- Что ты заладил, - умираю, умираю. Вот доберусь до аптечки...

   - Добереш-шся, но яд слиш-шком силен для тебя.

   - Всего две пчелы... почему?

   - Ты из другого мир-ра. Мои дети не могут кнтр-ролир-ровать колич-чество яда.

   - Почему тогда ты позволил им ужалить?

   - Я хотел поговор-рить, понять тебя. Теперь каж-жется знаю, - ты хочеш-ш узнать мою планету, ты даж-же любиш-ш ее. Павел начал мерзнуть хотя осознавал, что окружающая теплынь никуда не делась, не зря ведь он, нарушая все инструкции, скинул защитный костюм еще утром. Ног мужчина уже совсем не чувствовал. Неприятно и болезненно покалывало пальцы рук, словно жилы из них тянуло. А модуль - вот он, совсем близко, шагах в трех. Главное - никаких передышек.

   - Значит мы говорим потому, что меня твои дети ужалили? А как ты про меня понял-то? Ты что все мои мысли читаешь, Рой?

   - Правильно сказать ч-чувствую, смеш-шиваю твои мысли со с-совими.

   - Как это - смешиваешь?

   - На это нет времени. Ты умираеш-ш.

   - А ты зануда, Рой.

   Павел ухватился за стенку модуля и начал подтягиваться, пытаясь сесть. Через минуту бесславной борьбы с собственным наполовину бесчувственным телом ему это удалось. Решил, что можно и дух перевести - урвать хотя бы несколько минут отдыха, чтоб перестали бесноваться легкие в груди.

   - Одна от ч-четырех.

   - От каких четырех?

   - Одной от ч-четырех яда - хватило бы для раз-зговора и ш-штобы ты не умер-р. Жестко закрепленные стенки модуля позволяли двигаться быстрее. Цепляясь за стойки, Павел настойчиво втягивался вглубь своей маленькой походной лаборатории. Вот уже рабочий столик, хорошо, что он низкий. Есть карандаш, есть бумага. На основную связь с большим лагерем мужчина и не глянул, во рту вместо языка обосновался шершавый, сдувшийся теннисный мяч, таким не поговоришь. Постоянный шорох и шелест в голове теперь не раздражали, скорее убаюкивали, ужасно хотелось закрыть глаза и подремать хоть немного. Тело ощущал дрожью озноба, скользящей регулярной волной по конечностям. Очагом жара вспыхивали лишь утомленные, словно палками битые, мышцы шеи и плеч.

   "Не убивайте пчел, не берите мед. Одной второй яда пчелы достаточно для человека чтобы...", - написал мужчина на чистом листе. Буквы коряво плясали из-под взбухших пальцев, но выводились.

  "Аптечка в углу у стены. Успею, - подумал Павел. - Они поймут. Линда поймет..."

   - Умираеш-ш - прошелестел вкрадчивый голос.

   "Линда... разумны... - упрямо выцарапывала слабеющая рука, - прости..."

   Больше он ничего не успел.

  ***

   - Это его последнее слово "прости"...

   - Адресовано точно не мне, - Линда не смотрела на меня и, кажется, сам разговор ей был не особо приятен.

   Девушка сидела, обратившись лицом к маленькому, хорошо освещенному террариуму, и я мог бы видеть ее профиль. Но тяжелая каштановая прядь волос ширмой загораживала от меня большую часть лица, и Линда не спешила убрать ее.

   - Тогда кому?

   - Не знаю. Чего ты хочешь от меня? Мы с Ченом отчитались перед советом. Все признали, что большего сделать пока нельзя. Ты же читал доклад.

   - Читал, - мне вовсе не хотелось давить на нее.

   Я не видел какие мысли отражены на ее лице, скорее догадывался о них по раздражению в голосе и какой-то упрямой отстраненности во всем облике.

   - Ты, как и Чен считаешь, что Павел говорил с пчелами?

   - Нет. Знаю, это как раз Чен и убедил тебя, что Пашка говорил с пчелами, и что сделать больше ничего нельзя. Как думаешь, почему я решил поговорить с тобой именно когда Чена нет?

   Наконец тяжелая прядь была характерным движением отброшена, и Линда повернулась ко мне лицом. Усталость. В ее глазах жила отчаянная усталость. Я понял, что девушка ни с кем еще откровенно не делилась. Эх Линда, Линда...

   - Я не верю, что Павел написал это в бреду, - ее слова прозвучали с хрипотцой, и я испугался, что она заплачет. Но нет, лишь глаза засиневели еще пронзительнее.

   - И я не верю. Отчего ты не включила свое мнение в доклад?

   Линда неопределенно пожала плечами.

   - Психологи сказали, что бред в его тогдашнем состоянии вполне естественен. А поскольку у нас нет даже возможности серьёзно изучить, как именно яд местных пчел воздействует на человека, то и версий других нет.

   - Но только не у тебя.

   - Чего ты хочешь услышать? Что Павел говорил с пчелами?! - взвилась девушка.

   - Давай оперировать только фактами, - сказал я примирительно. - Он написал: "одна вторая яда пчелы для человека". Для чего по-твоему "одна вторая"? Одна вторая не смертельна? Но для чего? И как он мог это выяснить в полевых условиях?

   - Да думала я об этом, но ты же знаешь, настоящие эксперименты нам проводить не разрешили, да и всего необходимого для этого нет. Из животных вот - только пара земных мышей. Полгода надо ждать, пока не прибудет транспортник с промежуточной станции. Даже парочку приматов обещали, но до того - ни-ни. Все что удалось выяснить на мышах, это то, что, да, в мини-дозах яд местных пчел не должен быть смертелен. "Одна вторая" - к ней мы вернемся через полгода, не раньше.