Мужики, как по уговору, дружно заржали, заглушая речитатив Пелагеи, но она не останавливалась. – «Мне не жалко пельмени, мне Стёпу жалко. Он умылся, причесался, бутылочку приготовил. Я во двор, а пельменей нет». – «Ну хватит ерунду молоть! – перебил её председатель. – Ты по делу говори. Чем тебя Клавдия обнесла, что ты её же бедой укоряешь?.. Да ещё и оскорбляешь непристойными словами». – «Ни чем…» – Пелагея хлопая глазами глядела на маму. То ли вопрос не поняла, то ли соображала, как ответить, и вдруг – сорвалась: «А потаскуха она. Я ей так и сказала. У неё мужа нет, а Ваську родила. От кого она зачала? От чёрта зачала – дьявола родила!»
Дядя Вася Мочалов вскочил, как ужаленный, и подался всем телом в сторону Пелагеи: «Что ты говоришь, полоумная?! Как тебе не стыдно?» – «А чего это мне должно быть стыдно? – огрызнулась та. – Не замужняя она, не вдова. А Васька откуда?» – «Тьфу!» – плюнул дядя Вася и отвернулся. – «Дура!» – добавил он садясь на стул.
Мужики ржали до слёз, как на концерте неудержимого юмора, вытирали кулаками глаза и поджимали животы. Мама не вытерпела. «Да как мне дальше жить? Виновата ли я, что мне женихов не досталось? И чем я хуже других, чтоб мне детей не иметь? Ведь раз я женщина, я должна быть матерью, иначе зачем мне жить?» – «Матерью? – перебила её Пелагея. – Какая ты мать? Васька – от горшка два вершка, а уж и в небесах побывал, и в подземелье, и…» – «И слава Богу! – громко оборвала мама Пелагею. – Васька не на печи мир познаёт, не за столом жить учится. Не то, что твой Колька, который дальше околицы света белого не видел». – «Молодец, Клавдия! – воскликнул дядя Вася Мочалов. – Правильно говоришь!» – «Ну да, все правильно говорят, только я неправильно говорю», – обиделась Пелагея. «А ты неоколёсную плетёшь!» – ответил за дядю Васю председатель.
«За что она меня потаскухой обзывает? – высказала свою обиду мама. – Я что, у неё Стёпку на ночь воровала? У кого я мужиков заимствовала? Я что, гулящая? Распутная?» – «Успокойся, Клавдия. Успокойся, – сказал председатель. – Сейчас напишем заявление в суд и Пелагее полтора-два года дадут за публичное оскорбление. Вон тут сколько свидетелей-то». Пелагея испуганно завертела головой. «Какой суд? Кого судить? Меня судить?» – «Ну, а кого же? За оскорбление. За хулиганство», – продолжал запугивать председатель. «За какое хулиганство?» – «Как за какое? Битьё окон – это крупное хулиганство». – «У кого я окна била?» – «У Клавдии». – «Я у Клавдии не била. Это Колька. Я с него шкуру спущу!» – «У Кольки твоё воспитание, значит, и спрос с тебя».
Видно было, что Пелагея струсила, обмякла, но не надолго. Вспомнила про пельмени, про Стёпин праздник, всё начала было снова – по второму заходу. Но не выдержал агроном и сказал: «Ты, Пелагея, раззява. Выставила пельмени галкам на съедение. Сама не прикрыла, а Васька виноват. У тебя кошка сметану съест – опять Васька будет виноват? Научись хоть маленько соображать». – «Какой ты праздник у Степана трясёшь? – спросил председатель. – Что у него за пятилетие?» – «Как – что? – поспешила Пелагея ответить. – Пять лет, как сдал на тракториста». – «Э-э-э…, – протянул председатель, – у него скоро праздник будет, как он перестанет быть трактористом. За пять лет только и научился, что трактора ломать». – «А у других не ломаются?» – бросила Пелагея вопрос в защиту Стёпы. «У всех ломаются, все сами и ремонтируют, а Стёпа на тормозах сидит».
В общем, это разбирательство действительно больше походило на концерт для мужиков, но не для нас с мамой. Мама была в угнетённом состоянии, да и я был взвинчен. Над Пелагеей смеялись, она этого не понимала, нам с мамой сочувствовали, но нам всё равно было не по себе. И когда в конце всего председатель сказал Пелагее, чтоб завтра утром у Сыроедовых окно было вставлено, иначе делом займётся милиция, я не удержался и сказал Пелагее: «Я тоже камнем пулять умею. Если не вставите, я у вас все повыбью». – «Правильно, Васька», – поддержал меня кто-то из мужиков. «Вставят, Васька, вставят, – сказал председатель. – Не торопись». – «Не привыкай, Васька, мстить, – сказал дядя Вася Мочалов. – Мщение – это тоже пакость. А всякая пакость всегда оборачивается против пакостника».
Ну, а главное, все мужики и председатель потребовали, чтоб Пелагея перед мамой и передо мной извинилась, иначе дело будет считаться незаконченным и может дойти до суда. Пелагея долго мялась, то ли извиняться не умела, то ли не хотела, но всё же потупилась, как недоросток и попросила у нас прощения.
«Можете все идти, – сказал председатель. – Хватит на сегодня».
Мужики встали, одевая шапки и доставая сигареты. Пелагея ушла, а мы не спешили, чтоб не быть ей попутчиками. В дверь деловито вошли Лубянский председатель и дядя Серёжа. Все вопросительно уставились на них.
«Ба! Поздние гости!» – воскликнул наш председатель, выходя из-за стола навстречу вошедшим и протягивая им руку. «Здравствуйте, дорогие соседи! – поздоровался со всеми Лубянский председатель. – Как хорошо, что всё ваше правление в сборе! Мы приехали с вами посоветоваться».
Дядя Серёжа тоже поздоровался со всеми. А наш председатель напомнил нам, дяде Васе Мочалову и Шурке, что мы свободны – то есть можем идти домой. Но Лубянский председатель сказал, что лишним никто не будет: вопрос-то общий. Но дядя Вася и Шурка всё-таки ушли. Мама тоже хотела уйти, ноя её попросил остаться, чтоб хоть немного побыть рядом с дядей Серёжей. Зимой я с ним редко вижусь. Мама согласилась. Все снова сели. Напротив нас – по правую руку от нашего председателя сел председатель Лубянский и рядом – дядя Серёжа. Заметивший нас дядя Серёжа, подмигнул и поинтересовался: «У вас что-то произошло? Опять что-то Васька натворил?» – «Да нет. Так… Очередная конфликтная ситуация». – «Конфликтная ситуация? – переспросил дядя Серёжа. А по-моему конфликтных ситуаций не существует и не должно быть». – «Как?» – в один голос удивились оба председателя. «А что такое конфликтные ситуации? – задал вопрос дядя Серёжа и тут же сам стал на него отвечать. – Чаще всего это просто открытое проявление невоспитанности, а иногда и просто – демонстрация невежества. А красивую фразу «конфликтная ситуация» придумали в защиту невоспитанности и невежества». – «С вами трудно не согласиться, Сергей Савельич», – сказал Лубянский председатель. «Это точно, Сергей Семёныч, – поддержал его наш председатель. – То, что мы только что разбирали, действительно больше напоминало самую настоящую демонстрацию невежества». – «Так вы, Пётр Иваныч, может, вкратце нам обрисуете суть этого невежества?» – попросил дядя Серёжа нашего председателя. «Да нет, Серёжа. Пусть уж лучше Васька вам на досуге расскажет. Ничего страшного. Давайте, выкладывайте свой вопрос, а то и так уже все устали».
Лубянский председатель всегда дядю Серёжу звал на «вы» и по имени-отчеству, а Кокошинский – на «ты» и просто «Серёжа». Почему? Я этого не знаю.
«Так вот, Пётр Иваныч, какие заботы нас одолевают, – начал Лубянский председатель. – Как удобней и выгодней готовить кадры? Я имею в виду механизаторов. Мы с Сергеем Савельичем прикинули – удобней и выгодней готовить дома, не отправлять подростков в СПТУ. И ребятишкам будет удобней, и родителям, и колхозу». – «И как это будет?» – спросил наш председатель. «Не перебивай. Дай всё высказать. Мы хотим, чтобы вы нас поняли и, если мы правы, поддержали. И у нас и у вас неплохие мастерские. Прикрепим подростков к опытным механизаторам. Ребятишки – народ любопытный. Пусть опытные механизаторы с ними делятся своим опытом при вождении, на работе, при ремонте. А когда ребятишки научатся пользоваться техникой и будут производить что-то полезное для колхоза – будем им платить. И ребятишкам хорошо, и колхозу выгодно. Ну, а теоретическую подготовку Сергей Савельич не против взять на себя. Он хорошо с ребятишками ладит. Ну, не всех подростков подряд привлекать будем, а только желающих. Этот вопрос со школами надо будет увязать». – «Не понимаю, Сергей Семёныч, зачем вам понадобилось с нами советоваться? Вы начните, а мы переймём». – «Я просил не перебивать, Пётр Иваныч. Во-первых, это дело надо поставить под строгий единый контроль. Кто-то из ребятишек будет быстро усваивать дело, а кто-то нет. Чтобы их не расхолаживать, давать им возможность получать как можно больше умений и навыков. Мы считаем, что многие подростки, не все конечно, за год смогут освоить машину, трактор и комбайн. Интересами ребятишек постоянно кто-то должен жить и направлять в нужное русло эти интересы. Дома мы ребятишек не только быстрей и дешевле обучим, но и сохраним их». – «Как – сохраним?» – не понял наш председатель. «В СПТУ всякий хлам собирается – хулиганишки, воришки, нахалы, лгунишки. Всем хорошо известно, что всё дурное перенимается быстрей, без плана и без желаний». – «Но ведь там процесс обучения проходит под руководством опытных, образованных людей-воспитателей», – не соглашался наш председатель. «Э-э-э… Наивный вы человек, Пётр Иваныч. Нынче много развелось неграмотных людей с высшим образованием и разных воспитателей. А кто знает, что такое – воспитание? По-моему вся Академия педагогических наук не имеет представления о воспитании. Иначе не срамили бы Россию перед миром всякими глупыми школьными реформами. Но главное, Пётр Иваныч, вот, что нас беспокоит: обучим ребятишек, а квалифицировать их не имеем права. Как быть?» – «Очень просто, – вклинился в разговор агроном. – Можно свозить пацанов в автошколу на экзамены. А можно сюда, на место, экзаменационную комиссию пригласить». – «Можно, молодой человек. Всё можно, – согласился Лубянский председатель. – Вот только ни одна экзаменационная комиссия не имеет полномочий квалифицировать несовершеннолетних». – «Придётся ходатайствовать перед райсоветом, а может быть и выше», – уточнил наш председатель. «Верно, Пётр Иваныч. Вот когда мы с тобой вдвоём будем хлопотать, это будет более веско и убедительно. А если я один пойду – меня, может быть, и выслушать не захотят. Вот за этим мы и приехали с Сергеем Савельичем».
