. Все это было чем-то более ценным, нежели просто антикварные предметы.

И Леву учили беречь это. Он понимал, что скоро станет хранителем памятной комнаты и того, что в ней хранится. Отец с дедом неустанно твердили ему о важности памяти, о том, с каким трудом доставались им и их предкам находившиеся здесь предметы. Он сам может вносить сюда что-то новое, но ни в коем случае не должен забирать, каким бы тяжелым не было время.

Каждая полка хранила в себе артефакт прошлого. Будь то черно-белая фотография прадедушки, стоявшего с ППШ наперевес, или же натертая до блеска столетняя сковорода прабабушки. Особенно Лева любил тогда осматривать два ружья, висящих за ремешки прямо напротив входа в просторную памятную комнату.

Ружья эти регулярно чистились Антоном Антоновичем и держались под особым вниманием. Чуткость и любовь, которые получали эти орудия смерти сильно сказались на их внешнем виде. За почти столетнюю свою историю они получили минимум повреждений, регулярно смазывались и почитались в семье.

Единственный изъян, который имели эти трехлинейки – царапины на боку. Тем страннее, что не раз побывавшие в бою, ружья получили свои повреждения здесь, в этом помещении от рук 6-летнего Левы. Как-то раз он захотел узнать, можно ли рисовать на деревянном лацкане ружей. Эсперимент был проведен им удачно и изображение гвоздем буквы "М" на прикладах обеих винтовок осталось навсегда.

Семья Панфиловых переехала в город К. еще в 1941-ом, когда эвакуировали всех и вся. Тогда прадед Льва одним из первых записался на фронт. В дальнейшем его сын – дедушка Льва любил рассказывать внуку, как его предок прошел путь от Москвы до Минска, зацепив Курское сражение и получив сразу 4 тяжелых ранения за три года войны. Но 5-ое оказалось смертельным. Неудачное десантирование под Минском стоило Семену Алексеевичу жизни.