Вам бывало холодно настолько, что сил дрожать уже нет? Лежишь, плачешь на сыром покрывале, слушаешь шуршание в траве, слепо щуришься на последний уголек, еле тлеющий в уродливом костерке, и понимаешь, что это уже не игрушки, это – реальность. Ты можешь умереть. Прямо сейчас! И никто не найдёт! Рассчитывать не на кого.

– Скоро утро, скоро утро… – как молитву шепчешь себе под нос, натягивая пахнущий мокрой шерстью плед, прихваченный с дивана, который по какой-то несусветной глупости показался подходящим, когда решалась на этот шаг. – Просто дождаться утра, просто дождаться… Я не сдохну так! Можно не сегодня? Ну, пожалуйста! Не сегодня!

Слёзы катятся, дышать из-за них невозможно, и чувствуешь себя настолько жалко, что в какой-то момент думаешь, что, может, такое ничтожество глупое и должно сдохнуть? Зачем я миру такая слабая, такая дура наивная?!

А потом нет. Не хочешь. «Не сегодня, пожалуйста!»… и пар изо рта белёсый, еле видно в темноте.

Мечтательница… Что от меня останется? Севший телефон, пара дорогих кроссовок и косточки. Больше ничего. Ведь знала же, знала! Но самонадеянно решила, что мне повезёт. Что теперь-то? Теперь уже ничего… Закутаться в мокрое покрывало, придвинуться к воняющему костру и просто попытаться дожить до утра.

Ухнула сова, ночной ветер зашелестел кронами, нагоняя ужас. Интересно, если бы я знала, что так будет, решилась бы? Рискнула бы? Если бы я только знала, когда прыгала, что окажусь здесь?!

Всё равно бы прыгнула.

– Алло, да пап, – буркнула я в трубку, пытаясь спрятать телефон под шапку, чтобы холодный ветер не задувал в ухо. – Да, уже вышла. Хорошо! – я резко остановилась на поребрике, телефон чуть не выпал из рук. Попыталась совладать с чувством глубокого разочарования, и голос прозвучал лишь чуть громче обычного. – Ни шагу! Жду возле кафе. Да, как ты сказал! Слава знает где. Да, хорошо, пап! – как ни крепилась, злые слёзы всё равно навернулись на глаза. Капнули на ещё горящий экран нового смартфона, а одна на замшевый носок сапога. Я выключила телефон и вытерла щёки светлой кожаной перчаткой, с наслаждением отметив, что на ней остался грязный след от потёкшей туши.

Серый стылый март опять заморосил дождём, переходящим в снег. Начало весны в этом году выдалось тёплым, но по ощущениям не скажешь. Зябко, ноги немеют в сапожках на тонкой подошве. Мама все мозги проела, что нужно выглядеть идеально в любой ситуации! А я не хочу идеально, я хочу удобно! И тепло! И чтобы на меня смотрели как на нормальную, а не так, чтобы переминаться с ноги на ногу и провожать взглядом одногруппников, которые идут себе спокойно кто в чём, а меня по дуге обходят. Собираются в компании, курят на остановке и садятся в трамвай, смеясь и обещая друг другу завтра встретиться.

Раньше, как поступила, сразу облепили. Ну да, выхолощенная, вся в брендах, водитель личный! Хотя среди них и хорошие ребята были, искренние. Я так радовалась, надеялась, что хоть в университете… А потом новые знакомые поотваливались так же быстро. Матери с отцом спасибо, только у меня начали появляться друзья – пришли и показали себя во всей красе. Чуть ли не прямым текстом сказали, что такому быдлу не место рядом с их доченькой, вот и не стало у меня друзей. Опять. И чем они моим родителям-то мешали? Почему от меня всех отваживали, будто боялись, что меня испортят? Куда уж сильнее?..

Теперь вот стою и жду одна. Ещё и с места сходить нельзя, а то, не дай бог, уведёт кто! Кто только, спрашивается? Кому я нужна вообще? Двадцатидвухлетняя нецелованная дылда, с мозгами из комплексов, ромфанта и презрения к самой себе? А ведь так хотелось хоть немного пройтись! Забыть, что я кому-то что-то должна, что нет у меня права голоса…

Ну ничего, мне как раз вчера очередную посылку доставили, бедный курьер еле дотащил коробку до дверей! Это ещё повезло, что лифт работает! В старых домах даже в нашем пентхаусе могут быть всякие происшествия. Но теперь дома в углу моей комнаты ждали тысячи свежих страниц, за которыми можно спрятаться от этого серого мартовского дождя, от холода, от криков папочки, истерик мамочки и глубочайшего презрения к самой себе за трусость и неспособность стать такой, какой хотят видеть меня остальные. А ведь заслуженно на меня орут. Да даже если бы я была им родная дочь, а не приёмная, вряд ли бы папа меня хоть чуть-чуть больше уважал. Хотя, если бы я была родная, может, я бы и не отличалась так от них?

Папа ведь у меня депутат, бизнесмен, умный и опытный делец, его даже мама побаивается, когда он к очередному контракту готовится и ходит по дому, краснея мордой и вопя на каждый чих. Хотя мама у меня сама такая, что палец в рот не клади. Реклама, шоу-бизнес, медиа… Даже не знаю, как её теперь называть? Раньше певица, а теперь там много всего и помимо этого. Но жёлтые газеты её любили. Настолько, что даже меня иногда захватывали за компанию в свои статейки.

И я такая. Ни туда ни сюда. Как курица на столе в каком-нибудь конференц-зале. Глазами «луп-луп», и всё! Непонятное, неуместное, беспомощное, тупое создание по сравнению с этими порождениями лоска и шика. Для бизнеса глупая, для шоу-бизнеса слишком искренняя и робкая. Это же надо было, чтобы родители выбрали себе настолько неподходящую приёмную дочку?! Знали бы, наверное, никогда бы меня не взяли! Журналисты ещё и подначивали, нервируя маму, которая не хотела, чтобы чужие знали, что я не родная. Комедия положений какая-то. А сейчас я уже совершеннолетняя, в этом году университет заканчиваю, но не имею при этом ни работы, ни навыков, ни особых каких-то контактов. Так что целиком и полностью зависима от родителей. Видимо, правда тупая.

Поправила тяжёлую сумку на плече. Больно оттягивает, но я привыкла. Потянула едва разошедшуюся молнию, чтобы мелкая морось не намочила корешок книги. Сама виновата в своей беспомощности. Вон, лежит в сумке. Да даже сама я признавала, что так нельзя, но вот, привыкла с детства всю свою жизнь прятаться. Тогда – в сарае или на чердаке, сейчас – в книгах. Знаю, глупо, слабовольно, но я настолько ненавижу свою жизнь, что иначе просто не могу! Наверное, я действительно заслуживаю презрения?

Мимо прошли однокурсники. Тоже возвращались с консультаций. Скоро диплом, надо готовиться. Аж тоска берёт! Так ни с кем и не подружилась толком за пять лет.

Я подалась вперёд и улыбнулась:

– Наташка, привет! Хочешь, подвезу до Невского?

Светловолосая улыбчивая девушка приостановилась и ответила:

– Ой, Даш, не нужно, я тут с ребятами… – было видно, что ей неловко. Она обернулась на уходящих спутников, бросила: – Пока! – и поспешила уйти.

Ну и ладно, я привыкла… И почти даже не обидно. До слёз не обидно! Но я, как всегда, спрятала их и проводила компанию уверенной улыбкой человека, который слишком занят собственными делами, чтобы думать о них. Интересно, поняли? Может, успели увидеть, как глаза покраснели?

Я опять рывком натянула сползающую лямку сумки и переступила с ноги на ногу. Как же я ненавижу каблуки! И Слава задерживается. Хотя сейчас пробки, вечер всё-таки. Лиговский опять стоит, наверное, вот и опаздывает водитель. Ну и хорошо, что Наташа отказалась, а то вдруг бы согласилась? Пришлось бы вместе стоять мёрзнуть – неудобно было бы.

Поглубже вдохнула холодеющий воздух. Скоро начнёт темнеть, если водитель задержится ещё на полчаса, я рискую простыть. Вот не позвонил бы отец, я бы точно прошлась, согрелась бы заодно. Может, и ребята тогда бы перестали смотреть на меня с тщательно скрываемым презрением и непонятной мне завистью. Погуляла бы с ними хоть до остановки трамвая! Даже не каталась на таком ни разу…