– Мам, nosotros vamos a jugar con los niños arriba. (Мы пойдём наверх играть с ребятами.)
– Хорошо, наденьте свитера.
– ¡Tengo calor! (Мне жарко!)
– ¡Yo también! (Мне тоже!)
– На палубе холодней, чем здесь.
– Вы так всегда с ними разговариваете?– смеётся капитан нашего судна-банановоза, на котором мы плывём домой, в Россию. – Вы с ними по-русски, а они с вами по-испански?
К сожалению, да. В смешанных семьях, живущих в испаноговорящей среде, наши дети не имеют возможности слышать диалог по-русски. По-русски с ними говорит только мать, и ребёнок не слышит модели ответа. Поэтому они понимают мать по-русски, но отвечают по-испански. То есть, усваивают ту модель, которую наблюдают. Каждая мать решает эту проблему по-своему.
Советский банановоз, шедший домой с грузом из Перу, принял в Панамском канале на борт три русские семьи. Одна родительница – с коробками, забившими целую каюту, тремя малыми детьми и четвёртым грудничком на руках, другая – беременная с малолетней дочкой и третья – с двумя сыновьями – ехали погостить в родительский дом, и знакомая атмосфера братского единства целительно окружила их на судне, возвращая жизни привычное, но забытое на чужбине душевное равновесие.
Это был 89 год, когда на родной земле ещё ничто не предвещало грядущей катастрофы. Разруха вошла в страну незаметно – перетаскивая свой невидимый крушащий шлейф из года в год, пока не выросло новое поколение, и в один прекрасный день монстр растления не выпрямился над державой в полный рост, готовый пожрать её живое племя, уже не знакомое с братством. И чужая земля оказалась в тот момент спасительной обителью.
Слово "мам" Парамоша говорит по-русски. Что интересно, он ни разу не называл меня по-испански "mami". В данном случае моделью для него служит старший брат, который до пяти лет жил в Москве и на всю жизнь, как молодой бычок, усвоил "мам".
Сегодня обоим по двадцать с лишним лет, и густые мужские басы без устали произносят в нашей квартире:
– Мам, ты не видела мои тапки?
– Мам, у меня закончился дезодорант.
– Мам, ты не знаешь, где ножницы?
– Мам, что есть на завтрак?
– ¡Me dejan en paz! (Оставьте меня в покое!) – угрожающе повышаю я голос. По-испански я начинаю говорить только когда выхожу из себя. Меня самоё удивляет такая реакция. Видимо, таким образом я создаю дистанцию между своей любовью и их возмущающим меня поведением.
– Mam,– говорит мой муж Марк, выдержав паузу.– ¿Mis lentes? (Где мои очки?).
Лицо у него невинно, но в голосе пародия.
Мы обсуждаем возможность поездки в Москву. Мы говорим по-русски. С сыновьями мы говорим только по-русски, таков был наш с ними договор, по настоянию их бабушки и моей мамы, чтобы поддержать у обоих русский язык. В комнате вместе с нами Марк, который, естественно, в обсуждении не участвует. Более того, он ещё не знает, что мы заинтересовались этой темой.
– Los estoy escuchando (Я всё слышу),– неожиданно говорит Марк, и в голосе его укоризна.– Me quieren dejar. (Вы собираетесь меня оставить).
Что значит "я всё слышу"?? Он же не говорит по-русски.
Рой живёт один.
Лет десять назад Сима решила вернуться со своим сыном в Москву. Рой закончил московскую школу, причём, одним из лучших учеников. После выпускных экзаменов Сима c Роем вернулась в тропики.
– Очень правильно поступила,– заметила Эля.– Дала ему образование и спасла от армии.
Наши дети, как правило, приезжают с нами за границу в раннем возрасте. Они растут и формируются здесь, в условиях, отличных от российских. Многие не говорят по-русски или говорят плохо. Некоторых из них матери отправляют в Россию учится на год-другой в школу. Некоторые проводят в России каникулы, чтобы научиться русскому языку. Тем не менее, наши дети формируются в иной атмосфере, среди других требований и понятий, которые можно выразить одним словом – щадящие.
Если даже русские новобранцы не все адаптируются к современной службе в российской армии, то наши сыновья просто чужды такой реальности. Скорее они готовы к службе в американской армии, если бы встал такой выбор.
Рой, ко всеобщему удивлению, привёз из Москвы малообщительный и высокомерный характер, что в принципе не свойственно центральноамериканским жителям. Но характерно для наших сограждан. Он чистый билингва, который по-русски говорит как русский, а по-испански как местный. Его культурный уровень выше, чем у здешней молодежи. Он поступил в столичный университет и устроился на работу. Когда Сима решила снова вернуться в Москву, Рой уже жил отдельно.
Местные девушки Рою казались мало интересными, к нему несколько раз приезжала из Москвы его бывшая одноклассница, пока в итоге не осталась с ним. Они поженились.
Потребовалось немало лет, чтобы Рой снова стал общительным и дружелюбным собеседником.
Однако, как правило, наши дети заканчивают среднюю школу в тропиках, а высшее образование получают, в лучшем случае, в России, живя у бабушек и дедушек. Бывает, что после развода с мужем, многодетная русская мать прибегает к помощи своих родителей и, пока младшие дети остаются с ней, старшие по очереди заканчивают образование у бабушки в России. Это единственный верный способ научить их русскому языку.
Редки случаи, когда безвыездно живущие на перешейке дети хорошо говорят по-русски, пусть даже и с небольшим акцентом. Есть некоторые, кто говорит немного, но без акцента. Есть совсем уникальные случаи, кто в подростковом возрасте зачитывается на диване потрёпанным русским томом «Войны и мира». Во всех случаях в этом полностью заслуга матери, которая не покладая рук занималась с ребёнком с ранних лет.
Маруся, из детей первых русско-смешанных браков, рано проявила актёрское дарование. Приехав после местной школы к бабушке в Москву, она без посторонней помощи, на удивление всем знакомым и родным, поступила в Щукинское училище – и закончила его на отлично перед самой перестройкой.
В пореформенное время выбор родителей чаще падал на университеты стран Америки и Европы. Столкновение с тогдашней российской действительностью не всегда сказывалось положительно на психическом и нравственном здоровье иностранных студентов. Угрожающий российский быт останавливал родителей, которые при иных, менее безопасных, условиях были бы только рады иметь своего ребёнка на родной стороне.
Эля поехала в Москву с десятилетней Сашей в неудачные 90-годы, когда едва выйдя из дома уже во дворе приходилось закрывать девочке уши руками, чтобы уберечь её от потоков мата, которые неслись не только из уст подростков во дворе, но и старушек на лавочках у парадных.
– Я рада, что моя дочь выросла здесь,– услышала я от неё спустя много лет, когда встал вопрос о высшем образовании для дочери.
Испания, Италия – романские культуры традиционно более мягкие в человеческих отношениях. Франко-готские и северные страны Европы более строги в человеческих отношениях по сравнению со странами Американского континента.
Когда Геля поехала учиться в Швейцарию, ее мама рассказывала:
– Жалуется, что ей там неуютно. Она привыкла, что здесь все с ней обращаются «мами, мамита» (миленькая), а в Европе – не так.
Латиноамериканское “ты”.
Латиноамериканское обращение на «ты» к собеседнику любого возраста – это выражение приветливости и расположения. Тебя даже не приглашают, а включают в круг своих друзей, чтобы ты сразу чувствовал себя своим, а не чужим, не того возраста или круга – то есть, исключённым из группы. Уважение не нуждается в дополнительном подтверждении в латиноамериканском обществе, которое, по воспитанию, религиозно и традиционно придерживается культа родителей и уважения к старшим. Уважение – неотъемлемая принадлежность: на тебя никогда не посмотрят неприветливо, и тем более не скажут даже просто невнимательного слова. Основная установка здесь – чтобы человек чувствовал себя желанным, так выражается христианская любовь к ближнему у жителей Америк. Возраст в латинской компании не играет роли по этой же причине – все, любых возрастов, как младшие, так и старшие, приглашены на праздник, всем добро пожаловать. Поэтому «вы» употребляется только по отношению к вышестоящим в официальных ситуациях, что в компании выглядело бы, как изоляция тебя от остальных, что недопустимо. Латинцы – дружелюбный народ.