Вот только она не открывается.

Я снова вздыхаю, на этот раз гораздо более недовольно, дергаю ручку, кручу ее и, наконец, толкаю дверь плечом. И, конечно же, при этом она распахивается. Кто бы сомневался.

Сегодня просто шикарный день.

Я влетаю в кабинет, схватившись за ручку двери, чтобы не упасть лицом вниз во второй раз. В резко повисшей тишине мои каблуки пугающе громко стучат по ламинату.

– Еще одна опоздавшая, – произносит чей-то голос. И он тоже звучит не очень-то приятно. – Мисс… Кларк, не так ли?

– Э-э… – Я отрываю дрожащие пальцы от дверной ручки. Это глупо, но мои руки трясутся при мысли, что учитель будет недоволен мной. Пускай я и не была образцовой ученицей в Пайнфорде, но, черт возьми, меня никогда не наказывали! – Э-э, да…

На мой взгляд, учителю больше подходит «доктор», чем просто «мистер». У него густые белые волосы, а на макушке сидят очки в тонкой серебряной оправе. Его нос – тонкий и кривой. И одет учитель в длинный белый лабораторный халат.

– Вы опоздали, мисс Кларк, – повторяет он.

– Простите, – говорю я, а потом добавляю вполголоса: – Но зато как эффектно появилась…

Я произношу это достаточно тихо, чтобы он меня не услышал, но несколько человек в ближайшем ко мне ряду сдавленно хихикают, и это слегка успокаивает. Впрочем, даже доктор Андерсон усмехается – должно быть, у него нечеловеческий слух или что-то в этом роде.

– Э-э, доктор Андерсон? – Я закрываю за собой дверь и придвигаюсь ближе к его столу. – В моем расписании произошла путаница… На самом деле я не должна посещать это занятие.

– Тогда что вы здесь делаете?

– Похоже, мне не нашлось других предметов на замену.

– Хм-м. И насколько хорошо вы разбираетесь в физике, мисс Кларк?

– Не очень. – Я кротко улыбаюсь, чтобы показать: это не преуменьшение из скромности, все так и есть.

Доктор Андерсон закрывает глаза, пощипывает переносицу, как будто у него болит голова.

– Для вполне способных учеников они не могут найти места… чему удивляться, раз в расписании путаница. – Затем он произносит уже громче: – Хорошо, мисс Кларк, до поры до времени вам придется улыбаться и терпеть мои уроки.

– По правде говоря, я не думаю, что у меня много шансов на замену предмета, – признаюсь я ему с несчастным видом.

Он обводит взглядом класс.

– Мистер Батлер, пожалуйста, освободите место за своим столом. Мисс Кларк… – Он подает мне знак присесть.

И тут я вижу, как Дуайт вскидывает голову.

– Нельзя ли… – На меня он даже не смотрит.

– Мистер Батлер. Сдвиньтесь. – Учитель снова смотрит на меня. – Боюсь, вам придется приложить усилия и все-таки справиться с моим предметом. Я поговорю с администрацией в конце дня и посмотрю, могут ли они что-нибудь сделать, но уверен: сидящий вон там мистер Батлер подтянет вас. В худшем случае вам придется подумать о дополнительных уроках или репетиторе.

Затем доктор Андерсон хлопает в ладоши.

– А теперь, после столь долгого перерыва, вернемся к нашим баранам… – Он хихикает над собственной шуткой.

Но я даже не вслушиваюсь, что он рассказывает «баранам»; мне бы дойти до назначенного места рядом с Дуайтом. Он даже не замечает меня, когда я опускаюсь на соседний стул.

– Привет, – тихо здороваюсь. Я должна что-то сказать, просто для заполнения этой паузы. Между нами ощущается такое невероятное напряжение, а я даже не совсем понимаю почему.

Ладно, ладно! Я знаю почему. Мне следовало поговорить с ним во время обеда, вместо того чтобы заикаться и убегать.

Меня пронзает боль: еще недавно он был так мил и дружелюбен. Теперь даже не отвечает и не здоровается. Да и не смотрит в мою сторону, если уж на то пошло. Поэтому я повторяю попытку:

– Дуайт.

– Знаешь, кое-кто здесь пытается учиться. – Он совсем не похож на дружелюбного, добродушного Дуайта, которого я встретила в кофейне. В его голосе звучит раздражение. Он не злится, не огрызается, скорее отмахивается от меня, как от назойливой мухи.

– Прости, – бормочу я и больше не пытаюсь с ним заговорить.

Только когда нам задают обсудить ответы на сто восьмидесятой странице учебника, я снова обращаюсь к нему – и совсем не по поводу вопроса 2a. Дуайт протягивает руку, чтобы подвинуть учебник ближе и открыть его на нужной странице. Я смотрю на него некоторое время, прежде чем выпалить фразу, которую пыталась мысленно довести до совершенства в течение последних двенадцати минут:

– Так что, теперь ты вдруг меня возненавидел?

Я вижу, как его брови слегка приподнимаются, но он не поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Зато на этот раз хотя бы отвечает:

– Ну да, ты-то повела себя очень дружелюбно в столовой, да? Будем теперь лучшими друзьями.

– А чего ты от меня ожидал?

Это единственный ответ, который приходит мне на ум, и я понимаю, что он паршивый.

Но я не собираюсь оправдываться. Да и как объяснить все? Сказать, мол, я растерялась, так как не умею общаться с людьми, и пошла за теми, кого хотела видеть в друзьях, потому что не желала рисковать возможностью наконец-то с кем-то подружиться? Я не могу рассказать ему об этом, не поведав историю своей жизни и не выставив себя полной неудачницей.

И черта с два здесь кто-то узнает о Толстухе Мэдди. Я этого не допущу.

В ответ на мой риторический вопрос Дуайт пожимает плечами:

– Я думал, ты выше всего этого, Мэдисон.

Мне не нужно уточнять, что он имеет в виду: он считал меня выше того, чтобы бежать за модной тусовкой, даже не поздоровавшись с ним и Энди.

Но единственный ответ, который мне удается придумать, таков:

– Что ж, полагаю, нельзя во всем быть совершенством, не так ли? Или гением в физике.

– Даже не рассчитывай, я не стану делать за тебя проект в этом семестре.

– Я тебя и не просила, – огрызаюсь я, но его замечание меня не столько разозлило, сколько задело. – В прошлом году мне с трудом натянули четверку по физике. Уж извини, если я не могу угнаться за вами, гениями углубленных курсов. Засуди меня.

– Знаешь, мы предпочитаем называться «ботаны».

Я бросаю на него косой взгляд и с удивлением обнаруживаю, что он прячет улыбку.

– Конечно, – говорю я. – Именно это я и имела в виду. «Ботаны». Попался.

Дуайт больше не сдерживает улыбку.

– Ты поменяешь предмет? – затем спрашивает он.

– Не могу. Похоже, ты застрял в моей компании на весь год.

– Какое счастье.

Зубами он стаскивает с ручки колпачок и начинает писать ответы на вопросы. Бросаю на него взгляд: веснушки, неуклюжие руки и тощее тело, вьющиеся черные волосы…

При знакомстве с Дуайтом мне даже в голову не пришло, что он может быть «ботаном». Я не хотела наклеивать на него такой ярлык. Он показался мне просто очень милым, симпатичным парнем. Но теперь он сам себя так назвал, и в глаза вдруг бросилось, что Тиффани, Саммер, Кайл, Брайс – все они отличаются от него положением в обществе. Словно над его головой включилась мигающая неоновая вывеска.

Вот блин. Годами находиться бок о бок с людьми, которые не желают с тобой дружить, и тут такое… Но я просто… Я не знаю, что делать. Откуда мне знать, что делать?

Я не хочу терять дружбу с Дуайтом. Он мне нравится. И если перестанет злиться на меня, думаю, я ему тоже понравлюсь.

А с другой стороны, Тиффани и остальные девчонки казались очень милыми, и я почти – почти – представила, как дружу с ними и парнями. Но вряд ли мне светит место в модной тусовке.

– Я сожалею, – вырывается у меня. – Я имею в виду, о недавнем. Не знаю, почему я ничего тебе не сказала.

Какое-то время он молчит, но потом произносит:

– Все в порядке. Я понимаю. Новая школа, и ты сразу попала в модную тусовку… Я понимаю.

Он говорит это с таким сочувствующим, таким понимающим видом, что на мгновение мне почти верится: все так и есть. Но это не так. Он не знает и половины истории.

– По крайней мере, тебе хватило ума извиниться, – продолжает Дуайт. – Просто не забывай, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать.