Он протягивает руку немного дальше.

— Просто пойдём со мной. Я не заставлю тебя сесть на поезд, пока ты не будешь готова.

— Почему я должна верить тебе? Если мне не изменяет память, в последний раз ты не предоставил мне особого выбора.

Он поднимает другую руку, словно давая клятву.

— Клянусь честью.

— Ты же не собираешься дождаться последнего момента, а затем втолкнуть меня в дверь?

— Просто вставай.

На этот раз я поднимаюсь, но без его помощи.

— Некоторые вещи никогда не меняются. Ты упряма, как и всегда.

— Итак, как же я изменила жизни за пару часов?

— За день, — поправляет Гидеон.

— Плевать.

— Ну, ты спасла того маленького мальчика.

Хорошо, сложно спорить со жнецом, когда дело касается смерти.

— Всего одного человека.

— Что, тебе этого не достаточно? Серьёзно, ты не должна беспокоиться о том, что я втолкну тебя в дверь поезда. О чём ты на самом деле должна беспокоиться, так о том, чтобы я тебя не толкнул под поезд.

— Напоминаю, я уже мертва, — бормочу я.

— Верно, но дорога до Зала Ожидания тяжёлая. Лучше быть внутри, чем снаружи.

Наверно, мы недалеко от станции, так как я вижу вокруг много душ и жнецов.

— Теперь пришло моё настоящее время, да? То, за что я боролась с ангелами? За один день?

— И за достойную жизнь, — добавляет он.

Перед нами появляется поезд. Я понимаю, он прав, говоря, что пришло моё время умирать. Мне это не нравится, но в глубине души понимаю, что он прав. Интересно, поэтому все остальные в ступоре? Наверно, чтобы не впали в безумие от собственной смерти, пока не смогут увидеть обзор своей жизни. Кроме очень старых. Они выглядят вполне жизнерадостно.

— Подожди, Гидеон.

— Да?

— Как вышло, что я больше похожа на стариков, чем на ходячих зомби?

— Сложно сказать. В отличие от молодёжи или от тех, кто умер внезапно, старые души готовились к этому моменту целую жизнь. Не удивительно. На самом деле, в большинстве случаев, смерть служит облегчением. Может, из-за того, что ты уже проходила через всё это, твоя душа не… как ты там сказала?

— Не впала в безумие? В истерику? Окончательно не сошла с ума?

— Что-то типа того.

Его ответ заставляет задуматься.

— А как насчёт тех, кто был болен, раком например?

— Зависит от того, были они готовы или нет, когда пришёл их черёд. Но скажу тебе, неважно, насколько был кто-то готов на Земле, чем моложе тело, тем сложнее душе. Когда смерть прерывает заведённый порядок жизни, подготовка не имеет значения.

— То есть мы в самом деле рождаемся только для того, чтобы умереть?

Гидеон качает головой.

— Тогда в чём причина?

— Каждый может чему-то научиться и чему-то научить. Как только человек выполняет эти две вещи, он завершает свою земную миссию и может возвращаться домой.

— Тогда в чём смысл Рая и Ада? Если ты на Земле, чтобы выполнить миссию, тогда какая разница, куда ты отправишься, наверх или вниз?

— Потому что не каждый учится и учит. И если люди не могут выполнить условия, на которых были отправлены сюда, вечный покой им не светит.

— И тогда их отправляют в огонь и серу?

Гидеон качает головой.

— Ад не такой. Думай о нём, как о реабилитации. Большинство людей, которые проходят через Врата Ада имеют намерение переродиться. Получить второй шанс, чтобы сделать всё правильно.

— Ты шутишь? Ад — дверь на Землю?

Он кивает.

— Типа того.

Собираюсь задать следующий вопрос, когда какой-то жнец толкает меня.

— Эй, осторожней…

Гидеон хватает меня за руку и тянет в противоположную сторону.

— Пошли, ЭрДжей. Поедем в другом вагоне.

— Почему? Что происходит?

Оглядываюсь через плечо и именно тогда замечаю Джеймса. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть в глаза собственному жнецу.

— Ты знал, — шиплю я. — Ты знал, что он будет на том же поезде, и пытался скрыть его от меня.

— Ты не можешь говорить с ним, ЭрДжей. Ты не можешь подойти к нему. Мы понятия не имеем, что он будет делать.

Вырываю руку и бегу через переполненный перрон к следующему вагону. Заглядываю в каждое окно, никого не нахожу и уже собираюсь сдаться, когда замечаю Джеймса, ссутулившегося на одном из сидений.

Звон колокольчика оповещает, что двери закрываются, и я запрыгиваю, пытаясь удержать их открытыми. К моему ужасу, поезд начинает двигаться, а я застряла. Вдруг две руки над моей головой раскрывают двери достаточно, чтобы я смогла проскользнуть внутрь. Оказываюсь на полу. Поднимаю глаза и вижу ухмыляющегося Гидеона.

— Только не говори никому, что я затащил тебя на поезд. Ты и так уже создала мне недавно кучу проблем.

— Как смешно, — произношу, поднимаясь и отряхиваясь. Смотрю на место, где видела Джеймса, но он ушёл.

— Оставь его в покое, — умоляет Гидеон.

— Почему? Он должен знать, что Сэнди ждёт его.

— Это против правил.

— Верно, — смеюсь. — С каких это пор я следую правилам? Никто не будет винить тебя, если ты об этом беспокоишься.

Он удивлённо отступает.

— Я не за себя беспокоюсь, и не за тебя, если уж на то пошло, а за Джеймса. Он провёл в коме почти год. Его душа была заперта в теле. Ему нужно время привыкнуть.

— Ему нужно знать, что она ждёт.

Гидеон ничего не говорит, когда я начинаю идти по вагону, ища Джеймса. В дальнем углу стоит жнец спиной ко мне, закутавшись в плащ. Пытаюсь заглянуть ему через плечо, но он загораживает обзор.

— Всё в порядке, Элайджа, — произносит Гидеон за моей спиной. — Все мы знаем, что её невозможно остановить, если она что-то задумала.

Не очень-то похоже на комплимент. Жнец поворачивается лицом к нам.

— Когда-нибудь она доведёт нас до беды своим желанием везде совать свой нос, — говорит он, глядя на меня сверху вниз.

— Я возьму на себя вину, если всё кончится плохо, — заверяет Гидеон.

Элайджа отступает, бурча что-то о детских капризах, да ещё и в его смену, но я не обращаю на него внимания и концентрируюсь на съёжившемся мужчине передо мной.

Наклоняюсь, стараясь не коснуться его.

— Джеймс, — мягко зову. — Джеймс, ты слышишь меня?

Он слабо кивает. Кивнул ли он на самом деле или это лишь движение поезда, но кивок ободряет меня продолжать.

— Джеймс, меня зовут ЭрДжей. Помнишь мой голос в твоей палате? Я разговаривала с твоей мамой.

Он снова слабо кивает. На этот раз это точно Джеймс, а не поезд.

— Хорошо. А теперь, Джеймс, мне нужно кое-что тебе рассказать, и у нас мало времени, — делаю глубокий вдох перед тем, как продолжить. — Джеймс, Сэнди будет ждать тебя, когда мы сойдём с поезда. Она ждёт тебя с той самой ночи, как умерла.

Медленно, словно сопротивляясь невидимым цепям, Джеймс поднимает голову. Его глаза, полные замешательства, пытаются сфокусироваться на мне.

— Она не хотела, чтобы ты был здесь один. Поэтому она ждала, — объясняю я.

Джеймс открывает рот, но не издаёт ни звука. Сначала. Наконец, после нескольких попыток он выдавливает:

— Сэнди, — его голос звучит хрипло, однако нет никаких сомнений в том, что он произнёс.

Правая рука дёргается и поднимается для того только, чтобы опуститься. Он пытается подняться, но ноги не слушаются.

— Я говорил, это плохая идея, — Элайджа высказывает Гидеону.

— Дай ей немного времени, — произносит мой жнец. — Она умеет общаться с душами.

Не уверена, уверенность это или нежелание, чтобы коллега оказался прав, но вера Гидеона поддерживает меня.

— Подожди немного.

— Где она? — медленно спрашивает Джеймс.

— Её здесь нет. Мы скоро встретимся с ней. У тебя мало времени, но, Джеймс, мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня

И он смотрит.

— Хорошо. Я понимаю, тебе кажется, что что-то тянет тебя вниз, но это не так. Ты можешь контролировать происходящее с тобой. Тебе просто надо сосредоточиться.

Он начинает раскачиваться взад-вперёд, снова и снова повторяя:

— Сэнди. Сэнди. Где она?