Но вернёмся в зал, где мы сидим в ожидании оформления необходимых документов. Чтобы не терять время зря, идём в туалет и с удовольствием обнаруживаем, что там очень чисто и есть теплая вода, салфетки и прочие удобства. Можно спокойно умыться и почистить зубы. Когда возвращаемся, видим, что для прибывших готовы вкусные бутерброды с разными овощными салатиками и пастами. Брать можно без ограничений, и всё время приносят свежие. Как выяснилось, это было очень даже кстати – просидеть в зале пришлось полдня. Мы пытались дозвониться до родственников, которые должны были нас встретить, но телефон не отвечал. Оказывается, они нас тоже ждали с самого утра в зале ожидания для встречающих и не знали, что с нами. Мобильников тогда ещё не водилось, только через год я впервые увидела это чудо.
Сидели мы, сидели, и вдруг по радио объявили, что все мужчины приглашаются на собеседование, которое должно происходить в помещении за ширмой. Странно! О чем могут «собеседовать» непременно с мужчинами? Мелькнула мысль, которая сперва показалась дикой, но потом все же вырисовалась более четко: уж не будут ли всех представителей сильного пола уговаривать пройти церемонию обрезания? Да ещё, возможно, прямо в аэропорту, за этой вот ширмочкой, раз уж представился такой удобный случай. Это настолько меня развеселило, что я поделилась моей гипотезой с дочкой. Она была настроена не столь юмористически, посмотрела на меня испуганно – неужели это правда? Нет, она не согласна, чтобы нашего папку «обижали». Я поспешила её успокоить, что это шутка, однако, время шло, а папы нашего что-то не было видно. Шутить уже не хотелось, а вдруг его и впрямь как-то там «обижают». Я тогда еще плохо себе представляла, что для того, чтобы удостоиться подобной чести, «гою» нужно приложить немалые усилия, пройти всяческие испытания и обучение.
Впрочем, забегая вперёд, скажу, что в каком-то смысле процедуре обрезания мужа подвергли. Вот как это получилось. Фамилия у Вали польская, доставшаяся от далеких предков, – Воевудский. На родине ее если искажали, то, чаще всего, употребляя русифицированный вариант Воеводский. А вот в Израиле сразу же начались проблемы посерьёзней. В ивритской транскрипции она стала визуально восприниматься, как частокол из четырёх палочек с одним апострофом посередине (вав-вав-йуд-вав-вав-далет). Далее следовало написание суффикса «ски», что уже было проще. Но понять, как читать начало фамилии, было в самом деле трудно, даже порой невозможно. Однако никакого другого написания для нас не припасли, да поначалу мы и не осознавали всех этих неудобств. А когда осознали, то уже получили канадские визы, так что особенно горевать по этому поводу не пришлось. Но вот мужа направили на какие-то трёхдневные курсы для программистов, по окончании которых ему выдали диплом. Разумеется, он был написан на иврите. С чтением у нас всегда была «напряжёнка», поэтому Валя не стал даже присматриваться, что там написано. Дал мне, чтобы я присоединила его к остальным бумажкам. Но мне вдруг захотелось поупражняться в чтении, и я постаралась прочитать текст сертификата. И вдруг заметила, что фамилия-то мужа написана не полностью! Две первые буквы попросту выкинули, решив, вероятно, что они приписаны по ошибке. В результате получилась вполне еврейская фамилия Юдский. Таким образом, его «обрезали», и он теперь может честно говорить, что еврей.
Но вернёмся в аэропорт. Наконец, муж появился из-за ширмы, вполне здоровый и невредимый, а на мои расспросы о цели «собеседования» отвечал как-то невнятно и с загадочной улыбкой. Так я ничего и не поняла в тот день, загадка разрешилась лишь спустя несколько недель, но не хочу говорить, как именно, так как с него взяли устное обещание о неразглашении. Скажу лишь, что так и не уразумела, почему для этого приглашались только мужчины – ведь прекрасная половина вполне могла бы выполнять подобные задания тоже, если бы совесть позволила. И речь шла не о сексуальных услугах.
Время, однако, бежит, уже скоро полдень, а о нас вроде как забыли. Не вызывают, и всё тут. Съедено уже немало бутербродов, хочется спать, но в такой обстановке заснуть трудно. Наконец, доходит очередь и до нас, наши документы – «теудат-оле» (удостоверение новых репатриантов) и внутренние паспорта («теудот-зеут») готовы. На них красуются наши рожи, похожие на физиономии беглых каторжников. «Если ваше отражение в зеркале стало похоже на фотографию в вашем паспорте, значит, вам пора идти в отпуск». Правда, похоже, что отпуск нам уже предоставлен, и не очень понятно, когда мы от этого приятного отдыха сможем избавиться. Но эти мысли нужно гнать решительно прочь. А пока что – ап! И у нас в руках пачка денег, да еще и чек на довольно большую сумму. Конечно, мы понятия не имеем, насколько велика или, наоборот, мала эта сумма при нынешнем уровне цен. Но все равно, приятно. А то ведь мы с собой с трудом привезли двести пятьдесят долларов, больше на тот момент не разрешалось. О том, с какими трудностями удалось выцарапать даже эти гроши, расскажу, опять-таки, в другой раз. А то, как нам передали другую, более крупную сумму, через арабов из сектора Газы – это уже почти детективная история, и, если бы службы «ШАБАКа» узнали о подобных демаршах новоприбывших, нам бы пришлось с ними разбираться долго и без всякого удовольствия. Впрочем, ничего противозаконного мы не совершали, деньги эти были нам вручены за нашу же квартиру, просто по существовавшему на тот момент положению об отъезжающих за границу на ПМЖ нам нельзя было вывозить из России больше мизерной квоты в 100 долларов на взрослого и 50 долларов на ребенка. Не прошло и месяца, как эти квоты возросли в десятки раз. И, как знать, может быть, в банках к тому моменту уже появились и реальные доллары, обеспечивающие эти новые квоты? Но это мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем. И вот, в такой аховой ситуации нас выручили арабские студенты, учившиеся в городе В. Один из них взял наши деньги, а также некоторую мзду за их переправку, и сообщил своим родичам из Газы, чтобы они нам такую же сумму передали лично, когда будем в Израиле. Представьте себе, что они так и сделали, правда, для этого нам пришлось поехать в другой город (не Газу), где работал этот родственник. Солнце в тот день палило неимоверно, воду, взятую с собой, мы всю выпили, и мне вдруг стало, как сейчас говорят, реально плохо. В этот момент к водонапорной башне при въезде в городок подкатил микроавтобус, из которого вывалили арабские рабочие из Газы, имеющие пропуск на работу. Увидев, что женщине плохо, один из них тут же отдал мне свою воду. Прямо сцена, как в «Земле людей» Антуана де Сент-Экзюпери! И в самом деле, я не забуду этой воды, такое не забывается....
А пока мы всё ещё в аэропорту и никак не кончим с оформлением бумаг. Наконец, все формальности позади. Мы можем выйти из здания аэропорта, получить багаж. Поскольку мы оказались едва ли не последними, прошедшими процедуру натурализации в то утро, багаж нам привезли сразу же. От одной из сумок, которую крепко приложили к асфальту грузчики, потянуло нежным запахом спирта. Ну, конечно же, «кокнули» бутылку водки, которую мы везли родственникам в подарок! Они нас так и попросили: привезите, мол, водки, кусок хорошего копченого сала, буханку черного хлеба и толстый гранёный стакан. Вот это ностальгия так ностальгия! Впрочем, с салом и хлебом номер не прошел, так как продукты везти с собой запретили. Поиски стакана в магазинах тоже ни к чему не привели. А вот бутылку водки, бутылку коньяка и конфеты мы с собой захватили. И вот их разбили прямо у нас на глазах! (Как потом выяснилось, коньяк все же уцелел, а вот конфеты в коробке ухитрились разбиться тоже, и при этом ликер из них вытек; разбили также и красивый кувшин из чешского стекла, который я специально не положила в контейнер, а привезла с собой. Однако, «плач о багаже» достоин отдельной главы).
И вот, наконец-то, мы на свободе! Выходим из помещения с кондиционером на волю и чувствуем себя так, будто попали в печь, где пекут хлеб. Во всяком случае, дыхание перехватывает. Мы ведь прилетели 1-го июля, в самую жару.
