Пусть донор продолжит движение, решает малыш, в квартире-коробочке не понадобится тратить энергию для контроля над ним. А пока надо изучить основные местные стихии, трих ощупал пространство вокруг - пусть слабые, но и их надо умудриться поймать. Земля, воздух и вода - называют их люди. Придётся ещё немного укрепиться, да хоть бы и убогой силой донора, чтобы начать управлять ими. Трёхмерность пространства здорово ограничивает в движении, ну да ладно, зато позволяет таким, как он, трихам-уродцам тут выживать. И хорошо, что в полу-аморфном виде, большинству местных обитателей трих невидим, поскольку каждая крупица энергии теперь наперечёт. А наиболее чувствительным, как донору, например, трих предстаёт, скорее всего, пугающим чудищем. Пусть, этот казус исправить можно, но потом, если появится время и удастся набраться сил.
Наконец трих испытывает чувство физического насыщения, вкусно - услужливо приходит человеческое слово. Малыша приятно греет близкое биение донорского сердца. Нет, до него он доберётся не скоро. В уюте квартиры физическое тело донора проживёт дольше, а у триха появится время для того, чтобы попытаться отыскать путь к исправлению собственного уродства. Впрочем, он, кажется, уже сообразил, как ухватиться за первый слабенький и неторопливый воздушный ручеёк.
Очнулась. Но до чего ощущения странные. Тяжёлая чёлка прилипла к мокрому от пота лбу. В полутьме собственной квартиры Таня лежала почему-то не в постели, а на полу, хотя твёрдости под собой не чувствовала. И обстановка мутно-серая, как не родная. Зато лёгкость во всём теле, и казалось оно невесомым. Вспомнила про страшилище, про то, как бежала домой с гадким монстром на груди. Судорожно дёрнулась, вскочила, быстро оглядела себя. Вроде бы всё в порядке. Но вдруг... поплыла.
"Ой-ё-ё-ё-ой", - пробарабанило в висках, но живым звуком не обозначилось.
В квартире густая тишина, хоть ложкой черпай. Танин рот по-рыбьи бесполезно открывается и глотает воздух, такой же упругий и весомый, как вода. Нет слов, звуки бьются только в голове, да и сама Таня, как воздушный шарик. От легко приложенного усилия тело плавно плывёт, и голые ступни совсем не касаются пола. Вот она мягко врезается в зашторенное окно, но тяжёлая портьера лишь слабо колыхается. Прикосновение почти нечувствительно, щекотливая волна прошла по лбу и только.
"Чудной сон", - подумала Таня. Она попыталась ухватить и раздвинуть шторы. Не получилось. Пальцы скользнули по ткани как по маслу, лишь волна бегущей по лбу щекотки усилилась. Таня начала злиться, но тут портьеры, словно живые, вдруг резко дёрнулись и синхронно разъехались в стороны сами, будто опомнились и испугались хозяйки.
Секунды три Таня озадаченно пялилась на них. Перевела взгляд на руки и увидела, что они такого же тускло-серого цвета, как и вся окружающая обстановка. Но тут, при незашторенном окне, уже нельзя объяснить это сумраком комнаты, ведь на улице хоть и вечереет, но ещё довольно светло и краски обычные, осенние. "Что с моей кожей? Что происходит? Я сплю? Ничего, ничего... - успокоила себя. - Главное, упыря этого на мне нет". - "Правильно. Ничего особенного с тобой не происходит", - вклинился в её мысли некто. - "Ой, ой, ой-ё-ёй", - снова запричитала Таня. Но некто умолк, вернулась бесстрастная тишина, и вопить долго стало неловко.
К тому же Таня так и не решила сон это или явь, и её отвлёк вид из окна. Ранней осенью сумерки густеют медленно. Ближние кусты в сырости словно неживые, застыли в безветрии и, аж глаза режет, какие контрастные. И мокрые дорожки, как нарисованы, раскраивают маленький двор на правильные квадраты. Обзор со второго этажа, конечно, ограничен, зато пешеходная зона тут проходная и всегда оживлена.
Вот быстро пробегает девичья стайка. Наверно, студентки. За следующим домом стоит приземистое общежитие монтажного техникума. "И чего они так громко смеются? Ага, сбежали с последней лекции. Стоп... откуда я могу это знать? Что за дурацкие догадки? А смеются они или нет, - этого я вообще отсюда ни слышать, ни видеть не могу", - пока Таня рассуждала, девушки повернули и исчезли за углом соседнего дома.
Теперь по тротуару, грузно шаркая ступнями, брёл старик. Одет с опережением сезона в дутый чёрный пуховик, на голове толстая вязанная шапка. "Бедняга простужен, и его мучает артроз", - поняла Таня. - "Как, артроз? Я знаю, что такое артроз? - едва она успела удивиться, как пришло ещё более невероятное понимание: старику можно помочь. Таня вдруг осознала, что окружающий мир изменился для неё не только в цвете, потере способности разговаривать и ощущении невесомости, а приобрёл ещё одну интересную особенность - в нём теперь все предметы и люди как-то невероятно тонко, словно ниточками какими, связаны между собой. Вот, например, Таня не видит, но чувствует, как из под её серых ногтей что-то невидимое потянулось к старику. И это что-то можно использовать, как инструмент, как элементарную отвёртку. Надо лишь слегка подтянуть вот это, а тут - вот так вот подкрутить.
Таня от усердия и желания и вправду что-то предпринять подалась вперёд, нависая над подоконником.
"Не стоит этого делать", - чужой голос в её голове раздался тихо и спокойно, но как палкой ударил.
Таня отпрянула от окна. Резко развернулась, совершенно забыв о почти абсолютной невесомости тела. Её крутануло волчком и зашатало. "Ты кто?!" - прокричала, опять зря разевая рот, ведь слова прозвенели только в её голове.
"Я не монстр, не пугайся", - ответил некто. - "И вообще, делай что хочешь. Но я предупредил. Все эти новые способности, что тебя так забавляют, они не твои, а мои. Если ты станешь их использовать, то у тебя образуется новый должок передо мной. А долги надо отдавать". - "Так ты, монстр, - догадалась Таня, - я всё-таки притащила тебя домой? И где ты? Почему я тебя не вижу?" - "А зачем? В этом мире ты видишь меня неправильно". - "Покажись правильно", - потребовала Таня. - "Закрой глаза", - сказал невидимый монстр.
Она послушно сомкнула веки, но это вовсе не погрузило её во тьму. Видимо, и с веками тоже было что-то не так. Мир вокруг потемнел, но не исчез. Неведомая сила плавно потянула Таню в центр комнаты. Вокруг зашуршало, вспыхнул искрами воздух. Затем он вдруг сделался сочно-голубым, окружил Таню примерно двухметровым кольцом, словно кокон, а остатки комнаты за его пределами сделались совсем тусклыми, как затёртая картинка в старой книжке. Дышать в коконе стало легко-легко, и тело обрело некую, пусть и слабую, но весомость. Таня ещё острее ощутила необычайную связь со всем вокруг: с пространством, временем, с Землёй и с этим маленьким кусочком чужого мира, даже с монстром. Уже не надо думать - сон это или реальность, настоящим оказалось всё. Стоило Тане подумать о конкретном человеке или предмете, как приходила полная ясность относительно него. Она осознала, что практически на любой вопрос сейчас может запросто получить ответ, надо только его задать.
