— Дело в том, каттен, — он одной рукой сжал её запястья над головой, прислонив к стене, а другой слегка приподнял её легкую юбку, поднимаясь всё выше. — Что меня как никогда тянет на прелюдии. А всё потому, что ты на меня так влияешь.
Она не могла ответить, ведь его пальцы уже начали касаться самых чувствительных точек сквозь белое кружево, которое она надела будто специально, чтобы подразнить его.
Ей было, что сказать. Например, «Если бы я хоть на что-то влияла, мы бы уже трахались». Но ничего не могла говорить. Внизу так невыносимо жжёт, и такое ощущение, будто его рука вот-вот сгорит, но руки у Александра такие ледяные, что бешенный контраст обостряет ощущения и дурманит ещё больше, заставив девушку окончательно обмякнуть. Всё, что заставляло её продолжать стоять, крепко прижатой к этой стене — его сильные руки, быстрые, ледяные ладони и его подбородок, упирающийся в её плечо и завораживающий, пошлый шёпот, пронзающий слух и озвучивающий все её мысли.
Её ног коснулся кипяток, который от перегревания уже выбежал из чайника. Она слегка поморщилась, но вряд ли будут ожоги, или она вообще обратит на это чуть больше внимания, ведь Агата сама сейчас намного горячее какого-то там кипятка.
Всё внимание сосредоточено на пальцах Александра. Её всегда удивляло, откуда он так хорошо знает все её слабые места, важные точки, которых необходимо коснуться, чтобы вызвать нужную реакцию. Может, это из-за того, что он хорошо еë знает, но чтобы настолько… Волшебник.
— А-алекс, — он ненавидел, когда она его так называла, но сейчас нет времени на то, чтобы целиком произносить длинные имена. Выдоха хватает только на половину, ведь его пальцы уже двигаются внутри, постоянно сгибаясь и разгибаясь, создавая сильный контраст, возводя на вершину блаженства и заставляя просто забыть, где они и что было сегодня, вчера, чëрт, уже всё равно даже, как их зовут.
Каждые несколько секунд вводит новый палец, заставляя её произносить его имя всё громче и короче. Когда она уже была не в силах произнести даже букву «А», Нильсен резко вытащил пальцы, будто предугадывая, что она почти достигла пика, и быстро подносит пальцы к её рту, призывая вернуться к реальности.
Агата, почти не раздумывая, легонько касается пальцев языком, пытаясь отдышаться и вообще понять, что сейчас произошло и как на это реагировать.
Твою мать, как же это красиво. Она, такая маленькая, беспомощная, но постоянно старается казаться сильнее, чем она есть на самом деле, заставляя его снисходительно улыбаться. Она ведь даже не сопротивляется, хоть он сейчас и просто по-свински с ней поступил. Так покорно облизывает его пальцы, которыми он минуту назад грозился довести её до вершины блаженства, а сейчас так нагло пользуется её ступором. Вот она. Совесть проснулась.
Девушка, наконец, понимает, что случилось, и уже пытается повернуться к нему и сказать что-то грубое, как вдруг чувствует, что Алекс входит в неё. Аккуратно, медленно, давая привыкнуть, будто извиняясь. До этого он, конечно, хотел поиграть, но сейчас всё, чего обоим хочется — просто поставить точку на том ужасном этапе их ссоры.
С каждым толчком всё глубже и сильнее, ведь он знает, как она любит. Может, сейчас она и выглядит как покорный котёнок, но предпочтения своей дамы он знает отлично. С каждым разом всё грубее и сильнее, он и сам начинает тихо хрипеть, едва успевая оставлять лëгкие поцелуи на её плече, щеках. Снова контраст. Снова качели. Вот это динамика…
Когда Агата, всё-таки кончив, ещë сильнее обмякла, настолько, что, кажется, могла упасть сейчас в обморок, Алексу оставалось только придержать её ещё пару секунд, чтобы и самому излиться ей на бедро. Она потом накричит, обязательно накричит на него за то, что он испачкал одно из её любимых платьев, но сейчас вообще ничего не важно.
— Теперь ты точно прощен, — говорит она, пытаясь зацепиться за стену ногтями. Он всё ещё держит её, но и сам готов свалиться. Но её он не отпустит. Ни за что.
Это так сложно. Вся их любовь — сплошные падения и взлеты. Ссоры и жаркие примирения. Крики и стоны. Он извиняется, она прощает. Так всегда.
Может, кому-то это покажется странным, диким, опасным, пугающим настолько, что даже близко подойти страшно, не то что дотронуться, но это такая любовь. Насыщенная, взрывная, нежная, крепкая, вечная.
Комментарий к «Американские горки»
Var är du?* — вот уж не знаю, какой в шведском аналог к «где тебя черти носят?!», но значение подразумевается именно такое)
От Даши: Вся глава на мне. Да. И сорян за очепятки, публичная бета в вашем распоряжении, я просто очень хотела выложить поскорее, а то столько ждущих набралось. Так же простите, что ночью, так получилось 😅 Простите, если получилась большая разница в стиле написания, меня прямо сильно поперло на рассуждения) Также извиняюсь за пвп на пол главы, если вы такое не выдерживаете, пишите внизу, исправлюсь в будущем 😌
А теперь сообщаю: Наша Женечка приболела. За подробностями к ней самой, конечно, а пока давайте пожелаем ей скорейшего выздоровления и хорошего самочувствия в комментариях, чтобы утром встала и ходила довольная 🥰
Очень жду мнения, ибо сегодня выкладываю без Жениного ревиза. Всех люблю 💖
========== «Прибыльный бизнес» ==========
Сегодня такое же мирное утро, как и вчера, но вечер был гораздо приятнее. И ночь, кстати. К сожалению, утро обнимашек и теплых слов не может поставить вишенку на этом торте из наконец-то теплых отношений Агаты и Александра, ведь Нильсену сегодня нужно, как говорится, «по делам».
Чертов понедельник, раннее утро, все дела. Агата не должна знать, куда он ушел. Ей лучше никогда об этом не знать. Пока она в эйфории от того, как у них всё хорошо, её бдительность спит непробудным сном, и разбудить её можно, разве что, если написать всю правду у Алекса на лбу. Именно чтобы она так и продолжала спокойно посапывать в их постели, смешно разложив ноги и временами шевеля губами, будто пытаясь что-то сказать, он встает так рано. Не будет завтракать, целовать ее в лоб, а то, не дай бог, очнется, не будет надевать мудреный костюм, но он обязательно закроет жалюзями окно, чтобы она проспала как можно дольше.
Через пару часов, когда неистовые лучи проберутся даже сквозь жалюзи, она проснется, смешно поморщится и нахмурится. Точно нахмурится, ведь рядом нет её Александра. Куда он ушел так рано? Идей нет.
***
— Куда? — держа в руках огромную увесистую коробку и смешно заваливаясь назад, прошипел Сэм.
— Внутрь, малыш, внутрь, — усмехнулся брюнет, указывая на небольшой белоснежный шкаф в самом конце ресторанного зала.
— Если ты надеешься, что я — твоя Зимняя ведьма и приму тот факт, что ты — мой лев Аслан, то ты ошибаешься.
— Надо же, какой начитанный, — снова ухмыльнулся Алекс, легко открывая дверцу, умело нажав на какую-то кнопку сзади. — Ты не ведьма, Сэм. Ты мой кентавр.
Тот лишь фыркнул, пролезая в проход. Он смешно шатался, вызывая смешки за спиной. Вскоре бесконечный на вид коридор наконец-то нашел свой конец.
Мужчины спустились по недлинной лестнице и очень скоро оказались в довольно просторной комнате. Ремонт тут был некудышный — штукатурка едва ли не сама пыталась сбежать с этих ледяных стен, но стеллажи, господи спасибо, прикрывали этот ужас.
Казалось, что всё вокруг настолько хрупкое и дряхлое, что скоро обвалится. Даже с потолка что-то постоянно падало, и даже пару раз угораздило на голову Макото, вызывая еще больше хихиканья у Алекса, который просто стоял в проходе и изредка поджимал губы, чтобы не так откровенно ржать.
Сэмюель подошел к ближайшему стеллажу и, пощупав полку, чтобы убедиться, что она не свалится вместе с коробкой, провел по ней ногой. Всё стоит, все крепко. Тут же уместил на неё коробку и присел на коленки.
Алекс чуть не расхохотался, увидев своего лучшего друга на коленях. Но слегка испугался, когда Сэм любовно, даже почти фанатично, принялся вытаскивать оттуда что-то.
Любопытства шведу не занимать, так что он пулей оказался там же, быстро вырвав из рук японца белый пакетик, по размеру едва больше коробки конфет.
