Это типичное домовладение. Вообще, Ингушетия выглядит вполне зажиточно. Большинство аборигенов живут в таких вот усадьбах, огороженных глухими заборами, с металлическими воротами. Наглядно видно, что деньги у народа здесь водятся. Что и неудивительно. Ведь рядом Чечня. Ингуши неплохо разжились во время двух чеченских войн и краткосрочного правления в Ичкерии террористов – тогда РИ стала эдакой буферной зоной между враждующими сторонами. Именно здесь, при посредничестве ингушей, решались политические и коммерческие вопросы, заключались какие-то сделки, обменивались пленные и прочее, прочее, прочее. И за всё капала доля малая.
А ещё в России есть Чукотка, Магадан и другие дальние регионы с их золотыми приисками. И уже при царе батюшке ингушские скупщики золота пригрелись там, выменивавая на спирт золотой песок. При советской власти золотой ингушский бизнес вовсе не рухнул, а только расцвёл.
Листаю давние сводки. В аэропорту Певек Чукотского автономного округа задержаны водитель и концентраторша Билибинского горнодобывающего комбината, в багаже у них три банки из-под сгущёнки, три из-под тушёнки и одна из-под чая – все наполнены приисковым золотом. Действовали вместе с ингушами, конечно… В Омске задержаны двое ингушей с тридцатью двумя килограммами золота…
Это золотишко развозится по ювелирным мастерским, переплавляется и однажды возникает в турецких, польских или египетских золотых лавчонках. Республику этот денежный поток поддерживает достаточно прилично.
А ещё льются денежные потоки из Центра. На территории Ингушетии достаточно долгое время был режим чрезвычайного положения. В связи с этим сотрудникам понабежали достаточно приличные выплаты. Правда, однажды у Москвы просто не хватило денег, чтобы расплатиться со всеми. И главная тема для сотрудников МВД тогда была – ну когда же заплатят боевые и кому первому.
Целый бизнес на этой теме возник – финансисты в погонах в лучших восточных традициях предлагали: «Мы тебе заплатим, но треть нам отдай». Или четверть – в зависимости от того, насколько ты уважаемый человек. И эта тягомотина с боевыми длилась уже долго, вызывала нездоровое оживление среди личного состава…
Ингушетия производит впечатление гораздо более фундаменталисткой и набожной территории, чем та же Чечня. Для чеченцев гораздо важнее Адат – такой традиционный, передающийся из века в век закон гор, где расписаны роли и поступки каждого горца. У ингушей же вечно то намаз, то молитва, то они Коран читают, не отрываясь. Притом достаточно искренни в этом. С минаретов несутся завывания муэдзинов, усиленные динамиками.
Местные с гордостью говорят:
– А мы ещё в девятнадцатом веке христианами были. Потом благодаря вашим царям ислам приняли.
Так или не так – копаться в исторических реалиях не хочется. Но Ислам достаточно крепко сплачивает население.
Что ещё сильно объединяет ингушей – это их единодушная ненависть к соседям-осетинам.
В моботряде у нас был оперативник – краснобай, баламут и дичайший бабник. Нашёл себе местную вдовушку и долго ломал голову, стоит ли с ней связываться.
– Она ингушка, – говорил он. – С одной стороны, зачем мне лишние проблемы? А с другой – она же тоже не против загулять. Говорит, если станет известно, что мы с тобой закрутили – ничего, простят. Но если узнают, что с осетином каким-нибудь – казнят сразу, без каких-то надежд на помилование или смягчение приговора.
У нас в группе был сотрудник аналитического отдела ГУУР Василий С., такой толстый, флегматичный белорус, чертами лица – вылитый кавказец. Когда мы ходили на рынок в Карабулаке, местные с ним говорили только по-ингушски, и страшно удивлялись, когда слышали: «Моя твоя не понимай!»
– Ты же наш! – возмущённо голосили торговки. – Свой язык забыл, да?!
Поехали мы как-то во Владикавказ. На Черменском круге, разделяющем Ингушетию и Осетию, нас тормозит осетинский гаишник. Показываем ему удостоверения. Он козыряет и говорит:
– Проезжайте!.. А этого не пущу!
И презрительно тыкает пальцем в Васю.
– Это почему? – интересуемся мы.
– Он же ингуш!!! – с каким-то суеверным ужасом, перемешанным с дичайшей ненавистью, восклицает гаишник.
– Да ты чего? Я белорус! – негодует Вася, тряся удостоверением со своей исконно белоруской фамилией и русским именем-отчеством.
– Какой ты белорус?! Ты ингюш! – кричит гаишник с таким видом, что быть ингушом куда хуже, чем какой-нибудь инопланетной хищной сущностью из американского блокбастера. – Я чувствую!
Потом всё де пропустил. Согласился, что это белорус.
Вот так вот – по национальному признаку въезд гражданина России в субъект Российской Федерации запрещён. Оно и неудивительно. Результатом горбачёвского нового мышления на этих землях явился откат к мышлению старому – сведению исторических счётов и борьбе за территории. Схватки за Пригородный район между осетинами и ингушами явились лишь одним из очагов националистических пожаров, опаливших весь разваливающийся СССР. Но здесь сгорело немало жизней и надежд. И поселилась глухая вражда и взаимная ненависть.
Что сильнее врезалось в память от пребывания Ингушетии? Крики муэдзинов, дикая жара, пыль. И вечное ощущение присутствия рядом холодной неотвратимости и смерти. Да, тут была настоящая война. Наиподлейшая и самая мерзкая из всех – террористическая.
Ещё помню жуткое ощущение – будто кто-то свыше стирает на твоих глазах из этого плана бытия людей. Одного за другим. Смерть не устаёт работать своей косой.
– Слушай, ты мне обещал свою книгу, – в очередной раз обращается ко мне исполняющий обязанности начальника убойного отдела МВД Республики Ингушетия, прослышавший, что я писатель-детективщик.
Честно говоря, этими просьбами он меня утомил. Где я ему книгу возьму? Но ведь не отстанет.
И тут на книжном развале вижу своё произведение. Покупаю. На следующее утро едем в Министерство – и я с этой самой книгой под мышкой, как дурак. Думаю, вот сейчас подарю, и интересно даже, обрадуется ли начальник убойного отдела искренне или только из вежливости?
Но книгу дарить уже некому. Ночная дорога. Начальник убойного отдела, втапливающий газ, спеша домой. Белая «девятка», идущая на обгон. Автоматные очереди.
Рука войны смахнула ещё одну фигуру на своей доске. Нет человека. Стёрли. И у каждого из нас в глазах наболевший вопрос – а не станешь ли ты сам следующим, павшим на этой подлой войне?..
Водитель Паша Винтерголлер из Хабаровска везёт нас на «таблетке» из Карабулака во Владикавказ. На окраине столицы Осетии мы сидим в уличной кафешке и едим изумительно вкусные осетинские пироги. Обсуждаем, кто что будет делать по возвращении домой. Разглагольствуем, что Ингушетия эта надоела хуже горькой редьки, и порядок тут нужно наводить кардинальными методами. И какая-то благостность мирной жизни на нас опускается. Водитель наш – парень весёлый, контактный, беззлобный. В нашу компанию он вписался как родной. А тут ещё подоспела водочка и ещё осетинские пироги…
Вечер. У меня скакануло давление, я пошёл к врачу отряда старшему лейтенанту Сергею Коногову. Тот мне дал какую-то таблетку. Поговорили немного за здоровье и за жизнь. Он рассказал, что до того, как устроиться хирургом в госпиталь Нижегородского ГУВД, служил в ФСБ. Хороший парнишка. Умненький, тактичный, и специалист отличный. У него большое профессиональное будущее. Было бы… Если бы не война.
Война стёрла этих двоих в той самой расстрелянной «таблетке»…
Бандиты тогда решили отыграться за смерть своего лидера Басаева по полной. Чуть ли не каждый день я выезжал с опергруппой на места происшествий. Расстрелы, подрывы, опять расстрелы.
Убиты двое военных… Взорван оперативник ФСБ… Опять расстрел на обгоне – та же самая чёртова белая «девятка». Всю Республику перевернули, а никак не найдём её…
Мобильный отряд поднимают по тревоге. В Карабулаке, через две улицы от нас, к зданию Россельхозбанка подъезжают «Жигули», оттуда деловито выходят пять человек в камуфляже и с автоматами. Заходят в помещение банка. Ставят всех под стволы. Убеждать, что автоматы стреляют, в Ингушетии никого не надо – это вам не какой-нибудь Питер, тут все войной обожжённые. Налётчики забирают миллион рублей и шесть тысяч долларов. И спокойно скрываются. Пока суть да дело, они вне зоны доступа. Естественно, местное ГАИ никого по плану «Перехват» не прихватывает. Такой вот позорный висяк…
