– Да, Кира Сергеевна. Сегодня он сказал мне об этом…

Она молчит:

– Я должна отпустить его в новую жизнь, это так нелегко, он так быстро вырос. Мне кажется, я еще совсем недавно качала его на руках. Отпускать ребенка так больно, словно отрезать часть своего тела…

Я зачем-то невпопад говорю, что тоже хотела бы ехать в Москву, она вскидывает на меня глаза, в них неодобрение:

– Далась вам эта Москва, зачем тебе ехать, – недовольно восклицает она, – ты должна остаться здесь, рядом со своими родителями. Насколько я знаю, ты у них одна. С твоей стороны ужасно некрасиво думать только о себе… Что они будут делать здесь совсем одни, подумай о своей несчастной матери…

Я знаю, что она злится не на меня, а на него. У нее нет настроения разговаривать, поэтому я прощаюсь с ней и ухожу, если до прихода сюда у меня была маленькая надежда, что он еще передумает и останется, то теперь мне ясно, что надежды нет. Уже на следующей неделе его не будет рядом, он станет приезжать раз в полгода или даже реже. От этих мыслей мне хочется умереть, он нужен мне каждый день.

После я захожу к Антону, его квартира находится от родительской буквально в двух шагах, он открывает мне дверь, на мгновение в его серых глазах мелькает недовольство, тем не менее он приветливо распахивает передо мной дверь. Я прохожу в комнату, на кровати сидит его новая, и скорее всего, уже бывшая девушка. Я прямо кожей чувствую разлившееся по комнате напряжение. Я сажусь в кресло, Антон представляет меня своей подружке и приносит мне с кухни мой любимый зеленый чай со сливками, он прекрасно помнит мой вкус. Я беру чашку в руки, на мгновение мне хочется плеснуть кипятком ему в лицо. Он садится в кресло напротив меня:

– Надеюсь, ты не станешь отчитывать или уговаривать. Я уже все решил, – негромко предупреждает он.

Я киваю головой, я слишком хорошо его знаю, если он что-то решил, он уже не передумает. Антон начинает вдохновленно рассказывать мне о Москве, об университете, в котором он будет учиться, о квартире, которую снял недалеко от учебы, о свободе, которую он обретет, я киваю головой. Его мир раскрашен яркими красками, как и полагается мальчику из обеспеченной семьи, преград не существует, есть только его желание и океан возможностей, раскинувшийся у его ног, стоит лишь только протянуть руку. Я усмехаюсь, жизнь вообще становится невероятно проста, если у тебя есть деньги.

Он уходит на кухню готовить чай, я перевожу взгляд на его девушку, она сидит в стороне, неловко обняв себя за колени, как сломанная кукла, ее ноги невероятно худые и длинные, я не помню, чтобы он рассказывал о ней, значит, они встречаются совсем недавно.

– Ты тоже поедешь? Чемодан уже собрала? – спрашиваю я ее, он нервно дергает плечом.

– Я не поеду, нет, у меня же здесь мама. И университет… – тихо оправдывается она. На самом деле мы обе понимаем, что он просто не позвал ее с собой, Антон невероятно быстро влюбляется и также быстро остывает, часто он напоминает мне капризного избалованного ребенка, бросающего наскучившую ему игрушку. Она искоса рассматривает меня:

– А ты же его подруга детства? Он рассказывал о тебе…

Я жму плечами:

– Можно сказать и так. На самом деле мы спим с ним периодически. Хотя он периодически спит со всеми своими бывшими. И с тобой он тоже будет спать, когда будет приезжать из Москвы.

Она поднимает на меня совершенно ошалевшие глаза, она совсем маленькая и глупенькая, она вскакивает и убегает в слезах, неудивительно, что Антону она так быстро надоела. Мне нисколько не жаль ее, на войне как на войне. Когда Антон возвращается он несколько секунд смотрит на ее пустое кресло и с улыбкой оборачивается ко мне:

– Я так и знал, что ты постараешься избавиться от Лизы…Тебе не стыдно?

Я улыбаюсь:

– Ты же знаешь. Ни капельки. О каком стыде вообще может идти речь, если ты самый бесстыжий молодой человек на свете. Не побежишь ее догонять?

Он улыбается и отрицательно качает головой.

– Нет. Мы с ней разные. Она не та, кого я ищу…

Он садится совсем близко ко мне и берет меня за руку, я молча смотрю в его глаза, они у него необыкновенного серого цвета, окруженные темными длинными ресницами. В детстве я дразнила его Белоснежкой из-за его светлой кожи, тонкой и нежной, как лист папиросной бумаги и темных шелковистых волос. Мне становится невероятно горько, но я улыбаюсь:

– Кого же ты ищешь, мой дорогой брат… – произношу я и он выдергивает свою руку из моей. Иногда я называю его братом и ему это жутко не нравится, сколько раз мы ссорились с ним из-за этого, теперь он делает вид, что ему все равно, но я знаю, что ему это неприятно. Я научилась чувствовать его также, как и он меня.

– Я уезжаю не только из-за отца, Ника, – совсем тихо говорит он, – я хочу, чтобы моя жизнь принадлежала только мне, хочу строить ее так, как этого хочу я не оглядываясь ни на кого. Мне осточертело быть хорошим мальчиком, учиться на одни пятерки и слушаться маму. Пусть я наделаю кучу ошибок, но это будут только мои ошибки. У нас с тобой разные дороги и я хочу, чтобы ты, наконец, нашла свою… Я хочу, чтобы ты была счастлива…

Он еще что-то говорит, но я почти не слушаю его, мы с ним словно принадлежим к разным вселенным, в его разноцветном мире нет одиночества, беспросветной тоски и отчаяния. Он решил идти вперед и ему наплевать на тех, кого он оставит за своей спиной. Я не хочу становиться частью его прошлого, он – все что у меня осталось.

– Я хочу поехать с тобой, ты мне это позволишь? – с трудом говорю я.

Он мягко улыбается:

– Какие глупости ты говоришь, Ника. Тебе незачем никуда ехать, здесь твой дом. Здесь твои родители. И я не хочу, чтобы рядом со мной присутствовали тени прошлого. Я хочу начать новый этап своей жизни с чистого листа. Ты – верный друг моего детства и твое место здесь, в этом старинном городе на Волге… Не грусти, я буду приезжать…

Я киваю ему и поспешно прячу глаза, тщетно пытаясь спрятать слезы, он привычно делает вид, что не замечает их. Я пришла сюда зря, я знаю, что не смогу убедить его остаться, возможно, сегодня последний раз, когда я его вижу. Когда мы увидимся с ним вновь много-много месяцев спустя это будет уже не мой Антон, хотя даже сейчас я не могу назвать его своим. У меня темнеет в глазах и в груди перехватывает дыхание, кажется, у меня вновь начинается паническая атака. Я медленно сползаю вниз, Антон бережно поднимает меня на руки и кладет на диван, он знает об этом моем состоянии не меньше чем моя мама. Раньше эти приступы случались со мной куда чаще, врачи приходили к однозначному выводу что это психосоматические остатки перенесенной травмы и должно пройти со временем. Антон не спрашивая берет мою сумку и достает оттуда таблетки, он кладет две таблетки мне под язык, он давно знает, что во время приступа мне нужны таблетки и покой. Я помню, как он ужасно испугался, когда увидел это в первый раз.

– Успокойся, все будет хорошо… – негромко говорит он.

За окном гремят глухие раскаты грома и свет несколько раз мигает и гаснет. Мы сидим с ним в темноте, и он держит мою ладонь в своей. Меня отпускает только через пару часов и все это время он сидит рядом и держит меня за руку. Мне хочется, чтобы время остановилось, и мы остались с ним вдвоем в это остановившемся мгновении… Я смотрю на него и слезы текут по моим щекам, я совершенно ничего не могу сделать, как и в тот день, когда пропал Костя.

– Что я буду делать без тебя? – спрашиваю его я, мой голос охрип от слез.

Он серьезно смотрит мне в глаза:

– Жить. Учиться. Любить…

– Как я все это буду делать без тебя?

Он просто не представляет, что значит для меня. Я украдкой вытираю слезы ладонью, я не хочу выглядеть еще более жалко, чем есть на самом деле. Я знаю, что ему не нравятся слезы, тоска и уныние, поэтому я улыбаюсь. Из последних сил улыбаюсь. Он одобрительно кивает головой:

– Улыбка тебе больше к лицу. Тебе пора домой, Ника. Твои родители волнуются. Я вызову тебе такси…