Следует сделать вывод, что понимание свободы в колониальном общественном мнении было весьма непоследовательным и еще не включало укоренившегося представления о естественном равенстве людей.
Есть еще один сюжет, связанный с колониальным пониманием свободы, который уже тогда был очень важен для Америки, хотя европейские просветители эту тему не затрагивали. Это проблема экономической свободы колоний. В то время в Великобритании господствовала старая меркантилистская концепция колониальной экономики. Уже в 1669 г. было запрещено вывозить из колоний шерсть, пряжу, шерстяные изделия, а также перевозить их из одной колонии в другую. В 1699 г. парламент принял Шерстяной акт, запрещавший вывоз тонких шерстяных тканей, производимых в Новой Англии и среднеатлантических колониях, не только за пределы колонии, но даже за черту того города, где находилась соответствующая мануфактура. Таким образом, шерстяная промышленность колоний была обречена ограничиться мелкомасштабным производством сугубо местного характера. Аналогичным был Шляпный акт 1732 г., запрещавший вывоз фетровых шляп и торговлю ими. Особенно тяжелым для американской промышленности оказался Железный акт 1750 г. Согласно этому акту, американские железоделательные мануфактуры могли производить лишь полуфабрикаты: чугун в чушках и прутьях, заготовки для гвоздей, листовое железо и т. п. Производство готовых металлических изделий запрещалось. Продукция могла экспортироваться только в Англию[180]. Помимо меркантилистского законодательства, на колониальных мануфактурах пагубным образом отражалась конкуренция английской промышленности – во второй половине XVIII в. уже мощнейшей в мире. Американская экономика, таким образом, приобретала уродливый, односторонний характер. Это был прежде всего аграрно-сырьевой придаток Англии. Политика метрополии была направлена на поощрение производства в колониях необходимого ей сырья и отдельных отраслей промышленности (например, кораблестроения в Новой Англии).
Европейские просветители, будучи сами подданными могущественных колониальных империй, считали такое положение вещей нормальным. Аналогии американской тактике бойкотов можно найти только в «Письмах Суконщика» Дж. Свифта (1724–1725). «Суконщик» так писал о положении Ирландии: «И мужчины и женщины, преимущественно женщины, с презрением и отвращением отказываются носить вещи отечественного изготовления – даже те, что сделаны лучше, чем в иноземных странах… Даже пиво и картофель доставляют из Англии, и также хлеб, а наша внешняя торговля сводится к ввозу французских вин, за которые, как мне известно, мы платим наличными»[181]. Соответственно, в качестве антианглийской меры предлагался бойкот импортной продукции. Однако не ясно, были ли американские виги знакомы с данным произведением Свифта или пришли к той же мысли самостоятельно.
Так или иначе, колонисты уже в 1765 г. требовали для себя экономической свободы. Дж. Отис обрушивался на положение Монтескье о том, что «закон Европы» запрещает колониям развивать мануфактуры и торговать напрямую с любыми странами, кроме собственной метрополии[182]. Отиса это возмущало: «Колонист не может сделать пуговицу, подкову или гвоздь без того, чтобы какой-нибудь чумазый скобарь или респектабельный пуговичник в Британии не раскричался, будто… его обманывают и грабят подлые американские республиканцы»[183]. И действительно, в метрополии закупалось буквально все: одежда, украшения, лекарства, семена садовых растений, даже гвозди и проволока. В числе товаров, привезенных в Бостон из метрополии летом 1765 г., рекламировались оловянные блюда, гвозди, булавки, швейные и штопальные иглы[184].
Реформирование законодательной власти империи, о котором мечтали американские виги, могло быть дополнено изменениями в ее экономике. Колонии могли получить возможность развивать собственное производство. «Virginia Gazette» грезила о том, что равенство в экономическом отношении будет переворотом во всей системе британского меркантилизма. «Ост-Индская компания будет в ужасе; вест-индские плантаторы попадут под огонь». Зато это будет началом процветания Британии; виргинский автор сравнивал это будущее благоденствие с описанием Тира в Книге пророка Исаии, города, «которого купцы [были] князья, торговцы – знаменитости земли»[185]. С этой точки зрения, бойкот английских товаров, провозглашенный купцами нескольких колоний, мог послужить действенным средством борьбы против Гербового акта, но не только. «Если кусочек французского шелка мог побудить 100 тысяч спиталфилдских ткачей атаковать самый п[арламен]т, то каковы будут последствия, когда очень большая часть мануфактуристов Великобритании останется без дела?» – рассуждала «Boston Evening-Post»[186]. Однако для того же Отиса это было нечто большее. Он предлагал полностью изменить систему торговли в империи, уничтожив все монополии и открыв для колонистов порты всего мира[187]. Этот проект был, конечно, преждевременным.
Однако некоторое импортозамещение все же наблюдалось. Газеты с удовольствием рассказывали о его успехах. «Boston Gazette» сообщала о 18 дочерях свободы, которые отказались от покупки изделий британской промышленности до отмены гербового сбора. Девушки пряли с рассвета до заката во имя развития американских мануфактур, причем газета особо отмечала, что патриотки даже отказались делать перерыв на чаепитие[188]. Из Филадельфии писали, что, судя по количеству сукна, произведенного в Пенсильвании, местная элита вскоре оденется в костюмы колониального производства[189]. Из Нью-Йорка сообщали, что на специально устроенной ярмарке раскупили всю местную продукцию, «поскольку все слои народа испытывают похвальную гордость, если носят то, что было сделано в их собственном краю»[190]. «Virginia Gazette» гордо заявляла, что имела место полная остановка импорта в колонии, и британская казна недосчиталась только таможенных пошлин на 110 тыс. ф. ст. Газета также информировала читателей, что американские покупатели отослали обратно в метрополию «большое количество» импортированных шляп, обуви, сукна[191].
Но вот рекламировать отечественную продукцию газеты как-то не спешили. Почти во всех объявлениях фигурировали английские, европейские, индийские товары. Все же в рекламных блоках в конце 1765 г. стали мелькать пенсильванское железо и мука, «отборная коннектикутская свинина и говядина», «добрый новоанглийский ром», «наррагансеттский сыр из лучших сыроварен»[192]. В Виргинии местная пивоварня предлагала крепкое пиво, портер и эль, «равные по качеству любым, какие можно импортировать из какой-либо части света». Виргинское пиво рекламировалось как натуральное, в противовес импортному, с суррогатными добавками. Предприимчивый пивовар прибавлял: «Суровое обращение, которому мы недавно подверглись со стороны родины-матери, как мне кажется, будет достаточным, чтобы вызвать интерес к моему начинанию»[193]. Меркантилистское законодательство метрополии злостно нарушалось. Так, в 1766 г. некий Дэниэль Джонс из Бостона рекламировал шапки, бобровые и биверетовые (кроличьи, покрашенные «под бобра»), причем своего собственного производства, не обращая внимания на законодательный запрет[194].
